После этого Швейцария оказалась свободной.[598] Это был Бернский кантон. Но ведь 1315 год, если вспомнить, — это и битва при Айзенкуре,[599] это расцвет и английского, и французского рыцарства. И расцвет австрийского рыцарства, когда австрийцам[600] удалось окончательно разбить и уничтожить Чешское королевство и покончить с династией Пшемысловичей.[601]

То есть мы видим очень интересную вещь: в зависимости от географии пассионарного толчка развитие пассионарности у разных стран идет с разной скоростью.

Там, где Франция, Германия и Испания уже достигли пассионарного перегрева и стали катиться вниз; там, где Италия и Англия — пропитанные импортной пассионарностью, принесенной со стороны, тоже уже оказались в очень тяжелом положении (Англия после войны Алой и Белой розы, Италия после захватов и внутренних войн), то вот эти «отсталые» швейцарцы вдруг оказались самой мощной силой в Европе.

В Европе в то время были вовсе не те страны и не те народы, которые существуют сейчас. В то время они располагались совершенно по-иному. Правда, Людовик XI захватил Бретань, и Аквитанию, и Прованс, и с некоторым трудом — Лотарингию, но он ничего не мог сделать с Бургундией.

Бургундия управлялась династией Валуа, к которой принадлежали и сами французские короли. Одна и та же династия — и злейшая вражда. Причины ее, которые необъяснимы ни с какой точки зрения — ни с социальной, ни с моральной, ни с культурной, ни с религиозной, — они легко были объяснены Карлом Смелым,[602] тогда еще графом Шаролё. Он сказал: «Nous sommes les autres portugais!» («Мы другие — португальцы!»)[603]

То есть показал, что, по его мнению, бургундцы так же отличаются от французов, как португальцы от испанцев. А так как в те времена король столь же зависел, и даже больше зависел от своих рыцарей, городов, даже крестьян, чем они от него, то, очевидно, он выразил мнение своего народа.

Государство это было очень большое и даже претендовало на гегемонию в Европе. От Антверпена до Лиона можно было проехать по бургундской территории. Ну вот, видите: от Бельгии почти до Средиземного моря. (Л. Н. Гумилев показывает на карте. — Прим. ред.) Почти, но не совсем. Это были самые богатые страны.

Карл Смелый претендовал на то, чтобы стать императором Германии (это была должность выборная). Он претендовал на то, чтобы прикончить своего кузена — Людовика XI, воспользоваться недовольством во Франции и захватить Париж, что уже удавалось — его отцу и деду. Так что у него были огромные претензии. И вдруг — беда! Он столкнулся со швейцарцами.

У Карла Смелого были самые лучшие войска в Европе. Он даже делился ими с венграми, чтобы помогать им отбиваться от турок. Это были самые лучшие рыцари. Большое количество вождей небольших отрядов, происходивших от знатных отцов и совершенно незнатных матерей, но унаследовавших пассионарность с той или с другой стороны, — они были к его услугам. Им надо было получить почет, деньги, так сказать, уверенность в своей жизни. Они назывались «бастарды».[604] И, кстати сказать, первым полководцем, коннетаблем Франции — был бастард дю Нуа,[605] то есть незаконный сын короля и какой-то придворной дамы. Это не считалось тогда позором, это считалось естественным. Боже мой, а что же им больше делать?!!

У Карла Смелого были войска, которые он бросал в бой, от 40 до 60 тысяч.

И тут королем Франции по праву наследования оказался Людовик XI. Это было что-то чудовищное: он был труслив, лжив, хитер, умен, проницателен и совершенно безжалостен. Так как он страшно угнетал, главным образом, свою феодальную знать, то они и относились к нему — неважно. И один из подозреваемых был схвачен и под пытками сказал, что короля этого все ненавидят, буквально все.

Тогда он провел такую выборочную борьбу, своего рода — геноцид: он начал истреблять французских аристократов. Были казнены графы Арманьяки — потомки аквитанских королей еще доримского времени. Были казнены алансонцы; были уничтожены — бургундцы Бургундии и Карл Смелый, который в свое время помогал ему и у которого Людовик прятался от собственного отца. Был уничтожен герцог Бретонский и Бретань была лишена своей знати (еще кельтского времени и очень такой традиционной), была прижата совершенно. Войска у него были часто наемные. Он нанимал шотландцев, потому что это народ нищий, и они ехали, чтобы заработать себе на кусок хлеба. Потом договорился со швейцарцами.

Швейцарцев было меньше, у них не было такого вооружения, у них не было военной техники. В это время уже работала артиллерия, которой у швейцарцев, естественно, не было. Они не понимали, что такое пушки, и не умели с ними обходиться. И в трех битвах в 1476 г. — при Грансбне, Муртене и Нанси — швейцарцы одержали победу над бургундским войском. В последней битве погиб сам Карл и Бургундия оказалась в составе Франции. Не стало этого особенного бургундского этноса, а он стал субэтносом французского.

В чем была сила швейцарцев? Вы знаете, в такой странной вещи, которая имеет большую силу, — искренность. Храбрыми были и те, и другие — и бургундцы, и французы, и немцы. Карл Смелый постоянно нанимал итальянских кондотьеров, те приходили в железном вооружении, но они работали за деньги или за почести. А швейцарцы работали — за свой народ.

Этим воспользовался Людовик XI, который с ними заключил договор, что желающих он приглашает к себе в Париж для службы при королевском дворе в Гвардии. И пассионарии, естественно, бросились в Париж, и в течение ста лет из Швейцарии пассионарность отсасывалась и оседала в Париже. Процесс, мне кажется, заслуживающий внимания.

И когда в 1515 году, уже в XVI веке, на исходе Возрождения французский король Франциск напал на них, встретился в Ломбардии при Мариньяно со швейцарцами, то он одержал полную победу. Правда, он Швейцарию не завоевывал, не оккупировал, нет… он только практику своего пращура — Людовика XI перевел в закон: Швейцария была обязана давать добровольцев в известном количестве для того, чтобы они несли службу во французской гвардии.

Сложилось два корпуса Гвардии — шотландский и швейцарский. И вот судьба обеих этих стран: и Шотландия оказалась добычей Англии, присоединилась к ней; и Швейцария оказалась маленькой страной… которую до сих пор никто не считает достойной завоевания. Последние швейцарские гвардейцы погибли в 1791 году, защищая Тюильри против мятежной толпы французских революционеров из Сент-Антуанского предместья, защищая короля, который их тут же и предал. Вот.

Но что мы видим в свете наших задач? Мы, во-первых, понимаем, что такое Возрождение — что это не подъём, а спад от перегрева до оптимума, — с одной стороны. А с другой стороны, — это очень тяжелое время. Если в средние века, в эпоху перегрева, в эпоху стремления к победам народ умел своих властителей держать в норме; то в это время (Л. Н. Гумилев показывает на графике «Изменение пассионарного напряжения в этнической системе» на период надлома. — Прим. ред.) он оказался бессильным. Без пассионариев все были беззащитны. И больше всего это сказалось на Англии.