— Да я… да я… ах ты…

Я снова притянул ее к себе и обнял. Она отбивалась, брыкалась, брызгалась, но все же снова утихла на моей груди. Я улавливал манящий аромат ее волос, запах ее кожи, блеск ее глаз. И стук ее сердечка.

— Пойми же, Эдолия: жизнь — это череда желаний. Они вспыхивают, затем воплощаются. Затем снова вспыхивают. И снова воплощаются. Но есть изначальное желание, которое дает им всем толчок. Так вот я ищу его, странствуя по миру. Оно очень простое, я чувствую. Оно витает где-то рядом, всякий раз, когда я слышу: «Я хочу, я желаю». Оно везде. Его даже не нужно искать — его нужно понять. Но чтоб понять — нужно искать. Потому я и ищу. Но если завершу поиски, то все мое существование прекратится, оно навсегда лишится смысла. Я могу попросту исчезнуть. Не уйти, не пропасть в соседнем городе, а именно — исчезнуть. Понимаешь, Эдолия? То есть ты лишишься не только героя, но и надежды увидеть его.

Она надолго умолкла. Я наполнил кубок, сделал несколько глотков, предложил ей. Она безмолвно взяла, тоже отпила. Ей стало легче.

— Ладно, — полумрак вздрогнул от ее шепота. Она взволнованно дышала. — Я все поняла. Но только одно скажи — кто ты?

— Это неважно.

— Для меня это теперь важнее всего, — призналась она. — Так кто ты?

— Тот, кого ты видишь, — без заминки выдал я.

Она пропустила мое высказывание и вонзилась проницательным взглядом.

— Ты тот, кого я ждала?

— Разумеется, — успокаивающе молвил я.

— Слава Богу! — она опустила взгляд и прижалась сильнее.

— Раз я здесь, — добавил я. — Но если бы Годдрих в свое время не струхнул, то здесь был бы он. Ты же сама говорила, что уже готова была отдаться ему. Героем стал бы он.

— Но его здесь нет, — облегченный вздох всколыхнул ее грудь.

— Потому что ты не захотела. Или он…

— Я ждала тебя!

— Но он больше похож на героя. Он красив, могуч, силен, богат, великодушен, благороден…

— Ты мой герой, — резко отрубила она. — И сила твоя гораздо больше, чем графа Тильборского.

— А если я применю ту силу и превращусь в него?

Эдолия подняла голову, с вызовом посмотрела мне в глаза, слегка нахмурилась.

— Ты не посмеешь!

— Я знал нечеловеческие муки, — вспомнилось мне. — Я их терпел и превозмог. И ныне — я не человек. Не человек же смеет все, что неподвластно человеку!

— Да, ты не человек, — подтвердила она, прищурив глаза. — Я нисколько не сомневаюсь в силе твоих превращений, как и в прочих твоих способностях. Но ты не посмеешь. Потому что я этого хочу. Ты мне нравишься таким. И если снова появишься в моей жизни, прошу, не меняй облик.

Я победно усмехнулся и потискал ее в объятиях.

— Вот потому я и не меняю его.

Она притихла, точно пойманная канарейка в руках. Но вдруг снова оживилась.

— Когда ты уйдешь?

— Ближе к рассвету.

Я почувствовал, как она принялась гладить меня под водой.

— Значит, у нас еще есть время.

— Время есть всегда. Особенно у тех, для кого вечность — миг. И наоборот. Кто умеет одно превращать в другое. Для него время не имеет значения, ведь он сам творит его.

Она уже тяжело дышала и томно постанывала. Желание ее переполняло сердце — оно бешено застучало. Вода в бассейне потеплела. Она уже оплетала меня всем телом, страстно целовала шею и грудь.

— Преврати… преврати его в вечность. Здесь и сейчас.

— Не могу, — сочувственно прошептал я. — Иначе мы исчезнем.

— Но ты ведь все можешь. Сделай так, чтоб мы не исчезали…

— Тогда исчезнет весь мир.

— Мне все равно, — все сильнее и страстнее целовала она меня. — Для меня важно лишь изначальное желание. Это ты…

Я взял ее на руки, покружил в воде, высоко подкинул. Она коротко взвизгнула. В таинственном багряном свете мелькнуло красивое девичье тело, в ореоле серебристых брызг. И Эдолия с детским писком плюхнулась обратно. Я нежно обнял ее и поцеловал. Ее сердце наполнилось таким первородным счастьем, что она едва не потеряла сознание. Она дико набросилась на меня и жадно впилась в мои бескровные губы, наполняя их живительным теплом жизни.

И пришлось мне остаться. Правда, лишь до утра. То есть на миг, очередной миг жизни. Но для нас он длился целую вечность.

6 Барон

Ночь пронеслась на одном дыхании, словно исповедь раскаявшегося грешника. Но нет в том греха, что таит в себе ночь. По крайней мере, для тех, кто упивается таинством ночи, вкушает ее тайные соблазны и делится ими с близкими людьми. Наверное, потому она и черна, норовя скрыть все от жадных осуждающих глаз, которые так и выискивают поводы для сплетен и злословия. Хотя в глубине подобных осуждений лежит исключительно одно — зависть. Извечная зависть, черная, как сама ночь.

А ночь прошла и превратилась в память. Память же никогда не истлеет. Еще одна ночь, еще одно событие, еще одно приключение. Еще одна страница в бесконечной книге жизни. Мы перелистываем ее день ото дня, и ночь от ночи. И не важно как написано: черным по белому, или белым по черному. Важна суть, или то, что написано. Важно умение читать. Но еще важнее понимать написанное. Особенно в той книге, которую сам пишешь. И в той судьбе, которую сам вершишь.

Улыбка озарила мое лицо. Эдолия! Прекрасная колючая роза за каменной стеной. Это имя навсегда вошло в мою память яркой вспышкой. Не потому что она молода, красива и соблазнительна. Не потому что страстна и горяча. Но потому что ее чувства искренни. Надеюсь, и я остался в ее памяти той же вспышкой. Ведь она так смотрела на меня, она так молила остаться, она так просила взять с собой. Да, иногда приходиться быть очень жестоким. Ведь разрушение чужой мечты всегда жестоко, пусть то и во благо всем. Ведь я легко мог остаться, или взять ее с собой. Но тогда бы лишился свободы, а заодно и жизни. Нет, я бы не умер. Просто таковым бы уже не был. А я ведь нравлюсь вам именно таким, несмотря на свой неприятный вид? Ведь так?

Потому-то и не меняю свой облик.

Утро вступало в свои права. Рассвет уже расплылся над лесистыми холмами, над далекими силуэтами гор, и орошал мир волнами нежно-розового света. Редкие хлопья тумана призраками крались вдоль дороги, выглядывали из-за деревьев и кустов, скользили над далекой рекой. Тени блекли, черные и серые краски редели. Наступала новая пора. В высоких кронах уже пели первые птахи, пробужденные светом, голодом и жаждой жизни. Они взывали неведомо к кому, спеша поделиться с ним всей своей радостью. Радость же та передавалась всему миру, в том числе и мне.

Мне тоже было радостно. Я все брел по дороге и думал о прекрасной девушке, оставшейся в замке. Нет, я нисколько не жалел о разлуке. Никогда о ней не жалею и всегда жажду встречи. Но не может быть встречи без разлуки, как не может быть будущего без прошлого. И мы в своем нынешнем бытие, как связующее звено между ними…

В этот ранний час дорога была пуста и безлюдна. Однако запахи тысяч желаний до сих пор витали в воздухе, храня память о вчерашнем дне. Тысячи следов украшали ее, переплетясь в сложный невероятный узор. Ближе к городу он завивался и уплотнялся; дальше от города — редел и таял. Я пошмыгал носом, посопел, фыркнул и поспешил дальше.

Вскоре тракт оживился. Потянулись одинокие всадники, возницы, обозы. И пешие, вроде меня. Они молчаливыми призраками вырисовывались на дороге, молча проходили или проезжали рядом и таяли позади. Если бы не скрип колес да стук копыт, то сходство стало бы поразительным. Утром все люди подобны призракам. Они еще не высвободились из цепких объятий ночи, они еще не перешли окончательно из мира сновидений в мир реальности. Их движения медлительны, их голоса хриплы и низки, их взгляды тусклы. Их глаза отражают лишь слабый утренний свет. Их желания еще холодны и слабы. Но кровь уверенно разгоняет дрему по венам, стряхивая остатки снов в придорожную пыль. Пройдет немного времени, и желания их забурлят, забьют ключом, засияют и начнут плескаться через край чаши их душ.