жмурясь на очередь на плацу
розовые разевает десны
в ночь
с субботы на пятницу
ибо иммортелей мне принесли непоседы наши Мохаммад и Алия
ибо как живые святые сами они как сад
Мохаммад благовония а Алия благоухания разлия
ибо длится в отрока оке Чад
над Суданом над
а в целой глазнице отроковицы Бенгалия
и поскольку смех шахидов он ведь журчит как у ручья душа
их легкая их
как лепет от гашиша
то и я
весь я
лучист становлюсь и чист
как
после душа
лагерный говночист.
И смотрю я на свой на скот в белом и голубом
на минарет в углу дующий дым столбом
на плацу Эль-Кудса
и на
матерь смотрю млекопитающую мою
на себя смотрю на ходу как пальто в бою расстегивая искусство
на себя смотрю все равно огнедышащего хоть убей хоть спотыкающегося в полах пальто отведи Господь и сапогом забей
отведя за амбар
с огненным ртом на агнца-меня смотрю в ожерелье из голубей
и
и как на словах умноженье простых дробей
я понимаю
кто
здесь Аллах Акбар.
Бог это История ладно но история это не Бог
история это ров расстрельный или подвал или как
там:
«провал, ров, наполненный шумящим временем» как диктовал
слог в слог
в кровь живой тогда еще Мандельштам
так что выйдя на гладкое место плац
с листа
я обращаюсь к Тебе: Барух мой Ата
Царь Всего-и-Прочего Господин
был Ты Бог и Господь Твоего народа
а хочешь ходить один будешь ходить один
но отсюда не быть тебе
так господин и знай
Барух АтаАдонай!
Был у Тебя народ и у него Всевышний
и еще Творец по бокам Милосердный на обочинах войн и Бог вообще на пустых полях
короче Ты был у народа а он у Тебя но вышел
весь
как на станции
как в «Филях»
но видишь ли
с объектом наблюдения исчезает
и наблюдатель вовсе
незаметно став
в свою очередь
пулеметную на плацу.
Эй, дурачок-Ицхак! знаешь пастбище на откосе
там пропал ягненок
беги расскажи отцу!
Иерусалим, май – июль 2004
ИДИЛЛИИ
ЧАЙ С МОЛОКОМ
Чай с молоком белая ночь какой чай с молоком
только
в одной палате ночник горит
или
у них стал Питер в начале лета
уже подводный теперь такой
или
я выдохнул жизнь как в жабры
и
легкие пузыри
но не
оторваться мне от окна
и не
насмотреться мне
на
всегда
или
ушла под белую воду вся их страна
или
всегда на этом месте текла вода
белая ночь
какой
чай с молоком
из чешуи глаз не сомкнуть и смотри
рыбий свой рот разевая каждым давясь глотком
и
пью до одури
до
о
дури!
эту
белую воду пью да не пьется вот
рыбьи слезы наши
и есть
толща самой воды
или
идет надо мной весенний ладожский лед
или
плывут надо мной
небеса как льды
белая ночь
какой
чай с молоком
папа льет на скатерть слепой старик
отгоняю мальков от света вареной своею рукой
и
за
потевает иллюминатор
из
внутри
и
от
талкиваюсь
от дна
и всплываю на свет звезды
надо мною
одним
и светит она одна
или
отражается от воды.
Яффо, июнь 1984 –
Куршавель, декабрь 2003
ВАЛЬС «РОССИЯ»
Глина да снег
именуемый крошево
хлебушко небушко все по-хорошему
пес был цепной был да цепь уворована
что ты смеешься мудак это родина
что ты хихикаешь мой отмороженный
в склянке метил матерком припорошенный
и
областною газетой оклеено
небо над ясеневыми аллеями
а
под триумфатором конь
он только что не поет
над триумфатором бурные хлещут знамена
лев
двойной его герб
на задние ноги встает
и
орел его гриф
и сам его профиль орленый
под радиатором ржа это кисло железо гниет
битый бетон Мустафа дохлый паук арматуры
хлеб
потому он и хлеб
что его Мустафа не взахлеб
угол бульвара Политкаторжан и проезда Культуры
солнышко в дождик а частик в томате а ситчик в горошины
в царских султанах двуглавые лошади
Барух Ата Адонай Элоhэйну и охрани Троеручица
угол Пелевина имени Ленина если получится
раз-два-три
под императором зверь
он только что не поет
его багряный чепрак из стихов в государственном гимне
а в свите его человек
он
вообще
огнями блюет
что ты смеешься мудак
они все погибли
Иерусалим,
май 1996 – декабрь 2003
САЛЮТ
Умру поеду поживать
где
тетка все еще жива
где
после дождичка в четверг
пускают фейерверк
где
вверх стоит вода Нева
оправив руки в кружева
а за
спиною рукава
на бантик или два
где
город с мясом
как пирог
пусть
на
застеленном столе
и
чем сочельник не предлог
чтобы домой навеселе
себе
родному существу
подарок к Рождеству
обертку
от медали
которую не дали
фольгу от шоколада
привет из Ленинграда
и то
поеду помирать
где мамы с папою кровать
где
в алом венчике из роз
как Сталин Дед Мороз
и звон стоит от голова
круженья
света белова
и
вся хула и похвала
халва и пахлава
где
из
бенгальского огня
(Господь
не
смей перебивать)
с улыбкой
словно у меня
(умру
поеду
заживать)
где
улыбаясь словно я
как будто улыбаюсь я
ребенок
смотрит люто
с букетом из салюта
на плитке шоколада
привет из Ленинграда
умру
поеду
поиграть
в
на белых водах
в Ленинград
где я
на эти торжества
сам вроде божества
и я
не отверну лица
в лицо поцеловать отца
вот батюшке награда
а
много и не надо
а
много и не буду
туда смотреть отсюда
сюда
на лилипута
с букетом из салюта
на плитке шоколада
привет
из Ленинграда!
Иерусалим, январь 1998 –
Куршавель, декабрь 2003