Один геолог был в Восточном Туркестане[717] приехал в Хорашан и встречает там человека, который говорит свободно по-русски. Он удивляется, говорит: «Вы что — русский?»

«Да, — говорит. — Собственно, я — казанский татарин. А в Китае считаюсь русским».

Вот так. Конечно, если бы он был в Новой Гвинее, то там бы он был — европейцем, наряду с англичанами, и голландцами, и всеми прочими. То есть оказывается, что — при наличии комплиментарности, — это возможно.

Но вот что любопытно. Я встречал этих удмуртов, и надо сказать, что это народ, заслуживающий самого большого уважения. Потому что, живя среди русских, они сохранили свой стереотип поведения. Надо сказать, очень приятный. У меня был один знакомый удмурт, который 15-й год сидел, кажется, и еще ему много оставалось, потому что он говорил: «Когда я пьян и увижу милиционера, я бью его. Иногда мне дают — «террор» (10 лет), иногда мне дают — «хулиганство» — полгода. (Л. Н. Гумилев называет срок и кратко уголовную статью. — Ред.) Ну, как придется. И вот нужно, чтоб третий раз. Когда я трезвый, я его — не трогаю. Но когда — пьяный, я не могу — я его бью». (Л. Н. Гумилев смеется. — Ред.).

Он был очень воинственный. Мы с ним дружили, потому что он прекрасно разгадывал сны. Вы понимаете? Мы не слились в один этнос, мы — понимали, что он — черемис (или удмурт, я не помню, нет, кажется, черемис был), но сны он здорово разгадывал! И мы находились друг с другом в самых лучших отношениях. Вот вам и симбиоз — способ позитивной комплиментарности.

Надо сказать, вот вам демографические данные (я запомнил): в Грузии при царице Тамаре[718] в расцвет ее политического могущества было 4 миллиона жителей. При Георгии XII,[719] то есть при присоединении к России — 800 тысяч жителей. Сейчас опять 4 миллиона, потому что у них этот — отлив населения, покража людей прекратилась. Но это были, конечно (у грузин и черкесов. — Ред.), отрицательные взаимоотношения.

Но погодите, я, как ни странно, не отметил отрицательных отношений между грузинами и армянами. Объяснить я этого не могу, потому что для этого надо быть — кавказоведом, а у меня узкая специальность — Центральная Азия.

Отрицательная комплиментарность была, например, на Кавказе, — у грузин и чеченов, и особенно у грузин и черкесов, чечены-то — не так. Потому что у черкесов был промысел, — нападать на Грузию, красть красивых девиц и мальчиков и — продавать в Турцию. Они этим и существовали. Ну, естественно, грузинам, — это не очень нравилось. Но они с черкесами ничего поделать не могли. И тогда они приносили взятки, прошения писали, — Михаилу Федоровичу, Алексею Михайловичу, Петру Алексеевичу, Екатерине II. И наконец, Павел,[720] согласился принять Грузию в состав Российской империи. Потом Александр I послал после 1812 года туда Ермолова.[721] Ермолов этим черкесам — выдал! И тогда работорговля грузинскими мальчиками прекратилась.

С западносибирскими народами циркумполярного культурного круга были такие же взаимоотношения, как с черемисами (я рассказывал). То есть с ними по-хорошему жили и друг друга не обижали. Но тесного контакта не заводили, не сливались. Ну, так же и с тунгусами.

А вот дальневосточные чукчи, они не пустили ведь к себе русских землепроходцев. Они сохранили независимость внутри Чукотского полуострова. Они были совершенно другого склада и другой типа — американоиды. Очень такой интересный народ, я мало их видел, но видел все-таки. У них какая-то очень сложная мифология, очень сложная внутренняя и народная философия. Говорить они только не могут научиться по-русски. И не особенно стремились к этому. Но они выделяются из общего числа народов Сибири.

Алеуты — приняли русскую культуру, они крестились, у них была лучшая в Сибири библиотека, в которую жертвовали петербургские меценаты. Они знали русский язык, были — православными. Когда Алеутские острова — отошли к Соединенным Штатам, — то они остались там православной общиной со знанием русского языка. Окладников мне говорил, что он должен был встретиться с митрополитом Алеутским.

Я говорю: «Чего ж, Вы, Алексей Павлович, не встретились?»

А он же — бывший антирелигиозный работник в Иркутске, говорит: «Но надо же подойти под благословение, а я не могу! Рядом — секретарь обкома».

Теперь Окладников покойный, умер, поэтому я этот случай и рассказываю. (Л. Н. Гумилев говорит со смехом. — Ред.)

Вернемся к проблеме Реформации.

Когда мы переводим этот аспект в этнологию, мы видим, что Реформация в Европе разделила европейцев на два сорта: протестантов и католиков.

Причем, как вам известно, хотя бы из Дюма (роман «Три мушкетера. — Ред.), бывало так, что в одной семье один брат — протестант, а другой — католик. У Мушкетона, который был слугой Портоса, был брат — еретик, он говорит: «Был у меня брат — гугенот, а я — католик. Но когда нашего папу повесили какие-то люди (он занимался грабежом), повесили двое — протестант и католик, то я пошел — за еретиком и во имя веры его убил. А он пошел — за католиком и убил его — во имя справедливости.

То есть деление было не по принципам каким-нибудь, как сейчас пишет Макс Вебер,[722] что протестанты — это буржуа, а католики — это крестьяне. Ничего подобного! И бельгийские буржуа были католиками, и голландские крестьяне были протестантами, а во Франции было — наоборот. Но там, где были — нефранцузские субэтносы, там торжествовал протестантизм; а там, где были потомки франков, там торжествовал — католицизм.

Но все это было давно забыто, перемешано и вдруг — всплыло, когда оказалось, что нужно куда-то уезжать. Никто не мешал уезжать гугенотам — в Африку, Голландию или в Россию. Никто не мешал католикам ехать в Канаду. Но Канада была — французская страна и долго сопротивлялась против Англии. И там они — разжились.

Постойте, но ведь это наводит на мысль, если для французов имела значение религия, которой они, в общем, не знали (потому что Богословие — вещь сложная и учить его очень трудно, тем более неграмотным людям), но которую они ощущали, то у других католиков должна быть к индейцам тоже — симпатия?

Проверим на Испании.

Действительно, когда Кортес появился, то он встретился с племенем ацтеков. Это, простите, не племя было, это я оговорился, а повторил глупость, которую сказал великий американский ученый Морган,[723] что «это было такое же племя, как и остальные». Ничего подобного!

Это была мощная держава с тремя столицами — укрепленными, ПО тысяч войска. Обсидиановые стрелы, которые были по пробойной силе выше, чем стальные, и собственный стереотип поведения, и подчиненная им часть — современная Южная Мексика. (Но вот у нас тут карты Америки нет, я бы показал.) Анагуак называлась эта страна.

Но у них был страшный обычай, они были молодой этнос, сложившийся на рубеже XII и XIII веков и проявившийся в начале XV — в 1427 году, уже после гибели Жанны Д'Арк, сожжения Гуса, войны с турками на Балканах, создания Великого княжества Московского. Там появился учитель, их пророк, философ. Его звали — Тлакаэлииль. И он объявил, что «земля четыре раза гибла — один раз от землетрясений, другой от ураганов, третий раз от потопа, еще от каких-то болезней. И последний раз она погибнет — от Солнца. Надо умилостивить Солнце, чтобы оно пощадило Землю. А что хочет Солнце — от нас? — Цветы и песни».