Но туда, в силу опасности, испанских дам не брали.

«Синьорина, — говорили, — Инесса, там, или Долорес! Там слишком опасно! Нет-нет, я — верю Вашей чести! Я Вас оставляю — в Лиме, тут все — спокойно».

Ехали туда. Но ведь без женщины жить — нельзя! Они женились на индеанках. А те за этих героев с удовольствием шли замуж. И там образовалась такая испано-индейская помесь. Абсолютно все такие одинаковые и монолитные.

И самое интересно, что испанцы хотели устроить благодаря такому своему гуманному поведению, это не охота за скальпами, это не истребление полное, как делали именно в Луизиане — французы, а в области Великих Озер — англичане, — нет, этого ничего не было. Наоборот, было доброе отношение к индейскому вождю — касику. Достаточно было креститься, и он получал испанское дворянство, он не платил налогов, он не нес повинностей, он служил королю шпагой. Они ездили в Саламанку учиться в университете. Гарсиласа де ла Вега оставил две вот такие толстые книги — «История Флориды», а другая — «История царства инков». Очень хорошо написано, кстати сказать.

Но вместо того, чтобы создалась Новая Испания, как мечтали испанцы, — создалась Анти-Испания. Причем это произошло не в результате каких-то страшных событий, а мирного совместного проживания в XVII–XVIII веке, когда приехавшие испанцы и оставшиеся жить в Мексике, Колумбии, Перу, Венесуэле, даже в Боливии, Аргентине, Парагвае, они просто привыкли к индейцам. И они стали себя чувствовать не испанцами, а — «американцами». Это не мои слова, так сказал Боливар, их вождь. Но они все равно подчинялись испанцам, хотя и стали их не любить. Ну, вот. А испанцы приезжали с полномочиями, как начальство — чужие люди. К ним относились настороженно и без симпатии. Испанцы, рожденные в Америке в XVIII веке, возненавидели «гачупинов» — так называли приезжавших из Испании.

И вдруг — бац! — Наполеон захватывает Испанию![732] Оказывается, Испания — не извечно великая страна, но подвержена всем перипетиям судьбы. Испанцы, как вам известно, французов выгнали и, в общем, все это устроили. А тут (Л. Н. Гумилев показывает на территорию Южной Америки. — Ред.) решили: «Н-е-т! Это — не годится! Мы — испанцам подчиняться не будем!»

Инициаторами были креолы, то есть потомки испанцев, осевших в Мексике и в Чили, Перу. Они устроили несколько восстаний, причем они были образованные люди — они знали французский язык, читали Вольтера, Руссо, энциклопедистов, то есть были пропитаны всей революционной культурой и всем материализмом XVIII века. И тут они — восстали, и началась такая жуткая резня, даже подумать страшно!

По подсчетам, война Боливара[733] за освобождение трех нынешних республик — Эквадора, Колумбии и Венесуэлы — стоила миллион человеческих жизней, — столько, сколько все войны Наполеона в густо населенной Европе. Там в плен, не дай бог, попасть! Привязывали к пальме и долго мучили человека, пока он не умирал. Сказать, что они это делали ради своих каких-то выгод, — нельзя. У них своего флота не было, так они и грузили свои колониальные товары на испанские корабли. Раз флота нет, приходится грузиться на английские корабли. То есть доходы получила не Испания, а Англия. А эти все равно остались ни с чем.

Потом постепенно англичан вытеснили американцы. И у латиноамериканцев осталась жуткая ненависть к этим гринго, как они называют американцев. Но слиться с ними они не могут. У них совершенно другой стереотип поведения: другое отношение ко времени, чести, любви, доблести, своим обязанностям, совершенно другое. Американцы их вообще допускали в Нью-Йорк, но там они называются пуэрториканцы, их держат на отшибе.

И действительно, — он сейчас хорошо работает, а потом взял гитару и не стал работать. Купил себе гитару и поет: «Миа синьорита, миа синьорита!»

Как-то был случай жуткий, когда американцы хотели построить железную дорогу от Лимы до Тихого океана. Ну, все они привезли: рельсы, машины — все, что нужно. А рабочие? — Рабочих ведь из Штатов не привезешь! Они вербовщиков посылают. Он видит: лежит перуанец, не поймешь, кто он — испанец или индеец. У него сомбреро на самые глаза надвинуто, пончо есть. Лежит под пальмой и поет: «Миа синьорита!» И так целый день.

Тот говорит: «Слушай! Иди к нам работать».

«А за-ачем?»

«Мы строим железную дорогу. Ты поработаешь, — полу-шь много денег».

«А что я с ними буду — делать?»

«Ты можешь иметь — все, что хочешь».

«А я и так — имею все, что хочу!»

«Ну, ты сможешь — не работать!»

«А я — и так не работаю».

Пришлось привозить — негров.

Пожалуйста, вот вам эта разница — в глазах историка, за XVI–XVII века. На базе двух суперэтносов, которые оказались комплиментарны, — создался новый могучий суперэтнос, который сейчас на довольно высокой фазе своего существования. Но на какой, — я сказать не могу, не знаю. Не мой материал.

ЛЕКЦИЯ 15

БИПОЛЯРНОСТЬ В ЭТНОГЕНЕЗЕ. ХИМЕРЫ И АНТИСИСТЕМЫ

Любая энергия имеет два полюса, и пассионарная энергия тоже. На этногенезе биполярность сказывается тем, что поведенческая доминанта может быть направлена в сторону усложнения систем, т. е. созидания, или упрощения их. Принцип биполярности дошел до нашего времени и сформулирован уже в XX в. двумя поэтами, стоявшими по отношению к биосфере на двух противоположных позициях. Поскольку нам сейчас нужно уяснить принцип классификации, ограничимся двумя наглядными примерами. Первая позиция — мироотрицание.

В этих прекрасных стихах, как в фокусе линзы телескопа, соединены взгляды гностиков, манихеев, альбигойцев, карматов, махаянистов — короче, всех, кто считал материю злом, а мир — поприщем для страданий.

Вторая позиция — мироутверждение.

Сходство позиций поэтов только в одном — в иррациональности отношения персоны (человека и животного) к биосфере. Остальное — диаметрально противоположно, как в средние века и, видимо, до нашей эры.

В первой позиции — стремление заменить дискретные системы (биоценоз) на жесткие («И снится мне железный вал турбины»), которые, по логике развития, превратят живое существо в косное; косное, при термической реакции, разложится до молекул; молекулы распадутся до атомов; из атомов выделятся реальные частицы, которые, аннигилируясь, превратятся в виртуальные. Лимит такого развития — вакуум. И наоборот, при усложнении систем, где жизнь и смерть идут рука об руку, возникает разнообразие, которое немедленно передается в психологическую сферу, создает искусство, поэзию, науку. Но, конечно, «за все печали, радости и бредни» придется отплатить «непоправимой гибелью последней».