Глава 16

Вечером следующего дня государственный секретарь Ватикана кардинал Смоленски позвонил по телефону Альберто Фазолино.

— Асмодей — Молоху.

— Молох слушает, ваше преосвященство!

— Оставьте это, черт бы вас побрал!

— Прошу прощения.

Резким голосом, в свойственной ему одному манере кардинал прогромыхал:

— Надеюсь, вы не включили в очередной раз магнитофон, Молох.

— Нет. Клянусь всеми святыми, Асмодей!

— Святых тоже оставьте в покое. Разговор записывается?

— Нет. Клянусь всеми… Клянусь.

— Хорошо. Слушайте внимательно. Этот Бродка не успокаивается. Наоборот, надвигается опасность, что он нас раскроет. Бродка нашел даже этого проклятого монаха с Кампо Санто Тевтонико, а тому, похоже, совсем нечего было делать, кроме как рассказать немцу, что там происходило.

— Вы полагаете, Бродка был в Сан-Заккарии? Как так вышло? Как он нашел этого монаха?

— Для меня это тоже загадка. В любом случае он появился в Сан-Заккарии с каким-то мужчиной. Я предполагаю, что это был тот самый репортер из «Мессаггеро», Зюдов, с которым уже давно возится Бродка. Оба они говорили с монахом. Ну а то, что речь при этом шла не о Священном Писании, я полагаю, вы догадываетесь.

— Итак, Бродка снова в Италии?

— А вы как думали, Молох?

— В Германии.

— Вы — дурак, Молох. Я думаю, Бродка вообще не покидал Италию. Он обвел нас вокруг пальца. Вместе со своей любовницей он живет в доме на озере Неми.

— Откуда вы знаете об этом?

— От полиции.

— От полиции?

— Бродка заявил в управлении полиции, что вместе с репортером из «Мессаггеро» наблюдал процесс передачи фальшивых денег Мейнарди Титусом.

— Боже мой!

— Об этом мне сказал начальник полиции Коллучи.

— Катастрофа!

— Могла бы быть катастрофа. Однако, как вам известно, мы платим Коллучи. Он заверил меня, что оттянет дело. Кстати, в ближайшие дни вас будут допрашивать. К тому моменту Титус должен исчезнуть. Вы понимаете? Посадите его в самолет и отправьте в Индию или Австралию. Я не хочу больше видеть этого парня. Что касается вас, то вы ничего не знаете.

— Понял, Асмодей.

— И еще кое-что.

— Да?

— Найдите киллера.

— Ваше преосвященство!

— Цена роли не играет. Мне нужна чистая работа. Никаких следов! Вы понимаете?

— Конечно, Асмодей. А кто цель?

— Александр Бродка.

— Асмодей!

— Оставьте это, Молох!

— Разве вы не говорили, что Бродка не должен умереть?

— Это было четыре месяца назад. Я думал, мы сможем урезонить его иным способом. Признаюсь, я ошибся. Мы уже вынуждены обороняться. До операции «Urbi et orbi» осталось меньше двух недель. До тех пор Бродка должен выйти из строя. Я не хочу, чтобы в последний миг все пошло наперекосяк.

— Если я правильно понимаю, Асмодей, все должно произойти очень быстро.

— Именно. Чем скорее, тем лучше.

— Это не так-то просто. Настоящие профессионалы, занимающиеся этим, не только дорого стоят, но и действуют очень медленно и осмотрительно, чтобы избежать какого-либо риска. Дешевый мафиози, которого потом поймают и который выдаст заказчика, только чтобы спасти свою шкуру, нам не подходит.

— Конечно, не подходит. Поэтому я и обратился к вам, Молох. Вы справитесь. И, как уже говорилось, деньги играют при этом самую последнюю роль. Laudetur.

— Laudetur, — покорно ответил Альберто Фазолино.

Но государственный секретарь Смоленски уже повесил трубку.

Над озером Неми сгустились сумерки, от воды на склоны подул прохладный бриз. Бродка расположился на террасе дома, поставив перед собой трепещущую свечу в садовом подсвечнике и бокал красного вина. Он размышлял.

Он не мог отогнать от себя мысль о том, что Жюльетт все еще обманывала его с этим latin lover'ом. Сам он хранил Жюльетт верность с того самого неудавшегося похождения в Вене, а потому испытывал бессильную ярость и желание отплатить ей. Единственное, что радовало Александра, — это ее реакция во время их встречи в Мюнхене на его показное равнодушие. На самом же деле он готов был растерзать этого молодого нахала.

Как вести себя с Жюльетт, если она все-таки вернется к нему? Отважится ли она на это вообще? И что сказать, если она ему позвонит?

Когда зазвонил телефон, древний аппарат почти исторического значения, Бродка вскочил. Он думал, что это была Жюльетт, которая решила попросить прощения, поэтому не торопился снимать трубку. Ему не хотелось вступать сейчас в продолжительные дискуссии или мириться. Тем более по телефону.

Аппарат смолк. Бродка перевел дух. Когда через несколько секунд телефон зазвонил снова, он поднял трубку и грубо представился.

— Бродка!

— Что-то произошло? — спросил Зюдов.

— Ах, это вы, — смутившись, сказал Бродка.

— Очевидно, вы ожидали кого-нибудь другого. Извините, я только хотел сообщить, что доктор Леончино вытащил беднягу Мейнарди из тюрьмы. Старый смотритель свободен.

Бродка и не думал, что адвокат справится настолько быстро.

— Очень рад это слышать, — честно признался он. — Остается надеяться, что мы поступили правильно. Тот, кто взрывает картины Леонардо, не остановится и перед тем, чтобы убить старика, особенно если речь идет о сокрытии грязных делишек.

— Да. Но мы и раньше об этом знали, — ответил Зюдов. — Честно говоря, я звоню затем… Как вы отнесетесь к тому, если завтра мы слетаем в Венецию? По поводу фотографии.

Бродка задумался. Он был настроен скептически относительно того, что тщательное расследование может принести пользу, но все же ответил:

— Хорошо, если вы уверены, что это даст какие-нибудь результаты.

— Это ведь единственная имеющаяся у нас зацепка. Кроме того, к вечеру мы вернемся.

Поразмыслив, Бродка согласился.

Едва он положил трубку, как услышал, что возле дома кто-то хлопнул дверью автомобиля. Он выглянул наружу и в свете фонаря разглядел графиню Маффай. Рядом с ней была собака, довольно большая.

— Я помешала вам отдыхать? Мне очень жаль! — крикнула она издалека. Женщина была обвешана сумками и пакетами. Бродка вышел ей навстречу, чтобы помочь донести покупки. Собака зарычала, однако вскоре признала в нем друга.

— Вовсе вы не помешали, — приветливо ответил Бродка. — Я один, и любой неожиданный звук слышу очень чутко.

Графиня поблагодарила Бродку за помощь. Пока они шли к дому, она принялась объяснять причину своего приезда.

— Знаете, — сказала Мирандолина, — я не могу выносить Рим более пяти дней. Потом мне нужно уезжать из города, чтобы надышаться вволю. А где ваша жена, синьор Бродка?

— Она поехала в Германию, по делам, — подчеркнуто спокойно ответил он, — и пока неясно, когда вернется.

Поднимаясь по лестнице вслед за графиней, Бродка невольно смотрел на ее длинные ноги в льняных брюках.

— Вам ведь не помешает, если я останусь на пару дней? — спросила Мирандолина. — Лоенгрин, мой пес, очень хорошо воспитан.

— Ну что вы, графиня, — ответил Бродка. — Дом достаточно велик. А как ваш пес получил столь необычное имя?

— Собака — единственное, что мне оставил муж. Он полагал, что немецкую овчарку должны звать Лоенгрин.

— Кстати, куда же он подевался? — спросил Бродка, когда они добрались до квартирки графини, располагавшейся в мансарде. — Я имею в виду пса.

— Не стоит о нем беспокоиться. Он входит в дом только тогда, когда его зовут. У Лоенгрина есть будка в саду. Вы, скорее всего, просто не заметили ее.

— Наверное, — ответил Бродка и протянул графине пакеты с покупками. — Ну, желаю вам хорошо отдохнуть.

Графиня Маффай поблагодарила его. Бродка спустился вниз и снова сел на террасе.

Над озером собиралась гроза. Внезапно налетел сильный ветер. Бродка убрал стол и запер двери террасы. Затем он пошел в спальню, расположенную на втором этаже, и выглянул в окошко на улицу.

Гроза шла над виноградниками, и листья шуршали, словно морские волны. Время от времени сверкали молнии, на долю секунды озаряя мягкие холмы белым мерцающим светом. Со стороны гор доносились мощные раскаты грома. Озеро, обычно зеркально гладкое, стало черным, как смоль, и выглядело угрожающе, словно врата ада.