Фразы и отдельные сведения. О Толстом и старческом авангардизме. Эпизод из кино: «Броненосец Потемкин», который в России провалился, смотрит в Америке один из бывших солдат, участников расстрела на Потемкинской лестнице. После фильма он пошел «сдаваться» Ему приказали, он стрелял в толпу, а теперь оказалось, что это люди. Искусство приближает лицо.

Рассказы о Восточной Пруссии, в которой он родился. О двойном по необходимости штурме Кенигсберга. Первый раз наши войска город обложили, но наткнулись на самый большой в Пруссии Спиртовый завод. Здесь наших танкистов в кальсонах и повязали эсэсовцы. Гибель и разбор несколько позже королевского замка это такое же культурное варварство, как и взрыв храма Христа Спасителя. В 1948 году всех оставшихся немцев выселили: «идеологически чуждый контингент». Книга Буйды называется «Прусская невеста». 1410 год битва при Грюнвальде («Крестоносцы» Сенкевича), 1914 — гибель армии Самсонова.(«Август 14-го» Солженицына).

О «Единстве настроения рассказа». «Нет ничего так быстро стареющего, как новое». О В.Пелевине: «Хорошо написанная проза; языка и стиля в ней нет». «Сорокин менее разнообразен, чем Пелевин». Что такое, подчас, русский писатель на Западе. Вик. Ерофеев, его «Страшный суд» издан на Западе тиражом 10 тыс. экз., но продано лишь 22 экземпляра. Совет нашим современным гениям: «Надо почитывать современную зарубежную литературу». Это приведет к смирению. Закончившиеся, по мнению Буйды, писатели: Т.Толстая, только что выпустившая роман «Кысь» и В.Нарбикова, выходившая даже в Индонезии. Дайте мне славу только на родине, а там посмотрим.

Сегодня вечером еду на радио, на прямой эфир к Алле Слонимировой.

29 ноября, среда. Утром с половины шестого читал «Новый мир». Здесь была одна «нагрузка» — рассказ Ильи Кочергина, за которого ратует Александр Евсеевич, и два материала «по интересам» — «Стариковские записки» С.П. Залыгина и дневники Игоря Дедкова. Название «Холодные руки циклопа», я полагаю, придумали покойному в редакции. И то и другое на меня производит впечатление. Стоицизм Залыгина, ведущего свой репортаж до самой смерти. Теперь ему надо поймать тайну старения, смерти и последних минут. Мне в связи с этим вспомнился его рассказ о поездке в Китай в составе делегации. Каждое утро он писал статью о своих впечатлениях. В этой придельной дисциплине ума и почти полном отсутствии рефлексии мне видится что-то даже неестественное. Впечатления сразу — в распыл. В дневниках Игоря Дедкова удивительным образом еще и присутствует картина дня рождения Залыгина, на котором Белов, Распутин и Крупин. Удивительная случайность, делающая многое выпуклым. Рассуждения Игоря мне не всегда близки, но подлинны, и вызывают настоящее волнение. Как ни странно, в памяти остается другое, о чем он пишет скупо и как бы отрешенно. Это пустая, без продуктов Кострома, описание его жизни в коммуналке, его тетки, которая идет с сидением для унитаза вдоль домов. То, что могло быть «художественным». Судя по записям, Игорь каким-то образом, возможно, самым прямым и естественным был из дворянского сословия. Отсюда и взгляд на государство, которое много у него отобрало, и мой взгляд, который считает, что это государство дало ему все. Игорь, как и я, много пишет о телевидении, полагая его выразителем власти, выразителем тенденции. Рассказ Кочергина очень прост, запоминается, близок мне и чист, но делать какие-либо выводы еще рано. Ну, умеет, ну ясно пишет, но это еще не будущее. Кажется, этот Кочергин чей-то высокопоставленный сын или внук. Из бывших, естественно.

Вчера состоялся итоговое заседание Исполкома у книголюбов. Я вижу, как постепенно, не умея переориентироваться, Общество дряхлеет. В своем выступлении я указал на новые условия работы и новые условия жизни. Нам надо становиться более социально отзывчивыми. Времени и самодовольству высших классов надо противостоять свою пролетарскую и полуинтеллигентскую солидарность. Мне кажется, что общество присосалось к программам Москвы и тихо похрапывает. К сожалению, собирается уходить Игорь Котомкин, который все понимает. Наше дело — показывать уникальность опыта общения с книгой в отличии от других форм общения с культурой и с Интернетом.

В Думе как-то кисло проходит закон о государственной неприкосновенности бывшего президента. Хорошо, давайте, в память о том, что оно нами управляло, сохраним это честолюбивое бревно, но почему мы должны охранять еще дочь и внуков? Лучше сразу дать им всем звание великих князей, а мы все так и останемся крепостными.

Вечером читал газеты Саши Проханова «Завтра» и «День литературы». Очень самодовольный Володя Бондаренко ведет диалог с Юрой Поляковым. Оба чрезвычайно любят себя и занимаются скрытой рекламой своих сочинений. Это понятно. Тут же обзор прессы Николая Переяслова с упоминанием меня несколько раз. («Дневник» С.Есина, хотя и перегружен деталями личного, а в особенности медицинского характера, но в целом весьма интересен».) Ни мысли ни стиля, но зато у Николая какое преклонение перед начальством. «Самыми современными из всех материалов воспринимаются путевые очерки Александра Сегеня и Николая Коняева о поездке группы писателей на остров Валаам, в которых день сегодняшний наглядно пересекается со вчерашним». Это в одну сторону. Теперь в другую. «Понятна для нас важна….и позиция государыни императрицы Екатерины в отношении литературных журналов, поведанная в новых главах из романа Валерия Ганичева «Державница» (прямо хоть отксеривай их да рассылай представителям нынешней власти — от президента до наших думцев и губернаторов, чтоб поучились державному взгляду на журналистику). Ни больше, ни меньше.

30 ноября, четверг. Состоялся Ученый совет. Для меня главное на нем — это согласие коллег написать ходатайство в министерство о продлении моих полномочий, как ректора, до 70 лет. Это, конечно, не означает, что меня изберут на третий срок. По закону ректор обязан прекращать свои полномочия в 65, но Министерством при наличии письма Ученого совета срок может быть продлен до 70-ти. Во время этого заседания услышал много для меня лестного, но поражался тому стоицизму, с которым я все это вынес. Понимал, что коллеги говорят лишь правду, что выговориться таким образом им было необходимо и это тоже естественная для русских форма внутренней благодарности. Так благодарят за помощь соседа и всегда ждут предлога. Стеснительные мы люди. Тем не менее, я при этом страдал. Я с детства привык, что лесть это плохо, и хотя какая это лесть, был напряжен и зажат. Вспоминали в том числе и разные курьезы моих выборов, статью в «Известиях» и пр. Интересная подробность, когда вышел «Альтист Данилов» Вл. Орлова, то «Литгазета» по распоряжению Чаковского долго искала автора, который смог бы роман отругать. Никто не хотел, тогда вызвался и первым написал отрицательную рецензию Вл. Иван. Новиков. Ему, Орлову, не хватило там соцреализма. Ай да модернист.

Интереснее были для меня два отчета преподавателей нашей кафедры — М.П.Лобанова и А.В.Тиматкова. Здесь получился интересный и глубокий разговор. Леша все в области теории, Михаил Петрович по практике. У М.П. Паша Гасин написал повесть: мальчик нанимает киллера, чтобы освободиться от своей бабушки.

Вечером был на презентации огромного Биографического словаря «Русские писатели 20 века». Здесь 591 имя. Немножко комплексную, как сюда затесался я. Редактировал это огромное предприятие Петр Алексеевич Николаев, он же в самом начале вечера выступил с большой и блестящей речью. Здесь об общем течении литературы и таланте умения не смешивать личность и быт писателя с его литературой. Повторить это невозможно, но будет обидно, если эта речь окажется незаписанной. Писателям-персонажам давали по тому. Первым делом прочел статью о себе И.Г.Минераловой. В статье есть описки, но сделано это с огромным тактом, знаниями и уважением к писателю. Дело не в общем комплиментарном тоне статьи, а в уровне осмысления. Ирина Георгиевна заметила и проанализировала то, о чем я и не помышлял. В своем небольшом слове, — меня как бы подняли почти насильно, — я говорил о смелости и дерзости авторского коллектива, замахнувшегося на подобный труд. Что-то было и еще. Несколько раз мне хлопали.