Хотя сегодня нам трудно вообразить, что борьба за независимость Галиции могла бы увенчаться успехом, в 1944–1945 гг. ОУН надеялась на победу, уповая на три фактора. Первым из них считалась полная поддержка со стороны населения Галиции. Руководство ОУН было убеждено, что никакой оккупационный режим не сможет покорить Галицию, если сами галичане откажутся признать законность этой власти. Вторым фактором была вера в успех, основанная на многочисленности населения. ОУН рассчитывала на то, что послевоенная реконструкция Западной Украины и утверждение советской власти в регионе окажутся не по силам даже Сталину — если все недавно оккупированные Советами области станут очагами упорного сопротивления режиму. Третьим было упование на то, что западные союзники будут настаивать на демократическом решении задач послевоенной реконструкции Восточной Европы. Многочисленные статьи в подпольной националистической печати, а также перехваченные данные разведки повстанцев показывают: ОУН возлагала большие надежды на Третью мировую войну между “Россией” и Америкой. После августа 1945 г. украинские националисты особенно рассчитывали на угрозу применения США атомного оружия[82].

Тем не менее боевой дух украинского националистического подполья был значительно подорван уже одним размахом действий советской власти по установлению своего контроля на Западной Украине в первые шесть месяцев с начала повторной оккупации региона советскими войсками. Стремясь к тому, чтобы народ не прекратил сопротивляться укреплению советской власти на местах, руководство повстанцев было вынуждено вести борьбу сразу на нескольких фронтах.

До тех пор пока украинские националисты открыто противостояли советской власти, задача советских вооруженных сил и органов безопасности была относительно очевидной. Прямой отказ подчиняться советскому режиму означал неповиновение и давал достаточные основания для ареста, тюремного заключения, депортации или смертной казни. Однако националистическое подполье достаточно умело приспособилось к политике железной руки, проводимой Советами. Уже осенью 1944 г. аналитики из советской контрразведки отмечали соответствующее изменение тактики ОУН-УПА:

С февраля 1944 г. на протяжении многих месяцев и даже лет украинское националистическое подполье показало себя вполне способным адаптироваться к репрессиям со стороны советской власти. Тяжелые потери, понесенные в самом начале, заставили повстанцев изменить тактику и отказаться от прямых военных действий, которые они вели в первые шесть месяцев войны за освобождение Западной Украины от Советов. Подполье сумело эффективно отступить, выдвинув новую задачу — сохранить ряды борцов сопротивления и затаиться до тех пор, пока не представится возможность к наступлению. Новая тактика состояла прежде всего в переходе от открытой к тайной войне. Крупные тяжеловооруженные соединения распускались — вместо них создавались небольшие группы из трех-четырех человек для проведения небольших операций и нападений из засады. В особых случаях действовали более многочисленные отряды, но и их численность не превышала сорока — шестидесяти бойцов. Инструкции УПА начала 1945 г. указывали на резкую перемену тактики: “Мы будем продолжать нашу организационную, политическую и военную работу в полную силу, но более конспиративно, в глубоком подполье”[84].

С осени 1944 г. националистическое подполье постоянно боролось с пораженческими настроениями, угрожавшими уничтожить массовую поддержку украинским повстанцам. На всей территории, ранее оккупированной Германией, новые и новые победы над немецкими войсками создали вокруг советской армии ореол непобедимости. Большинство жителей Галиции устали от войны и не желали воевать против непобедимой, как тогда казалось, Красной Армии. Секретное донесение агента БУРЬЯНА из Буска руководству ОУН, датированное 4 ноября 1944 г., отражает общую атмосферу, в которой приходилось действовать украинским националистам: “Отношение организованного населения к нашему движению сочувственное. Отношение неорганизованного населения отрицательное, поскольку большинство из этих людей не верит в нашу победу над сильным врагом”[85]. Две недели спустя, 13 ноября, БУРЬЯН вернулся к этой теме: “Все население теряет боевой дух… Отношение населения значительно изменилось по сравнению с прошлым месяцем. Люди сильно запуганы арестами и высылкой в Сибирь. Сейчас в целом они не хотят пускать к себе в дом потому, что боятся доноса. В прошлом месяце мы не вели никакой пропаганды, большевики же свою пропаганду ведут”[86]. На общий упадок духа заметно повлияли введенные советской властью военно-полевые суды, а также быстро ухудшающееся материальное положение людей. “В нашем районе много мужиков [в рядах подпольщиков — Дж. Б.], но все сидят без работы, нет никаких сношений по ночам”[87]. Другой повстанец сетовал на то, что советские власти так “запугивают нас, что многие уходят” из рядов сопротивления[88]. Поддержка ОУН-УПА со стороны населения таяла на глазах и это становилось главной угрозой подполью. Как показывает совершенно секретный доклад НКВД октября 1944 г., местное украинское “население также начинает проявлять неверие в пропаганду ОУН и постепенно уходит от них. Часть населения оказывает поддержку [советским — Дж. Б.] погранвойскам в борьбе с бандами [повстанцев]”[89].

Главную опасность для подполья — и успех в глазах советских агентов — представляли пессимистические настроения. Они все больше распространялись среди повстанцев, по мере того как широкие слои украинского населения, которые раньше им сочувствовали, теперь от них отрекались, чувствуя неизбежность поражения. Эта перемена обрекала движение на гибель.

Чтобы побороть предчувствие неизбежного поражения, подрывавшее моральный дух повстанцев, украинская СБ повсеместно прибегала к акциям устрашения. Эти акции были направлены против двух категорий людей, отколовшихся от движения, — против своих же бойцов и против населения в целом. Действуя в атмосфере фатализма, неся постоянные потери в столкновениях с превосходящими силами советской армии, руководство украинского националистического подполья принимало жесткие меры, чтобы предотвратить дезертирство. Так один из лидеров повстанцев БУРЬЯН предупреждал своего непослушного подчиненного в письме от 10 ноября 1944 г.: