АГРАРНЫЙ КРИЗИС. Если ухудшение положения рабочих имело своей причиной общее состояние экономики, то аграрный кризис, поразивший молодую республику, был обусловлен особенностями развития закавказской деревни в конце XIX – начале XX века. На тот момент в Бакинской и Елисаветпольской губерниях существовало два типа земельной собственности – казенные и владельческие земли. Первые из них находились в пользовании государственных крестьян, составлявших 70–75 % всего крестьянства и сосредоточенных в своей массе в Бакинской губернии.
В начале XX столетия широкое распространение среди государственных крестьян получила купля-продажа права на пользование казенными землями, причем продавались и закладывались не только усадебные, но и пахотные земли. Эта тенденция, усиленная захватами или арендой общинной земли, вела к концентрации ее в руках одних предприимчивых крестьян и постепенному обезземеливанию других. Этот процесс сопровождался серьезными конфликтами, которые обострялись в связи с отсутствием у местной администрации и самих крестьян точных данных о размерах и границах надельных земель. В 1903 году правительство наконец приступило к размежеванию земель государственных крестьян, но работы шли очень медленно. В течение первых пяти лет по всему Закавказью было размежевано всего 361 селение из 5 тыс. государственных поселений. К 1914 году в Елисаветпольской губернии было размежевано всего лишь 103 селения из 1083.
Что касается владельческих земель, принадлежавших бекам-мюлькадарам, то они делились на земли, находившиеся в наделе у владельческих крестьян, и земли в непосредственном пользовании самих беков. В 1870 году владельческие крестьяне стали лично свободными и получили право выкупа своего надела при согласии бека. Надел закреплялся за крестьянином, который до окончательного выкупа обязан был нести в пользу бека повинности за пользование землей. Хотя норма крестьянского надела определялась в 5 десятин на душу мужского пола, но на практике она составила 2–3 десятины: по закону землевладельцы, имея право сохранить 1/3 всех пригодных к распашке земель, отрезали часть крестьянских надельных земель. В результате в 1897 году более чем 600 тыс. десятин частновладельческих земель оказалось сосредоточенным в руках 2690 крупных хозяев, владевших от 300 до 1000 десятин земли.
К 1917 году число частных владельцев значительно выросло, что было напрямую связано с проведением в жизнь закона от 20 декабря 1912 года об обязательном выкупе надельных земель бывшими владельческими крестьянами. По нему с 1 января 1913 года крестьяне прекращали отбывать повинности бекам и переводились на обязательный выкуп своей земли. Однако до революции большая часть крестьян так и не смогла выплатить выкупную сумму. Что же касается земельных участков крестьян-собственников, то они были очень небольшими, достигая в среднем 2–3 десятин земли, хотя часть крестьян имела участки в 10–20 десятин. В этой ситуации масса безземельного и малоземельного крестьянства была вынуждена работать по найму или же арендовать землю у беков, к которым они, конечно, не испытывали теплых чувств. Дополнительным рычагом экономического давления крупных землевладельцев на крестьян стал вопрос орошения земель. В начале XX века большое распространение получило строительство вдоль рек водокачек, владельцы которых заключали с крестьянами окрестных селений отдельные договоры на орошение земель.
Таким образом, накануне революции крестьяне Бакинской и Елисаветпольской губерний находились в ситуации острого социально-экономического кризиса, вызванного процессом обезземеливания, а также проведением выкупных операций владельческими крестьянами. Кроме того, ситуация усугублялась неопределенностью границ частновладельческих и государственных земель, что часто приводило к попыткам их захвата со стороны беков. К этому прибавлялся фактор переселенческой политики правительства, который также обострял проблему малоземелья и вызывал острые конфликты между переселенцами и местным населением.
Революция ничуть не ослабила аграрный кризис в Восточном и Южном Закавказье, а скорее еще больше запутала его. Отменив в июне 1918 года аграрный закон, принятый ранее Закавказским сеймом, второе азербайджанское правительство мало продвинулось в деле его решения. Собственно, для правительства вопрос был практически неразрешим, поскольку оно просто не решалось на какие-либо шаги в сторону хотя бы частичного, даже за вознаграждение, отчуждения земель беков и других крупных землевладельцев, составлявших значительную часть элиты Азербайджанской Республики. Оставить все как есть правительство также не могло в силу разворачивавшегося с весны 1918 года крестьянского движения. Единственным выходом было создавать видимость активной деятельности в решении этого вопроса.
Так, сразу после открытия парламента в декабре 1918 года партия «Мусават», дабы успокоить население, поспешила огласить свою аграрную программу, где говорилось о безвозмездной передаче всех удельных, кабинетных, помещичьих и частновладельческих земель в полную собственность трудового крестьянства. В проекте все же указывалось, что лицам, вложившим в землю известный капитал, будет выдано вознаграждение из особого фонда. Но программа скорее была популистским прикрытием для правительства, которое не спешило приступать к проведению аграрной реформы. Министры снова вспомнили спасительную формулу непредрешения земельного вопроса до созыва Учредительного собрания (на этот раз азербайджанского). При этом подчеркивалось, что помещичья земельная собственность должна остаться неприкосновенной.
Разработка аграрного законопроекта велась одновременно, но без всякой координации, в рамках специально созданной парламентской комиссии и министерства земледелия. Созданная 4 февраля 1919 года парламентская комиссия во главе с меньшевиком Самед-агой Агамали-оглы состояла из девяти членов, представлявших разные фракции парламента. Пестрый политический состав комиссии привел к тому, что в качестве компромиссного варианта был принят аграрный законопроект Закавказского сейма.
Камнем преткновения для комиссии и затем для парламента стал вопрос о конфискации или выкупе частновладельческих земель. Вынесенный 23 апреля 1919 года на рассмотрение парламента, он вызвал ожесточенную полемику. Фракция «Иттихад» и беспартийные решительно настаивали на выкупе частновладельческих земель. Их поддержало правое крыло фракции «Мусават», заявившее, что конфискация может вызвать сопротивление землевладельцев и развал аграрного сектора. Социалисты единогласно выступили за безвозмездную конфискацию. Голосование решило вопрос в пользу сторонников конфискации земли без вознаграждения. Парламентская комиссия продолжила свою работу и к сентябрю 1919 года подготовила окончательный проект закона, согласно которому вся земля безвозмездно переходила в руки государства и объявлялась его собственностью. Основным владельцам оставлялась в пользование часть их прежних владений по определенным нормам в размере от 25 до 75 десятин.
Что касается самого правительства, то только в июне 1919 года при министерстве земледелия был учрежден отдел аграрных реформ, подготовивший к августу проекты двух законов – «О земельном обеспечении населения Азербайджанской республики» и «Об обращении лесов частного владения в собственность государства». Министерство, в отличие от парламентской комиссии, настаивало на отчуждении частновладельческих земель за вознаграждение. Разразившийся в это время очередной правительственный кризис не дал внести эти законопроекты в парламент, который вынужден был довольствоваться обсуждением 2 октября 1919 года проекта, подготовленного его комиссией.
Однако новое правительство поспешило заблокировать рассмотрение чрезмерно радикального, с его точки зрения, аграрного закона под предлогом необходимости совместного обсуждения парламентского и правительственного законопроектов. За немедленное рассмотрение законопроекта выступила социалистическая фракция, но встретила отпор со стороны Расул-заде, заявившего, что социалисты хотят лишь использовать аграрный вопрос «для демагогической пропаганды и агитации», а он подходит к вопросу «с целью честно его разрешить». Правда, для «честного разрешения» вопроса у правительства, с одной стороны, не было особого желания, а с другой – времени.