Эти греческие философы в Александрии, Антиохии и других крупных городах встречались с еврейскими раввинами и вели с ними философские диспуты, потому что философы в то время, в отличие от нашего, ужасно любили спорить на научные темы.

А евреи, чтобы ни говорили, находили им очень хитрые возражения, потому что — диалектика! Это искусство греков, но евреи выходили из положения очень ловко.

«Нет-нет, — говорит, — Аристоден, ты меня не п-о-нял. Я — совсем другое имел в виду».

«А что?»

Тот, будучи поражен в предыдущем диспуте, сразу дает новое толкование.

«Нет, и это — тоже не верно», — и доказывает.

А еврей в ответ: «Нет, ты меня не п-о-нял. Вот сейчас, сейчас придет Мардохей, он тебе объяснит».

Мардохей говорит — третье, совершенно ни к чему.

Ну, тогда греки рассердились. Пошли к царю Египта Птолемею II, находившемуся в Александрии, и говорят: «Мы не можем спорить. Они все время меняют тезис, который мы должны опровергнуть. У них же есть — Книга».

Тот говорит: «Ладно, я сейчас это всё улажу».

В один день в Александрии было арестовано 70 еврейских раввинов. Их привели в царский дворец. Вышел царь и сказал очень короткую речь:

«Сейчас вас разведут по камерам. Выдадут папирус и принадлежности для письма. Извольте перевести на греческий язык вашу Библию, и тогда мы будем знать, как с вами спорить. Если вы переведете правильно, я вас всех отпущу домой. Если вы там чего-нибудь напутаете и тексты не сойдутся, то я вас всех повешу и наберу других».

И о-чень быстро оказалось, что вся еврейская Библия — Ветхий Завет — переведена на греческий язык, — и все совпало. Так. Это считается как бы чудом. Весь мир получил на доступном языке такой ценный источник.

Наши ученые-филологи, которые держались такого мнения — в тюрьмах не сиживали, и поэтому они не знают, что, вообще, в тюрьмах — перестучаться[461] ничего не стоит. А кроме того, эти — «попки»,[462] которые охраняли и приносили пищу, — цирики[463] у нас их звали, они были — и в Египте. И за небольшую взятку они передавали тексты от одного к другому — сидеть-то евреям не хотелось долго. И поэтому они всё, естественно, перевели (каждый — свою часть), а другие — списали, попросту говоря. Теперь мы получили ту Библию, которая называется «Септуагинта», — Книга семидесяти мудрецов (их 72 было на самом деле), и с ней начали спорить.

Но греки, когда это прочли, — они ахнули. Они сказали: «Что же у вас за Бог — странный? Ну, мир он создал, и Адама из глины слепил. Ну, ладно, — это мы допускаем. Это вещь простая. Но почему он ему не дал Знания, — самого лучшего, самого ценного, что есть в мире»?

Древо Познания Добра и Зла было закрыто для человека. И он должен был не подходить и не есть с него никаких плодов, то есть должен был оставаться невежественным. Но вот нашелся «мудрый» змей, который «пожалел» бедных людей — Адама и Еву, охмурил Еву, она съела яблочко и стала понимать, где Добро и Зло, и уговорила Адама (а «ева» — всегда уговорит «адама»!), чтобы тоже съел. И они стали понимать Добро и Зло.

А этот «злой» бог взял их и выгнал из Рая. А почему? Ведь они просто поумнели. Ну, действительно, — выгонять человека из Университета за то, что он хорошо сдал зачет, — это было бы, с нашей точки зрения, — глупо. Что эллины и отметили.

И они сказали: «Если кого-то и почитать, так надо — почитать змея».

Змей по-гречески — «офис». И почитатели змея, то есть знания, стали называться офиты.

«А как же Бог — создатель мира?»

«Так ведь, — говорят, — мир-то ведь совсем не такой хороший, как вам кажется. Это мир довольно скверный, сделан халтурно».

И они стали его называть демиург, буквально — «ремесленник», но со смысловым оттенком, как мы говорим: «сапожник», то есть плохой работник.

Это было учение офитов, оно было еще до нашей эры, до рождения Христа, — еще в то время, когда пассионарного толчка не было. Пассионарность была слабая, но появление такого рода споров и учений и смешение их — о-чень расшатало систему в восточных областях Римской империи.

В Италии, в Галлии, в Испании никто этим не занимался — всем было не до того. А вот на Востоке, где была очень большая смесь, которая в биологической науке сейчас называется химерной конструкцией — соединение неслиянное, они, так сказать, создали условия того разнообразия, которое нужно для того, чтобы нарушить инерцию первоначального этногенеза, — ортогенного, прямолинейного этногенеза и заменить ее поисками — нового.

И вот тут — бац! — произошел в 5 году до новой эры — пассионарный толчок, который прошел от Швеции до Абиссинии и задел, конечно, Иудею и Сирию. Там появился Христос со своей проповедью. В этой проповеди самое главное, что придало ей большое значение, — был настрой, совершенно отличавшийся и от эллинского многобожия, и от еврейского однобожия.

Бог Отец считался — всемирным, для всех существующих. Любой человек мог к нему прибегнуть. Законы Моисея потеряли свое значение, потому что в Нагорной проповеди Христос учил, что надо, в основном, любить и врагов. Это не значило, что не надо воевать, — нет. Но не надо было вести себя так, как раньше, так непримиримо. Надо было больше думать о душе своей.

Для того чтобы понять Нагорную проповедь, надо не читать ее (то есть читать-то надо, но этого недостаточно), но и знать ту обстановку, которая сложилась в I веке новой эры.

Римляне оккупировали Сирию, превратили в провинцию, а Иудею и Галилею, принадлежащую ей, — превратили в вассальное государство, где стоял римский гарнизон. Хотя было местное самоуправление, но с этим самоуправлением не считались. Римский наместник значил гораздо больше, чем синедрион[464] и даже царь — Ирод.[465] И поэтому римляне удерживали эту страну, которая им была нужна, как форпост против парфян.

Прекрасно. Но римские легионы надо было кормить, ведь римские легионеры имели такую нагрузку, которую у нас сейчас имеют мастера спорта. Их заставляли все время физически упражняться, бегать, метать копья, фехтовать на мечах, носить тяжести, лазать на стены, — в виде тренировки. Если бы они этого не делали, их бы убили в первой же битве. Поэтому они это все — делали. Но, простите, при таком расходе энергии — кушать-то — н-а-д-о! А паек был вначале очень маленький — лепешка из пресной муки, рыбка соленая, немного вина, разведенного с водой, плоды — какие-нибудь там — оливки. На этом, знаете, — жив будешь, но спортивных рекордов — не поставишь. И поэтому им ввели еще кусок мяса — каждому в день в виде пайка. А мясо у римлян было простое — свинина. Так как холодильников не было, то привести свинину было невозможно. Гоняли стада свиней. Время от времени кололи их, выдавали паек, и римляне так питались.

А для восточных народов свинья — это противное, поганое[466] животное.

«На священную землю Израиля — привели свиней! Какой ужас!»

Но бороться с римлянами было опасно и трудно, и без пассионарности — невозможно, а пассионарность была еще, так сказать, в зачатке. Но делали так: субпассионарные иудеи — вошли в организацию сикариев, то есть убийц (букв, «кинжальщики»). И когда римлянин ходил куда-нибудь в самоволку, — к бабе, там, или выпить, или что, — они его — убивали. Римляне немедленно проводили следствие (а это они умели гораздо лучше нашей милиции), находили преступника и распинали его на кресте.