Повторяю, фонд радио огромен. Другое дело, что частично он разбазарен, может быть, частично «приватизирован». В известной мере, пропал вкус к чистой классике, высвобождая место для рекламы, мы иногда забываем или игнорируем лучшее из наших национальных богатств.

Итак, что бы я мог предложить для литературного канала, который можно обозвать как угодно — «Русская литература», «Русская муза», можно назвать — «Российская словесность».

В первую очередь, это литературно-драматические инсценировки, классические спектакли, записанные в исполнении мастеров из старых фондов Гостелерадио; репортажи с литературных праздников, юбилеев, поэтических вечеров; ежедневный выпуск журнала «Новинки литературной жизни», «новинки литературно-драматического вещания», новые постановки, осуществляемые на основе русской и зарубежной литературы, интервью с российскими и зарубежными писателями по проблемам современной литературы, передачи драматических постановок московских театров. Вы ведь, Михаил Ефимович, наверное, видели «Контрабас» Зюскинда в гениальном исполнении К.Райкина? Но ведь пока это видели и слышали в лучшем случае 2 000 человек. Ну, еще 5 тысяч услышат и увидят в течение года, А ведь Отечество наше велико и обильно. На этом канале я бы ввел вещание с часовыми и двухчасовыми блоками, с короткими, пятиминутными новостями культуры в течение каждого часа. Реклама на канале могла бы быть представлена короткими, 30-секундными клипами и носила бы, наверное, тоже культурный характер.

Дотации на создание канала могли бы быть отчасти получены но государственной линии — разве наше государстве уже отказалось от какой-либо просветительской деятельности? — отчасти от заинтересованных спонсоров, имена которых постоянно оглашаются в кратких вставных напоминаниях дикторов. К созданию каналов в качестве соучредителей можно было бы привлечь творческие союзы. Можно было бы дать большое количество рабочих мест для актеров, режиссеров, звукотехников и чрезвычайно оживить культурную жизнь страны, интегрируя ее на лучших образцах отечественной литературы, культуры и исполнительского мастерства.

Мне не надо на это письмо, Михаил Ефимович, ответа, я не буду лихорадочно следить, что по этому поводу делается. Потому что сделать что-либо в наше время трудно, но кое-что надо начинать, а кое-что пора возобновить. Я только крепко надеюсь, что аварии, подобной произошедшей на Останкинской телебашне, и трагедии, случившейся на подводной лодке «Курск», — будут все реже.

Вечером ходил в бассейн и читал.

Надо мной постоянно висит конкурс Пенне. Литература, присланная на конкурс, — конечно интересная, но кипа непрочитанных книг из картонного ящика все не убывает. При всей прелести нашей литературы заметил, что для интереса читаю литературу другую. Сейчас параллельно с принудительным чтением взасос читаю «Остаток дня». А что касается Пенне, то во всем этом самое интересное — кто же кого выдвигает. В постановке этого вопроса возникает удивительная оценка пишущего, а чаще всего чудовищная переоценка себя и полное незнание — на каком уровне работает окружение.

Вот Боря Шереметьев с его «Морским рундучком отставного капитана Усова». Сборник исторических рассказов — простеньких, незатейливых, по-своему прелестных, настоящее чтение для четвероклассника. Естественно, ни с Маканиным, ни с Баклановым, ни с Пелевиным в один ряд это не становится и не конкурирует.

Или — другой автор, «Знаменский», Валерия Алфеева, «Странники» — о православном служении в Америке. Здесь имена, фамилии, история, прелестно написанные пейзажи и отдельные отчерки духовных деятелей. Но не больше. Познавательно. Душевозвышающе. Но не выше. Есть некоторые проговорки, как бы сугубо «Знаменского» характера: «Санта-Розу мне называли деревенькой, хотя ее яркие коттеджи в садах с розарием и стриженым газоном ничем не напоминают серых изб и запустения русских деревень». Естественно, духовность «русских деревень» писать труднее. Ее повесть «Подарок к совершеннолетию» — в «Новой России» — обычное автобиографическое произведение: война, родители, нравственные грехи, невыполненные обещания. Грамотно, точно и опять — не более. Такова же книжка «Шаман», хотя уровень ее чуть пониже — Ирины Полещук, нашей выпускницы и ученицы Володи Орлова.

Неужели автор не чувствует своей беллетристической направленности, неужели не чувствует, что не имеет права на претензии? Ни черта она не чувствует. Повеселила, правда, книжечка нашего недавнего выпускника Кирилла Рожкова «Записки сына ветра». Здесь хоть какая-то наивная, сегодняшняя интонация, и полное отсутствие претензий. Пишет как дышит. Это для меня приятная неожиданность и я даже сказал бы — событие знаковое. Никогда заранее не хорони выпускника. Правда, в свое время Рожкова я отбивал от мастеров, которые его ругали за дело и крепко. Приехал из Оленегорска Витя Ибрагимов, сосед Мамая и коллега Юры. Рассказывал мелкие новости, которые я очень люблю слушать. Есть известие и про мамаевские штаны. Саша не успел сойти с самолета в Мурманске, как тут же обнаружил штаны такого же фасона и качества, т. е. идентичные его собственным, за 800 рублей. Ну что же, а как Саша хвастался, как его вежливо обслуживали, какие длинноногие девушки.

1 сентября, пятница. Мне казалось, что в этом году мы так и не откроем учебный год. Страшился своей усталости, неустроенности института, разора в общежитии, отсутствия там охраны. Не было, казалось, ни одной мысли для вступительной речи. Но вот наступил день, я открыл рот и пошло, и поехало. Интересно, что, как всегда, еще накануне, в четверг отпросился Леша Тиматков. В этот день мы вместе обедали и он интересно говорил, чуть-чуть раскрыв себя. Обольщаться насчет его отношения ко мне не следует, у него друзья в другом, часто воюющем со мною лагере. Так вот интересно, что Леша отпросился на пятницу, на день начала учебного года. Вот и мои проректоры. С.П. тоже отпросился, повел сына, моего крестника в школу. Д.Н. просто не пришел. Мы любим считаться проректорами, а работу проректора не любим. Зато очень хорошо на митинге выступил В.В.Сорокин. Пахнуло старой школой, когда на выездных пленумах у секретарей было главным выступить, и как бы этим отработать свой долг. Но тем не менее и пафос, и горячность здесь были уместны. Я ему даже сказал что-то вроде того, что теперь будешь выступать каждый год. Народа и студентов новых и старых было много, будто вернулось старое время.

После митинга я поехал в общежитие смотреть ремонт и договариваться с охраной. Почти случайно, но, кажется, я ее нашел, но это будет обходиться институту в копеечку. Правда, здесь мы будем еще платить и жильем, и пропиской. Охранники — молдаване-рабочие, привлеченные к ремонту фасада на Тверском. Уже завтра в девять утра они могут заступить на смену.

Был бывший студент Раджабов, который говорил, что зашился, что ночует на вокзале, мне его было жалко, но не поддался, я его уже столько раз восстанавливал в институте, переводил на заочное отделение, выселял из общежития. Сейчас его мать прислала письмо, он ей в Дагестан не пишет. Сердце у меня за него болит. Когда я его принимал в институт, мне казалось, что он будет писать свои басни, но его интересует только материальная, физиологическая жизнь. Но вот наша тусовка, наши разговоры тянут.

Не забыть: посмотреть относительно возможности привлечь, как преподавателя Женю Лесина, кажется, он бросил пить. Как блестящ, как остроумен, как широк.

Вечером дочитал роман Кадзуо Исигуро «Остаток дня». Удивительно цельное и глубокое произведение. Здесь все: и народ, молчащий и подающий господам подогретые тарелки, и историческая атмосфера, и фашизм, и любовь, и несколько замечательных характеров. В первую очередь поражает скудность средств, которыми все это достигнуто, — простота. Речь идет от лица дворецкого Стивенса. Показано, как власть вколачивает в людей интеллектуальную покорность, как под давлением привычки повиноваться гибнет личность. Здорово сделана любовь дворецкого к экономке мисс Кентон. Судя по переводу, и в языковом отношении все довольно сдержанно, т. е. малыми средствами.