— Как бы мне хотелось этого. Я хочу быть с тобой.

Я коротко покачал головой, и красноречиво сверкнул глазами.

— Если я стану человеком, то лишусь силы. А желания и мечты мои приземлятся, и не смогут более воспарить. Но мне нравится летать.

— А я не могу летать с тобой? — голос ее дрогнул робким туманным желанием.

— Увы, Тайла, увы! — произнес я обреченно. — Я бы рад, но ты тоже простой человек. Летать, правда, может каждый, но вот научится — это сложно. И в первую очередь — ввиду отсутствия вашего же желания. А я навязываться не люблю — я люблю летать.

Она горько вздохнула, и прижалась ко мне.

— Как же я буду жить без тебя?

— Очень счастливо.

— Нет, мне будет очень плохо.

— Лишь первое время.

— Но я всю жизнь буду помнить о тебе.

— Это приятно.

— Ты мой Бог!

— Пусть так. Но это лишь твоя истина.

— А иные меня не интересуют.

— Вот и отлично.

— Мы встретимся еще?

— Пути мои неисповедимы.

Она подняла глаза, проницательно посмотрела на меня и едва не взмолилась.

— Так может, на прощание хоть скажешь — кто ты?

Я усмехнулся.

— Ты же знаешь ответ.

— Откуда мне знать? — Тайла сильно сжала мою ладонь.

— Ты же знаешь, что я скажу.

— Да. Ты снова скажешь: «Это неважно», — с глубокой горечью отметила она.

— Да. Так я и скажу, — несколько разочарованно уронил я.

— Но… это не раскрывает твою суть.

— Напротив, — я откинул упавшую прядь ее чарующих волос. — Это как раз таки ее и раскрывает.

Я улыбнулся, и снова ее поцеловал. И мягко отстранил. Ее большие округлившиеся жемчужины глаз предательски блестели. Длинные пушистые ресницы робко дрожали. Равно как и ее простые хрупкие желания. Но я уже чувствовал — они крепнут. Вскоре она уже сильно изменится. Невзгоды и трудности перестанут довлеть над ней — она с легкостью станет преодолевать их. И нет в том моей заслуги. Только ее. Мое здесь лишь одно — желание, что так и будет.

А потому так будет.

— Прощай, милая Тайла. И спасибо тебе за все. Я тоже никогда тебя не забуду. Прощай. Прощай. Ты встретишь еще достойного мужчину. И приглядывайся к нему внимательнее — может, то буду я, изменивший свой лик? Ступай, тебя уже ждут. Кони бьют копытами — их манит дорога. Твой путь будет долог. Не скрою — он будет труден, местами даже очень. Но ты не бойся. Испытания всегда соизмеримы с твоими силами. Да, знаю, не всегда это верно, но верно то, что тебе дано укреплять свои силы. Но все это неважно. Важна лишь только цель. А она светла. Прощай. Прощай, любимая. И не оборачивайся мне вслед. Иди. Я тоже люблю тебя. Даже, больше чем, но то уже неважно. Ведь более мы не встретимся. По крайней мере, в пределах твоей жизни. Хотя, как знать, ведь жизнь бесконечна…

И вдруг в глубинах сознания я услышал чей-то голос. Похоже на мой. Но далеко — слышно плохо. Он пах печалью и искренностью. Он отражался в ее блестящих карих глазах благодатным эхом. Далекий тающий голос. Я прислушался внимательнее. Далековато… но я все ж разобрал:

И, развернув к поджидающему экипажу, я мягко подтолкнул ее в спину. Она послушно зашагала, но ее переполняло сильное искушение обернуться. Я чувствовал ее слабость — уж очень она была сильна. И вскоре возобладала. А разве могло быть по-иному? Ведь истинная сила человека в его слабостях. Ведь слабости рождены желаниями. Она порывисто развернулась, и… ахнула. Ибо не увидела никого. А по всей округе раскинулись безбрежные живописные просторы, пропитанные пряным духом разнотравья. И одинокая лента дороги, как символ жизненного пути.

Но меня на ней уже не было…

Я шел по пыльной проселочной дороге. Изношенный прохудившийся плащ спадал с плеч, прикрывая серый кафтан, ветхую рубаху, такие же штаны и высокие мягкие сапоги. А более при мне ничего не имелось. Не обременяю себя излишней тяжестью.

По обе стороны тянулись фермерские поля и нивы, живописно раскинувшиеся под солнцем. Наливающиеся колосья шуршали под дуновением легкого ветерка. И пахли они трудолюбивыми руками, что по весне предали зерна благодатной земле. Надо мной пронеслись жаворонки, и в их пении слышался любовный призыв. На смешных пугалах важно восседали вороны, словно сами оберегали их от людей. Высоко в небе бело-серыми точками кружили аисты. Казалось, они высматривали, куда бы подбросить ребенка, спеша осчастливить людей. Вдали бугрились холмы, издали напоминающие обомшелые валуны. Тут и там выглядывали яркие лики подсолнухов. Дети солнца тянулись к тому, кто давал жизнь и свет. Они тянутся к тому, кто дает больше, чем получает. Равно как и все вокруг тянутся к такому.

Но не ведают они, что любой источник иссякаем, и лишь время исчисляет его меру. Благо, время солнца безгранично… В рамках ваших жизней. Но не моей. Вот потому-то и задумываюсь я о вечном.

Я неспешно шагал, наслаждаясь каждым вдохом, каждым взглядом, каждым мгновением моей жизни, каждой мыслью, что рождались при виде сказочных картин. Мне было хорошо. И хоть не человек я, но в такие минуты мне тоже хорошо. Ведь подобен я человеку. В такие мгновения я ничего не желаю, так как есть у меня все…

Мир — есть желание.

Мир есть замысел.

Я наслаждался миром…

Позади раздалось бряцанье и тяжелый перестук. Я обернулся. Меня догоняла скрипучая повозка. Возница — грузный широкоплечий мужик средних лет, держал вожжи и погонял саврасого коня. Его лицо, заросшее темно-русой бородой, выражало простое удивление и интерес. Льняную рубаху он закатал по локти, и на коже виднелись старые и свежие ожоги. От него пахло железом и углями. А также трудолюбивым упорством. Тем самым, с которым проточная вода грызет неподатливый камень. Я замедлил шаг, временами оборачиваясь, и приглядываясь к незнакомцу. Скрип приближался. Вскоре мы поравнялись, и он басовито окрикнул меня с высоты телеги:

— Далеко ли путь держишь, мил странник?

— Далеко, — отозвался я, ладонью загораживая солнце.

— Ежели до городу, то могу подвезти, — прозвучало с искренней улыбкой и готовностью.

— Не велик барин — так дойду, — отмахнулся я.

Он очень удивился. На миг задумался. И сказал:

— Видать, воистину барин, раз с простолюдином тебе ехать зазорно.

Я улыбнулся. Посмотрел в его чистые глаза и одним прыжком перемахнул через борт.

— Каков прыгуч? — подивился он.

— Да, я таков!

Мужик снова щелкнул вожжами, и телега со скрипом тронулась с места. Я устроился подле него на тесаной плахе. И ждал.

— Знать не барин, — окинул он меня потеплевшим взглядом. — Раз подсел-то.

— Не барин, — успокоил я его. — Но я бы и так сам дошел.

— Так чего ж запрыгнул?

— Да вот ты мне стал интересен. Ты, и ход твоих мыслей. Иначе б никогда не запрыгнул. То есть — как ты воздействовал на меня мыслью, чтобы я свое решение изменил.

— Во как! — оживленно воскликнул возница. — Ты слыхал, Гриворыл? Его мысли наши заинтересовали.

Лошадка лишь тряхнула гривой, услыхав свое имя.

— Как хоть звать-то тебя? — прищурился мужик, всматриваясь в меня — его слепило яркое солнце.