На Фербисе Шнайдер поселился в далеком городе Катрос и занялся тем же самым, чем занимался на Земле.

Вот и на этот раз он недолго раздумывал ехать ему в Альверон или нет.

Единственное что его беспокоило, так это то время, которое уйдет на перелет из Катроса в Альверон. В его работе время очень часто значило много, если не все. У трапа самолета Шнайдера встретил лимузин и три телохранителя.

Шнайдер не сразу мог привыкнуть, что его теперь кто-то охраняет.

С юношей из Альверона все обстояло гораздо хуже. Здесь применялась новая методика кодирования и Шнайдер никак не мог разобраться. Ему даже показалось, что как и в компьютерной программе в этом случае кто-то поставил защиту от взлома…

Дверь открылась, Шнайдер вышел из детской комнаты, Молчун поставил на подоконник полупустую бутылку и обернулся.

— Я никогда не сталкивался с подобным… — Шнайдер запнулся, пытаясь найти более точное слово, теряясь в фербийских определениях, — методом или технологией…

Шансы у нас есть, но очень маленькие. Обещаю лишь, что сделаю все, что в моих силах. Я не отступлюсь, пока останется хоть какая-то надежда.

Шнайдер замолчал. Молчун чувствовал, как жизнь уходит из него.

— Я мог бы пообещать вам много денег, и заплатить обещанное, — сказал Тайлон, — но чувствую, что деньги здесь не помогут. Я мог бы пообещать убить вас, если вы не поможете сыну, но смерть как я вижу вас уже давно не пугает. Как мне помочь моему ребенку? Чем помочь вам? Что мне сделать?

Сначала умерла его мать. Стреляли в меня, а попали в нее. Теперь у меня пытаются отнять сына. Что мне сделать?! — Крикнул Молчун.

— Набраться сил и ждать, — ответил Шнайдер. — Поверьте мне. Я много раз сталкивался с такого рода трагедиями, и все что оставалось близким — это ждать. А денег вы мне должны, только за билет на самолет.

— Деньги тлен… Рубашка тряпка… — медленно выговорил Молчун, глядя на улицу. — Кому понадобилась душа ребенка? Зачем?!

— Самое страшное, что ваш сын для них ничего не значит. Он один из сотен, на ком ставится опыт. Расходный материал. В статистике это меньше процента.

Так было на Земле. Так будет на Фербисе… Я не знаю, каким будет конец Света, я не могу представить льющуюся с небес горящую серу, но то к чему ведут эти эксперименты… Фербийцы и земляне просто не успеют осознать, что все уже кончилось. Они даже не успеют содрогнуться в ужасе от увиденного.

Я много лет занимался проблемой подмены личности на Земле, теперь занимаюсь этим на Фербисе. И на Земле и на Фербисе до сих пор мало кто хочет верить в то, что все это реально. В то, что быть может этот день, этот вечер последний.

— Я не могу понять, в чем смысл этой дьявольской игры?

— Власть, — спокойно ответил Шнайдер.

От этих слов по спине Молчуна прошелся холодок. Он обернулся и посмотрел на Шнайдера. В свете ночной лампы глаза доктора блеснули почти скорбным светом. Молчун понял, что с этой мыслью Шнайдер прожил очень много лет.

— Власть над миром, — спокойно повторил Шнайдер. — Представьте только, что в один день все мыслящие существа превратились в покорных рабов, в автоматы выполняющие четко определенные функции. Извечная, маниакальная мечта порабощения мира, одним человеком или группой, сегодня как никогда близка к осуществлению. И чем веселее земляне и фербийцы смеются над этой сказкой, тем быстрее она может осуществиться.

— Я еще в детстве считал, что раз есть хорошие и плохие фербийцы, добрые и злые собаки, то и сказки могут быть страшными. — Молчун замолчал и вдруг добавил задумчиво. — А с другой стороны какого черта… Ведь я сам выбрал свою дорогу и уже давно переступил черту…

В детской комнате раздались какие-то звуки. Шнайдер засеменил к двери.

За ним шел отец ребенка. Ночное небо чуть тронулось рассветом.

Список миссионерских организаций, которые, так или иначе, утверждали, что каждому кто войдет в их двери они покажут путь к спасению, или по крайней мере к солнцу, был огромным. Лечебные центры, центры реабилитации и адаптации, плодились словно грибы после дождя. Салис не удивился, когда неожиданно заметил что эти два, на первый взгляд, разных списка нередко пересекаются. Появились догадки, которые стоило проверить.

Здание, в котором разместилась «христианская миссия», было выполнено в стиле хайтек, со сферическими элементами на крыше, традиционными для Фербиса.

Парадные двери миссии были закрыты и имперские сыщики решили обойти здание кругом. Свернув за угол они увидели небольшую гранитную лестницу, с массивными деревянными перилами, ведущую к железной двери, обшитой коричневой кожей.

Рядом с дверью висела никелированная табличка: «Центр реабилитации и психологической помощи молодежи».

Салис нажал кнопку звонка. Дверь открылась. На пороге стоял крепкий молодой землянин, в темно-зеленой униформе, с пластиковой карточкой на кармане, на которой было написано: Секьюрити.

— Добрый день, — приветливо сказал охранник. — Вы к кому?

— Добрый день, — ответил Салис и предъявил голубой ромб. — Имперский сыск, инспектор Салис, инспектор Шальшок. Можно нам пройти вовнутрь?

— У вас назначено? — спросил охранник.

— Нет.

— Сожалею, но вы не можете пройти.

— Мы разыскиваем маньяка, — Шальшок показал специально захваченную у дежурного фотографию рецидивиста, который третью неделю был в розыске.

— По нашей информации час назад он зашел в эту дверь. Позвольте войти.

— Нет, — ответил охранник, взглянув на фото. — Он сюда не заходил.

— Вашего слова нам недостаточно, — пока еще вежливо сказал Салис. — Нам нужно осмотреть помещение. Позовите кого-нибудь из старших.

— Никого из руководства нет на месте. У меня четкое указание никого не пускать.

Охранник попытался закрыть дверь, но Салис придерживал ее ногой. Охранник повторил попытку дважды. Сыщики решили действовать напористо, но без хамства.

Ордера на обыск у них не было, а в случае скандала, было бы непросто объяснить цель своего визита в «центр».

— Я же вам сказал никого нет, — охранник попытался освободить дверь от ноги сыщика. — Без указания директора «центра» я никого не могу пустить.

Действовать напористо и без хамства получается крайне редко и инспектор решил перейти к отработанной схеме.

— Вот тебе указание, — спокойно сказал Салис и достал пистолет. — Лицом к стене, ноги на ширину плеч. Быстро!

Охранник поднял руки и попятился назад. Салис вошел первым, Шальшок следом.

Дверь захлопнулась. Имперские сыщики оказались в маленькой комнатке, похожей на обычную приемную. В углу стоял стол, перед ним два стула, дюжина стульев стояла вдоль стен. На шум, из двери в противоположной стене, вразвалочку вышли еще два землянина в униформе.

— Имперский сыск, лицом к стене! — рявкнул Монлис, беря охранников на мушку.

Секьюрити неохотно выполнили требование.

В приемную вошел молодой, лет двадцати, человек. Одет он был в деловой темно-синий костюм, белую рубашку, галстук, на ногах коричневые до блеска начищенные ботинки.

— Что здесь происходит? — с легкой, добродушной улыбкой на устах осведомился юноша.

— Инспектор Салис, имперский сыск, — Лоун предъявил голубой ромб. — А вы кто?

— Я старший, — ответил юноша. — Что здесь происходит?

— Старший чего? — спросил Шальшок.

— Старший первой смены. Что здесь происходит?

— Здесь происходит препятствие следствию. По нашим сведениям сюда зашел преступник, — продолжил старую песню Шальшок. — Нам необходимо осмотреть помещение.

— Это невозможно, — нарочито вежливо ответил юноша. — Во время занятий посторонним вход в зал запрещен.

— Тогда лицом к стене, ноги на ширину плеч, — сказал Шальшок, с трудом сдерживая себя, чтобы не улыбнуться.

— Может мы все-таки сможем осмотреть помещение?… — Салис протянул юноше спасительную соломинку.

Землянин замер в нерешительности. Он конечно же был подготовлен ко многим нештатным ситуациям, но впервые в жизни заглянув в ствол пистолета, несколько растерялся.