Самое интересное: правильно или нет, но Аврора Дюдеван считается дальним потомком знаменитой на всю Европу связи Августо Сильного Саксонского и знаменитой авантюристки графини Авроры Кеигсмарк. (А.Толстой «Петр Первый») И бабушка, и правнучка с мужчинами обращаться умели.

В музее — выставка чудесных портретов и женских украшений времен Империи. Веера, ожерелья, браслеты, брошки, диадемы — все на фоне чудесных, «роскошных» портретов. Вся выставка направлена против сегодняшней феминизации женщины — против «деловой женщины», в которой мы с изумлением обнаруживаем, что она еще женщина.

Начал читать Гениса «Иван Петрович умер» — статьи о литературе — ярко, порой действенно, но холодно.

Разговоры с Ив-Мари касались его отца — старого поэта, живущего в Бретани. До сих пор пишет, собирает книги и все те же проблемы — «темного» населения.

Против воли, я замечаю, как много эти черные и смуглые люди все же делают. Все они каменщики, штукатуры, чернорабочие. Франция ли пользуется их трудом, они ли пользуются социальным богатством страны — сказать трудно. Они вместе. Закон запрещает статистике подсчитывать эмигрантов и новых (родившихся здесь) французов по цвету кожи и этнической основе. Они все — французы. Возможно, это социальная трусость, но может быть — акт прозорливости. Почему-то мне лично не хочется увидеть Францию 21-го или 22-го веков. Да и Россию тоже. Важно было бы, чтобы они остались.

Я все чаще, читая того или иного автора, обращаю внимание на годы жизни. Сколько?

Ездили в Шантийи, в замок Конде и Монморанси. Прекрасный сад, спроектированный Ленотром: гений всегда должен делать много и быстро. Есть памятник Ленотру. Частный музей, подаренный собирателем, герцогом, государству. Очень много знаменитых портретов. Но все в путеводителе.

Самое яркое — в поезде: молодая пара, мальчик и девочка лет по 20–22 читали: она — «Теорему» Пазолини, не знаю, сценарий ли, или есть такой роман, а он — «Лолиту» Набокова.

Вечером в кино видели «Лунного папу» Худайназарова. Хорошо, но очень экспертно. Собственная родная таджикская этнография продается, как газ.

27 мая, суббота. Очень узок круг моих наблюдений. Утром поели и — за работу, в музеи. Решили сделать финальный аккорд — купить музейную карту на один день — 80 франков на одного. В метро опять двое русских музыкантов — аккордеонист и саксофонист. Обоим до тридцати лет — оба узнаются по специфически русской повадке, отчасти по одежде — оба в сандалетах (но у одного на босу ногу, у другого с носками), и, конечно, по музыке. Играли они с невыразимым изяществом, легко перебирая короткие пьески, и оба были так обворожительны и пластичны, что мы ими залюбовались. Играли они два перегона. Один почти у двери, а другой, облокотившись на какую-то стальную держалку. Потом аккордеонист пошел собирать деньги, а саксофонист в это время играл. Они, кстати, много играли из Вертинского «Дорогой длинною, да ночью лунною…». Мы тоже, несмотря на скудный кошелек, дали 5 франков.

1. Музей Бальзака

2. Музей Д`Орсей

3. Могила Наполеона

4. Музей великой Армии

Французы в музеях любят роскошь. Наверное, поэтому в их музеях внимание придают обстановке. В нашем понимании, когда разворачиваются щиты с документами о литературной жизни, музей Бальзака скуден. Домик в самом центре Парижа, в районе Пасси, но расположен таким образом, что никогда не подумаешь, что он, как горская сакля, спускается вниз по горе, а попадаешь ты лишь на его первый (четвертый) этаж. Садик, куда этот первый этаж выходит, хорош. В него сверху смотрит многоэтажный дом. Наибольшее впечатление произвела страница верстки, правленная рукой Бальзака. Это очень напоминает, как работаю и я, грешный, и любой писатель, уточняю и делаю выпуклее мысль. Все поля полны правкой. Правил Бальзак «по газетному» на «вожжах». Из технологии: так же, как и в «Комнате под сводами» в Ясной поляне, у французского мэтра подпилены ножки рабочего кресла. К старости писатель становится слаб глазами. Внутренняя зоркость увеличивается, а зрение слабеет.

Мало книг, подлинных вещей. И их, видимо, ценят. Смотрительница сразу подошла к витрине, где находятся личные вещи: трость — золото с бирюзой, золотые карманные часы с гербом и печатка, как только к витрине подошли мы.

Железнодорожный вокзал в центре Парижа, на набережной Сены превратили в музей. А собственно, зачем вокзалы в центре современного города? Я совершенно отчетливо вижу, как станет музеем Киевский вокзал, а, собственно, сам вокзал окажется где-то на Юго-Западе или в районе Внуково. А почему бы и нет? Станет труднее добираться до Черемушкинского или Аэропортовского рынков только перекупщикам и людям с коробами. Но овощи в Париже в коробах и мешках на метро не возят. Рынок начинает работать, как рынок, если только его охраняет власть. А сколько под перестроенный дебаркадер Киевского вокзала могло поместиться произведений искусства, хранящихся сейчас в запасниках музеев. Центральные музеи трещат от переполнивших запасники произведений искусств. Это вообще одна из крупнейших задач русской современной культуры: рассредоточить по стране когда-то свезенные в Москву и Ленинград картины, скульптуры, произведения прикладного искусства. Но ведь вот в чем вопрос: раскрадут, растащат по дачам. Я хорошо помню, как один из начальников от идеологии приказал выломать — это здание, где он работал — камин, в котором Гоголь сжег свои рукописи.

Мир вообще, повторяю, переполнен произведениями искусства очень высокого уровня, ждущих признания, но тем не менее, даже в очень крупных музеях вещей самого высокого класса не очень много. Они выхватываются из общей массы опытным зрением мгновенно. Так и в «железнодорожном» музее Д`Орсей. В огромных дебаркадерах, столь же изящных, принадлежащих своему времени — конец XIX — начало XX века, — как и Киевский вокзал, как и Эйфелева башня, разместилась огромная экспозиция. Сейчас музеи творятся не как собрание только одних раритетов, а как некое шоу, где посетитель смотрит «весь поток», отмечая, если он чуть-чуть в этом деле понимает, знакомые по репродукциям и телевидению произведения. Такой же собственно и музей современного искусства. Выставлено все, и говорю это без уничижительного оттенка. Выставлены оригиналы скульптур, украшающие мосты и здания, картины выставлявшиеся в «Салоне» — в то время скандал, — а потом вошедшие в сокровищницу мирового искусства. Есть залы с мебелью в стиле модерн, стоят макеты вокзалов, театров и отелей. Самая интересная игрушка этого музея — огромный макет Гранд-Опера, зал, в котором макет выставлен, называется «Ореrа rооm». Еще когда я, в натуре, в городе, обошел Гранд-Опера по периметру и со стороны площади Дягилева посмотрел на задний фасад, я обратил внимание на объем закулисной части: да это целая фабрика видений со своими мастерскими, хранилищем, балетными залами, кабинетами администрации и прочее и прочее. А здесь дан разрез этого здания, показана огромная империя, наглядно видно, какие гигантские полотна декораций, все эти задники, падуги во все зеркало сцены могут быть подняты вверх по всей их длине или спущены на много метров вниз, видна конструкция, показывающая, как сначала поднимали, чтобы зажечь свечи, а потом спускали в зрительный зал гигантскую люстру. Вообще, чтобы быть кратким, можно сказать, что и конец, и начало прошлого века показаны синхронизированно с направлением искусств и самой жизнью.

Самое драгоценное сокровище всего этого пышного и разнообразного парада — коллекция импрессионистов. То, что мы в свое время выхватывали поодиночке в разных музеях нашей страны, а потом и за рубежом, представлено здесь во всей своей целостности, как единый поток единомышленников, может быть, и не всегда друживших и знакомых друг с другом, но исповедующих новое видение мира. Ах, как хочется вспомнить здесь отдельные работы из коллекции миллионера Щукина, ставшие основой экспозиции музея изобразительных искусств им. Пушкина. Нам казалось всегда, как это много. Но это лишь проблески. Шедевры здесь в залах Д`Орсе.