Баранов ничего на это не ответил. Сразу замкнулся, уставившись куда-то вдаль.
И не ответит, подумал Чурилин.
— Обычно в старых романах мужчина отказывается отвечать, чтобы сберечь чью-то честь. Свою или женскую. Или слово, которое он кому-то дал. А только извините, Степан Матвеевич, не похожи вы на героя старого романа…
— Все, что возможно было вам сказать, я уже сказал, — пожал плечами Баранов, — добавить мне нечего. — Почему вы так запросто отпустили того, кто меня выслеживал, мне тоже непонятно… Может же такое быть, что он меня просто выслеживал. А стрелял другой. Может такое быть?
— Может, — согласился следователь. — Но поймите и другое. Где они, доказательства, что это именно он вас выслеживал? Я был вынужден его отпустить из-за недостатка улик. Или информации, которую вы упрямо скрываете… Ведь я бы мог вас допросить по всей форме. С протоколом. В присутствии вашего руководства.
— Это бы ничего не изменило, — угрюмо сказал Баранов. — Пусть хоть уволят.
Вполне сейчас соответствует своей фамилии, подумал Чурилин. Уперся — и ни в какую! Я просто обязан доложить о его поведении… А доложишь — тогда он упрется окончательно… Пожалуй, следует подождать. Тем более похоже на то, что причина молчать у него достаточно серьезная.
— И все-таки что-то ведь связывает вас всех: тех, кого уже убили, и вас, кого только ранили… Вы же понимаете, что идете на служебный проступок, не желая помогать следствию! Раз вы молчите, я тоже не могу больше молчать. Впрочем, мы уже это обсуждали…
Он махнул рукой. Отодвинулся вместе со стулом от стола. Все-таки в своем кабинете он чувствует себя куда увереннее.
— Ну, может, хоть что-то еще скажете? — спросил он. — Нельзя же так… В первый раз с таким встречаюсь, чтобы честный, профессиональный работник милиции отказывался говорить о том, что знает… И самое удивительное, что я вам в этом потворствую… пока потворствую. Все надеюсь, что образумитесь… Вот вы говорили, будто после вас убьют еще только одного. И на этом серия закончится… Но как мы тогда найдём вашего убийцу? Он ведь и вас, судя по всему, не оставит в покое. Если верить результатам баллистической экспертизы, стреляют из одной и той же винтовки. И по-видимому, один и тот же человек…
Пожалуй, сам теперь обо всем догадается, подумал Степан Матвеевич. Ну и пусть догадается — так даже лучше будет для всех. Но все равно от меня он больше ничего не услышит…
Чурилин в упор смотрел на ушедшего в себя милиционера. Нет, ничего путного от него сегодня не добьёшься…
— Ладно, идите, у вас, я вижу, голова разболелась от собственного же, кстати говоря, упрямства…
Вид у Баранова действительно был неважнецкий. Серое лицо, синие круги под глазами. Вид раскаявшегося грешника.
Оставшись один, Виктор Петрович некоторое время барабанил пальцами по столу, решая, ехать ли домой отсыпаться или… Нет, кое-что надо вовремя сделать. Потом будет поздно.
Он позвонил в прокуратуру.
— Зоя, это Чурилин… Генеральный у себя? Он меня не спрашивал? А кто из заместителей на месте? Я попрошу тебя не в службу, а в дружбу. Мне нужно разрешение на прослушивание телефонов сотрудника отделения милиции номер сорок четыре Степана Баранова и еще одной квартиры: Душанбинская, пять, квартира четырнадцать. Причем немедленно! Этим займутся ребята из моей группы, передай им… Да, и ещё. Также передай им, чтобы кто-нибудь завтра проследил за отъездом жителя города Сосновска Мишакова Дмитрия Константиновича, они его знают, с Казанского вокзала, поезд в одиннадцать сорок две, вагон девять, место седьмое… а вот номер поезда, каюсь, забыл…
Виктор Петрович немного кокетничал. Про его наблюдательность и зрительную память в следственном управлении ходили легенды.
— Так вот, передай, надо бы посмотреть, уедет ли на самом деле. И зафиксировать на видеокамеру, кто его будет провожать. А я, с твоего разрешения, пойду домой отсыпаться… Если что интересное появится, позвони мне в любое время…
Потом он подошел к окну и выглянул во двор. Попробуем спокойно разобраться, сказал он себе. Что всё-таки их всех вместе связывает — и погибших, и раненого Баранова, и кого-то еще, о ком я пока ничего не знаю…
Во-первых, время. Это, скорее всего, произошло до перехода погибшего лейтенанта Березина в другое отделение… То есть до шестнадцатого февраля сего года. Когда-то и каким-то образом они все могли быть вместе…
Теперь — место. Чечня, пожалуй, отпадает, поскольку Березин там никогда не был. А его застрелили из той же винтовки, что и остальных. Из неё же стреляли и в Баранова. Значит, связывает их что-то другое… Но что?
Тут у него одни домыслы. Баранов не похож на человека, способного на какое-то преступление… Отняли наркотики, продали сами и поделили выручку? Прецедент уже был… Года два назад. Потом этих милиционеров точно так же выслеживали наркоторговцы. И попытались убить. Тогда все обошлось, виновные сами во всем сознались, когда подпёрло.
Чёрт его знает… Главное, все люди семейные, положительные, в органах служат давно, характеризуются только с лучшей стороны.
Ладно, не стоит отвлекаться. Где и как они, отнюдь не друзья, во всяком случае, Березин с ними не дружил, могли собраться вместе? На каком-нибудь дежурстве, например. Еще не факт, между прочим, но проверить следует.
Он снял трубку и позвонил в сорок четвертое отделение.
— Это Чурилин, здравствуйте… — сказал он, когда ему ответил дежурный. — Я тут на Петровке… Полистайте, если не трудно, график нарядов, начиная… нет, прошу прощения, заканчивая шестнадцатым февраля. А начиная… ну, хотя бы с Нового года. Интересует меня вот что: где могли погибшие, а также Баранов, вчетвером дежурить? Понимаете, да? Да, чуть не забыл. Когда это найдете, посмотрите, пожалуйста, кто с ними был еще, если был. Я перезвоню попозже…
Он встал и походил по чужому кабинету. Прокуратура недалеко, рядом свой кабинет, но Виктор Петрович предпочитал сейчас поразмыслить в одиночестве… Он вообще любил работать один. И терпеть не мог эти коллективные размышления, так называемый мозговой штурм… Там, в управлении, сейчас трудятся члены его бригады. Все больше молодые, да ранние, у них, как всегда, много идей, и все они гениальные, но, как правило, уводящие в сторону…
Наверно, становлюсь стар, начинаю брюзжать, подумал он… Но сколько раз именно так уже и было, когда в одиночку удавалось сделать намного больше… Все-таки я кабинетный следователь, волк-одиночка, подумал про себя Виктор Петрович, хорошо это, или плохо, но это факт. И хоть привык работать у себя, но сейчас, в чужом кабинете, даже спокойнее…. Никто не звонит, никто не лезет со своими озарениями, не подозревая, что у меня своих полно.
Он позвонил жене:
— Ещё задержусь… нет, я на Петровке. Прячусь тут от своих шерлок Холмсов. Хоть можно спокойно подремать. Ничего, приду домой и отосплюсь…
— Он хотел уже было вешать трубку, но не так-то просто это было сделать. Он уже был не рад, что позвонил. Думал, ну пару-тройку минут, пока дежурный по отделению шарит по журналам, а жена, как назло, сыпала и сыпала словами, будто они сто лет не виделись — столько у нее накопилось новостей.
Извини, Катя, ко мне кто-то пришёл.
— Она обиженно замолчала. Привыкла за столько лет угадывать по интонации, когда он лукавит… Ну что ж, если по-другому нельзя, сама виновата.
И, едва положив трубку, он тут же набрал номер дежурного сорок четвертого отделения.
— Вот, товарищ следователь, кажется, нашёл… Значит, эта святая теперь троица, то есть Кравцов, Баранов и Петрунин, ходили в патруль в феврале этого года. Кравцов был старший.
— А Березин? Березин был с ними? — нетерпеливо перебил Чурилин. Его покоробила ерническая характеристика дежурного, данная погибшим товарищам.
— А Сашка Березин, царство ему небесное, был в тот день дежурным по отделению. Вот и всё… Больше они все вместе никогда не совпадали. Если только по двое в лучшем случае. Разве что после работы троили.
— Может, дружили? Рыбалка там, футбол…