— Бр-р, — сказала она. — Я же птица. Неуютно как-то.

— Но вы же и богиня, — сказал я, и папа посмотрел на меня так, как будто хотел сказать — не слишком ли взросло я себя веду с незнакомой девушкой. Тикки, вероятно, от соседства с нами и начала общий, так сказать, непринужденный разговор, громко, на весь зал, попросив меня или папу рассказать о том, смотрим ли мы здесь телек и как он нам нравится.

— Понимаете, — сказал папа. — Ваш телек для нас — сплошной парадокс. Конечно, стереоэффект поразительный и цвет блестящий, но… мы его почти не смотрим.

— Ка-ак? — сказала Тикки. — А информация — ведь вам же все интересно, а возможно, и необходимо ее иметь. Тем более, говорят, увы, скоро вы нас покинете.

— В этом-то и парадокс. Не будем касаться того, что не любой информации мы можем доверять. Вы должны уяснить себе и легко поняли бы это, окажись вы на нашем месте. Даже форма политорской логики — для нас информация. Нам все интересно.

— Так в чем же дело?!

— Абсолютно нелепо сидеть дома и видеть ваш мир через телек, — сказал папа. — Вид живой птицы, реки, решетки дома эмоционально важнее вида завода по телеку.

Гул голосов показал, что они поняли папину мысль, и тогда другая девчушка (тут-то я и узнал ее, она встала) сказала:

— А что, например, уль Владимир думает о войне между Землей и Политорией. О ее возможности. А потом и потанцуем, да?!

— Вот что, дети, — сказал папа, а они заржали. — Вы-то смотрите телек, читаете газеты? С этим вопросом вроде все ясно.

— Да вроде не все! Телек и газеты — это полдела.

— Ладно. Ясны неясности. Война предполагает обоюдное желание воевать или желание одной из сторон. И хочет ли этого Земля — совершенно неважно.

— То есть как это неважно?! — сказала Тикки.

— Рядом со мной сидит Тикки, — сказал я. — Такое впечатление, что она не будущий ученый, а беззаботная птичка галли.

— Это я такая! — сказала танцорша.

— Пока не знаю, — сказал я ей. Папа посмотрел на меня строго. — Простите, мне стыдно за вашу недогадливость. Земля не знает о вас ничего, и вы это знаете. О вас знают лишь двое землян: папа и я. Но мы точно не хотим воевать с вами, вы нам симпатичны. На кой леший нам война? Если мне что-то и нужно от Политории, то это я бесплатно могу получить в магазине — уль Горгонерр разрешил мне и папе. Война же бывает, если кому-то что-то от другого надо, а тот не отдает.

— Да, но вы же вернетесь на Землю и все расскажете.

— Но расскажем мы далеко не все, мы мало знаем, а главное, что же мы скажем: политоры, мол, очень славные, мы их полюбили, давайте на них нападем, так, что ли? — сказал папа.

— Ну, не так. Вы двое — еще не вся Земля.

— Верно. Но мы с папой уже говорили, что возможность войны на самой Земле была связана с таким оружием, что Земля бы просто погибла, перестала бы существовать — этого не случилось, хвала небу, война была буквально задушена людьми, и вкус к ней отбит. Вообще. К агрессии. К тому же, повторяю, Земля крупнее вас, на ней много государств, много уль Горгонерров: решение воевать может быть только коллективным, а это не так просто. Да и чего нам на Земле может не хватать?

— Возможно, каких-то наших ресурсов.

— Ого! Значит, кое-что вы знаете! Тогда есть еще одна детская причина, по которой мы на вас не нападем.

— А именно? Хотя, что вы можете знать о наших ресурсах?

— И это. По виду и строению нашего с сыном космолета, маленького, на котором сами бы мы до вас не долетели, политоры сделали вывод: наши большие корабли по конструкции и характеру топлива таковы, что не долетят до вас. Вот и все.

— Танцы! Танцы! — крикнул кто-то.

— Да погодите вы! — крикнул высоченный политор. — Ну, ладно, уль Владимир, а как с войной по инициативе Политории?

— Ну, этого я не знаю, — сказал папа. — Ощущение такое, что основная масса политоров против войны с нами. А уж геллы — наверняка. Хотя…

— Хотя что?

— А вот что: почему вы так много об этом говорите и думаете? Был печальный опыт?

— Нет.

— Разве что вы завоевали Тиллу-один и Тиллу-два? Не так ли? Но ведь вы завоевали их без оружия. Точнее, не пуская его в ход. Чего вам бояться? Тем более есть мнение, что вы-то до Земли долететь можете?

— Но мы не собираемся!!!

— Лично вы — да!

Тут кто-то все же «врубил» музыку, довольно энергичную, и Тикки пригласила папу, а моя танцорша мигом оказалась рядом. Или у них было так принято, или просто было не до приличий. («Я танцевала с землянином, моя дорогая! Вот так-то!»)

— Я — Лития, — сказала она. Я старался понять, как танцуют политоры, и легко это уловил. Похоже на нас.

— А вы кто, Лития? — спросил я. Она уже увела меня в сторону, и мы танцевали на самой эстраде. Танцевала Лития классно.

— Я занимаюсь сверхпрочными металлами.

— Здорово, — сказал я. — У нас есть металл «литий», а у вас?

— Конечно, есть, — сказала она.

— А по-политорски он произносится, как и ваше имя?

— Не, по-другому.

Наша беседа совсем не помешала нам вдвое увеличить темп танца, когда Лития этого захотела. Но я тоже — как я говорю — не в лесу родился, танцевал по высшему разряду, хотя и чуточку иначе, чем она. Когда же само собой она начала задыхаться, одновременно кончилась музыка, я проводил ее на место, и она сказала мне:

— Ну, я чувствую, вы там на Земле даете! — и тут же ведущий объявил номер. А нам с Литией здорово хлопали.

Потом запела какая-то милая светловолосая девушка, плюс две дудочки и легкий барабан. Песня была грустной до жути, о несчастной любви, я «отключил» свою присоску, чтобы слышать чистое политорское пение, по-моему, оно было красивым, или я начал уже вникать, проникать… Она спела еще пару песен, потом снова были танцы, потом пара политоров (мне сказали, что они классные «планировщики») показали номер с подкидными досками — это была фантастика! Номера и танцы сменяли друг друга, и внезапно я увидел, как группа музыкантов на кружочке главного круга «уехала» вниз, а когда кружочек вновь поднялся, на нем стоял ведущий и… двое моро: Олуни и Кальтут! Они низко поклонились и ведущий сказал:

— Один из наших опоздавших к началу друзей встретил моро, они прилетели за покупками. Он уговорил их зайти к нам и познакомиться с землянами. — Пошептавшись с моро, он объявил, что сейчас они покажут один из танцев моро. Вышли музыканты, Олуни немного поиграл на дудочке, Кальтут — на барабане, так сказать, «обозначили» музыку, музыканты потом легко ее продолжили, а Олуни и Кальтут станцевали красивый резкий какой-то танец, с падениями и выпадами, с плавными переходами и гортанными криками.

Им долго аплодировали, потом усадили за столик.

— Уль Владимир, а у вас одна жена? — спросила какая-то из девушек. Странно, я никогда не видел таких сине-черных глаз.

— Конечно, — сказал папа удивленно. — Но и у вас так же.

— Не совсем.

— Что вы имеете в виду?!

— Высокородные политоры, если они занимают первый, второй и третий пост в правительстве, имеют право иметь несколько жен.

— Вот это да! — сказал папа. — Не ожидал.

А я тут же вспомнил улыбки в квистории на самой первой встрече, когда папа спросил у уля Горгонерра, любит ли он свою жену.

— Особая традиция, идущая из глубины нашей истории.

«Тьфу, — сказал я себе, — заслушался». И показал папе руками, чтобы он дал мне сигнализатор. Он передал, я включил шкалу биополя (зажмурившись при этом), открыл глаза — стрелка была на ноле, на биополе политоров реакции не было. Улыбаясь, я показал шкалу папе, и он радостно тоже закивал.

— Стало быть, у уля Горгонерра — несколько жен?!

— Да, пять! — весело закричали папе девушки.

— И… и как они, у них разные функции в обычной жизни? А главная — есть?

— Нет, официально главной среди них — это было когда-то — нет, разве что он сам кого-либо выделяет. Вроде бы одна — хозяйка очага, кухни, вторая — лучше других компетентна в вопросах науки для бесед с квистором, третья — «по поэзии», четвертая — музыкантша, пятая… не знаем. Но все очень красивые.