— Смысл здесь примерно тот же, но голову советую не забивать, — продолжал Каморин. — Слишком долго объяснять… И вообще, никаких объяснений больше не будет. Усек? Просто отстраню от операции и возьму другого… Ну все, закругляемся. А ты улыбайся, улыбайся, идиот, и пожми мне руку. Ты же всем теперь доволен… Так вот я — за порядок во всем! — возвысил голос Каморин, увидев группу подходивших людей. — И в регулярной выдаче зарплаты в том числе. И если на вашем предприятии будут повторяться подобные задержки, вы сможете обращаться ко мне в приёмные часы или звонить в любое время домой!

Если до этого Каморин говорил вполголоса, торопливо и постоянно оглядываясь, то теперь со стороны казалось, будто кандидат в депутаты отвечает на вопросы рядового избирателя.

Балабон поспешно отошел от кандидата в депутаты с просветлённым, как было велено, лицом.

— Павел Романович, дорогой. — Софья Борисовна, вдова убитого врача Болеславского, а также член инициативной группы поддержки Каморина, едва могла говорить из-за одышки. — Мы только что с собрания, где выступал этот неудачник Шаландин! Вы бы послушали, что он говорил в ваш адрес!

— Нетрудно представить, — пожал плечами Павел Романович.

— Уж как он ненавидит тех, кто его обошёл по службе или на выборах, мне ли вам рассказывать…

— А вы не думаете, что это он заказал убийство депутата Сиротина? — загомонили женщины из той же группы поддержки, окружив Павла Романовича. — Как и своих бывших коллег?

— Отнюдь, я ничего не утверждаю! — Каморин был весь внимание и отзывчивость. — Я этим пока не занимался. Убийца мёртв, а до уровня моего оппонента я опускаться не хочу. Сегодня он обвиняет меня чуть ли не в гибели тех несчастных, кто был в той машине… Нелепое и голословное обвинение! А вот сам оппонент… Впрочем, как кандидат в депутаты я нахожусь сейчас в щекотливом положении. Имею ли я моральное право использовать служебное положение и обвинять своего оппонента в совершении преступления? Нет, нет и нет. Вот почему я временно отказался от продолжения расследования… Но это не мешает мне сопоставлять отдельные факты, о которых вы все знаете не хуже меня.

Члены группы поддержки согласно кивали.

— Это так интеллигентно, так благородно, — стенали женщины. — Разве сравнить поведение Павла Романовича с его поведением?

— Вовсе не я, а сама общественность обратила внимание на череду странных убийств, случившихся почему-то именно в последнее время, — продолжал Каморин. — Причем, если вы обратили внимание, убивали именно тех, кто когда-либо стоял на пути Шаландина, делавшего свою карьеру, либо хорошо его знал и мог сказать о нем что-то такое, что подорвало бы его репутацию…

— Это так верно, так проницательно, так корректно с вашей стороны…

Члены инициативной группы еще сильнее закивали, с еще большей надеждой стали смотреть на Павла Романовича, чей голос дрогнул от нахлынувших гражданских чувств.

Глаза Софьи Борисовны наполнились слезами.

— Берегите себя, — прошептала она. — Берегите ради нас! У нас не осталось никого, кому можно было бы доверять!

— Я предлагаю установить круглосуточное дежурство в подъезде дома, где проживает Павел Романович! — громко сказал какой-то пенсионер с выправкой бывшего гэбэшника.

Только этого мне не хватало, подумал Каморин, несколько растерявшись от предлагаемой услуги.

— Павел Романович, дорогой, вы уже не принадлежите самому себе! — говорили вокруг сторонники, ещё теснее сплачиваясь вокруг своего кумира. — Наш избирательный округ всецело за вас!

Народ между тем все подходил и прибывал, сначала не понимая, что случилось, потом всецело присоединяясь к общему мнению. И вскоре уже в центре толпы сооружалось нечто среднее между трибуной и баррикадой.

— Народ берёт вас под свою защиту! — сказала Софья Борисовна. — Неужели вы этого не понимаете?

— Да, но как бы нас не обвинили в проведении несанкционированного митинга, — сказал Павел Романович, беспокойно вертя головой в поисках блюстителей порядка. Похоже, сегодня ему не суждено укрыться от народной любви и тревоги за его драгоценную жизнь.

А люди все подходили и подходили, что уже создало трудности для автомобильного движения.

Вот что значит перебор, думал он, пожимая руки направо и налево, улыбаясь, целуя детей и поднимая их на руки.

Балабон уже по дороге в аэропорт, а он не успел его до конца проинструктировать. Звонить в Москву опасно, за каждым его, Каморина, шагом, каждым звонком наверняка следят малочисленные, но весьма шустрые сторонники Шаландина, вознамерившегося, ни с чём не считаясь, прорваться в Думу. Не мытьем, так катаньем, как говорили сейчас ораторы…

Каморин рассеянно слушал их, думая о своём.

Итак, можно подвести кое-какие итоги. Сегодня сторонники Шаландина прячут от пули своего свидетеля, водителя Акентия Нефедова, единственного, кто мог бы рассказать об истинном поведении народного любимца, но пока еще не избранника, Павла Каморина, во время аварии тюремной машины, которая везла серийного убийцу, погубившего, судя по результатам баллистической экспертизы, не только народного депутата Сиротина, но и других уважаемых в округе людей.

А пока что — это главное… Ибо именно Каморин, этот прославленный борец с организованной преступностью, нашел и разоблачил, как и обещал при всем народе, убийцу по кличке Валет. В отношении того факта, что сам Валет погиб вместе с охраной, перевозившей его в тюрьму, можно теперь говорить всё, что заблагорассудится… В том числе задавать сакраментальный вопрос, на который нет ответа: ну хорошо, убийца, допустим, найден. А кто его заказчик? Не потому ли убийства в городе продолжаются, что до сих пор не найден заказчик? Не унес ли его имя на дно Миасса тот самый Валет? И больше того — не помогли ли ему это имя унести?

И тут Каморин увидел Нину. Она стояла чуть в стороне от толпы и внимательно слушала выступающих. Павла Романовича она явно не видела. Он хотел её окликнуть, но вовремя сдержался… Сторонники Шаландина и так нашёптывают по всем углам по поводу гибели её мужа. Не странно ли, что погиб именно тот, к кому сбежала бывшая невеста Каморина, этого бескорыстного борца с криминалом, и сбежала, видимо, как раз потому, что лучше других, благодаря своей женской интуиции, распознала подлинную сущность Каморина?

Лучше пока к ней не подходить. Лучше держать дистанцию. Во всяком случае, при свидетелях… В этом городе такие вещи не скроешь.

Павел Романович снова посмотрел на часы. Сегодня у него намечены еще две встречи, кроме той, с Балабоном, которая только что состоялась. Хотя не обо всем дали поговорить… Балабон уже должен приближаться к Челябинску. Придется потом позвонить в Москву Канищеву, чтобы передал Балабону кое-какие детали и подробности. Канищев умеет понимать с полуслова. За что и ценят. За что и терпят…

Каморин продолжал рассеянно улыбаться и пожимать руки избирателям. Да, он сегодня никуда не успеет. Хоть на улице не показывайся…

— Павел Романович! — обратилась к нему Софья Борисовна. — Ну хоть слово нам скажите. Вы же видите, как все мы ждем и надеемся, чтобы вы поскорее стали нашим депутатом!

Каморин пожал плечами, взглянул на часы, провел ребром ладони по горлу и наконец махнул рукой — а, ладно, мол! Подождут… Раз народ просит…

И вот он стоит перед людьми, скромный, мужественный и открытый, и не знает, как выразить нахлынувшие на него чувства при виде этой демонстрации народного доверия и признательности… Что сказать людям? Ну конечно, не то, что он думает о них на самом деле. А только то, что они от него хотят услышать. И что он хочет, чтобы услышала Нина.

— Спасибо… — начал он, немного волнуясь, отчего голос его дрогнул так, что пришлось прокашляться. — Просто не знаю, как выразить то чувство ко всем вам, моим землякам, которое сейчас испытываю. Понимаю, что ваше доверие лишь аванс и его ещё предстоит отрабатывать. Понимаю, как мало я сделал, чтобы его заслужить. Одно могу сказать — я делал все, что мог. Что было в моих силах.