Робер поднялся, подошел к темному, красного дерева бюро, вытащил небольшую картонную коробку.

— Смотрите.

Перед моими глазами — калейдоскоп украшений, золотых крабов, сосудиков, разрисованных орнаментами из птиц, змей, пауков, ящериц — будто вся фауна се львы собралась на них, — фигурки, кольца, резные драгоценные камни. Находки, которые сделали бы честь любому археологическому музею мира и которые, увы, теперь я точно знаю, уже навсегда потеряны для археологии, истории и искусства. Вряд ли знали индейские жрецы и полководцы, что их украшения будут красоваться на груди какой-нибудь богатой баварской бюргерши или голливудской кинозвезды… От такого количества золота зарябило в глазах. Даже на неискушенный взгляд стоимость этой коллекция исчислялась в несколько десятков тысяч долларов.

…На секунду мы отвлечемся и вспомним «Золотой музей» в Боготе, пользующийся всемирной славой. Посетителей специально впускают в первый полутемный зал, чтобы затем они вошли в следующий, освещенный яркими лампами. И здесь… Вас внезапно освещает блеск тысяч золотых предметов — фигурок, подвесок, ожерелий, щипчиков, носовых украшений и многого такого, чему не знаешь названия. Это великолепное наследие древних индейских культур, процветавших до прихода испанцев.

Вот молодая французская парочка, отпущенная состоятельными родителями в свадебное путешествие. Соотечественники Робера Вернье смотрят влюбленными глазами не друг на друга, а на золотой плотик с десятью маленькими фигурками и одной большой. Некогда подобные ему курсировали в здешних реках и даже выходили в океан, перевозя золото из Перу в Мексику и обратно. Гид объясняет: «Испанцы искали золото и пряности, но когда они увидели индейцев с золотыми украшениями, то позабыли о пряностях». — «А как же индейцы?» — вопрошает кто-то из толпы туристов. «У них вырывали золото из ноздрей и ушей, священные могилы их предков были разграблены, и они научились молчать о золоте. Если оно у них еще оставалось, они его прятали. Видя, что работы с желтым металлом вызывают только грабежи и убийства, индейцы перестали изготовлять золотые ювелирные изделия. Они постарались навсегда забыть это проклятое ремесло… И когда испанцы награбили золота сколько могли, они заставили индейцев работать в рудниках. Когда те вымерли от непосильного труда, из Африки везли черных невольников… И до сего дня индейские племена не хотят говорить о золоте, они даже боятся произносить это слово. Рассказывают, что далеко в снежных горах, дважды в год, во время зимнего и летнего солнцестояний, они исполняют свои ритуальные танцы в золотых масках…»

«Золотой музей» принадлежит Банку республики Колумбии и хорошо платит, поэтому он получает ежегодно сотни тысяч от вскрытия гробниц, не разграбленных испанцами. Гид же объясняет: «Золото — это проклятие археологии Колумбии. Если же в гробницах находят керамику и прочие изделия, их выбрасывают или за бесценок продают туристам. Однако именно эти самые вещи наполняют нас гордостью за прошлое страны. Это — шедевры, сделанные руками индейцев, и они заставляют «белых» относиться к ним с уважением. Возможно, именно археологические открытия заставят правительства наших стран сохранить немногих из оставшихся индейцев от вымирания…»

…Из задумчивости меня вернул голос хозяина квартиры.

— Ну, как? Нравится? Теперь вы понимаете меня? — спросил владелец сокровища, чтобы как-то разрядить тягостное молчание и оправдать себя.

— Вы фотографируете раскопки?

— Конечно, некоторые мои тщеславные или недоверчивые клиенты требуют «вещественных доказательств». Боятся подделки…

В его словах прозвучала насмешка над ними.

— Вот одна из фотографий, правда, для того, чтобы ее сделать, я бы мог далеко не ездить…

…Лопата в руке, грязная сырая рубаха, баскский берет на голове — по словам хозяина, он лучше всего защищает от солнца, — обросший, постаревший… Да, сомнений быть не могло, снимок сделан в Бокас дель Торо.

— Сколько европейцев занимаются вашим ремеслом?

— По-моему, в наших краях — я один. По крайней мере, — тут он криво усмехнулся, — мне бы так хотелось.

— У вас есть сын, не думаете ли вы, что и он когда-нибудь займется вашим ремеслом?

— Рано. Ему всего двенадцать лет, а «уакеро» — так у нас зовут людей моего дела: «уака» — «могила», значит — «могильщик» — вовсе уж не такая легкая профессия. Но она сделает из мальчика мужчину… Впрочем, ему надо учиться. Наша профессия требует немалых знаний в истории, археологии, этнографии.

— Давно вы стали «уакеро»?

— С 1955 года. Тогда мне было двадцать семь лет… Я путешествовал по Центральной Америке, делая пометки в дорожном блокноте, хотел написать книгу. Именно тогда я понял, в чем мое призвание. Добывать золото! Это слово витало в воздухе, когда я разговаривал с индейцами под Копаном, Паленке, Ушмалем, повсюду… Оно и здесь, в этой комнате, в каждом ее углу, в большой картонной коробке с драгоценностями.

…Людей, занимающихся поисками и раскопками захоронений, я уже встречала ранее. Однажды в Колумбии я даже поехала с ними в район Магдалены, что находится на севере страны. Все вместе мы искали, копали, потели, находили только кости и обломки керамики, которые выбрасывали, сетовали на неудачу, принимались за раскопки вновь. И вдруг… о чудо! Носовая подвеска тайронской культуры, существовавшей сотни лет назад. Неплохо, но немного. А мои компаньоны стремились найти могилу вождя или жреца. Золотая вещь из их могил, вроде подвески на груди, могла бы им всем троим обеспечить безбедное существование в течение десяти лет!

«Мы живем надеждой и гордостью, — часто говорил старший из «могильщиков». — Я не мог, работая на фермера, послать семерых детей в школу. А теперь моя жена счастлива, у нас есть радио и вентилятор…» — «Но разве здесь нет запрещения на раскопки могил?» — «Нет, если они очень старые. Это почетная профессия — «уакерос». Сейчас есть даже профсоюз с разрешения Министерства труда…»

В это время группа, работающая неподалеку от нас, находит в могиле настоящее сокровище весом в 3 фунта, которое, вероятно, продадут местному музею или приезжему дельцу по антиквариату. На юге, в районе Нариньо, раскопанный золотой предмет весом в 10 фунтов как раз при мне был куплен таким человеком из Нью-Йорка… А мои «охотники за могилами» роют длинный туннель, пытаясь «зацепить» захоронение, «процеживают» могильную почву, но находят лишь глиняный сосуд. Откладывают в сторону. Сегодня им не везет, но неудачный день, не повергает их в уныние. Завтрашний день может принести клад в облике золотого клыкастого ягуара, такого, какой недавно объявился в Музее золота в Боготе. И такая находка, вероятно, сможет дать 50 тысяч долларов при все возрастающих ценах на желтый металл… Я вновь перехожу к разговору с Робером Вернье:

— В каждой могиле вы находите золото?

— Нет. Бывает, что иной раз работаешь неделями, как вол, и ничего не находишь. В прошлом году, например, я работал в компании двух сыновей старого Хартмана. Открыли две могилы: в своей они нашли много утвари и украшений, даже золотого орла весом в полкилограмма. Это было великолепное украшение, стоимостью во много тысяч долларов. Я же ничего не нашел…

— Очевидно, в таких случаях удачу и неудачу вы делите поровну, не правда ли?

— Никогда! Наш девиз — каждый за себя. Кооперирование — политическое слово, и его не существует в словаре «уакерос»… Правда, через несколько дней повезло и мне.

…Вернье — «дикий уакеро» и не входит в профсоюз «гробокопателей». Как он только что сказал, ему это ни к чему. Что поражает в подобных людях — это жажда золота, ради которого они готовы на все: переносить любые лишения, рисковать своим здоровьем, своей и чужой жизнью. Золото их опьяняет, дает им силы на новые поиски. Золото — их жизнь, их кумир.

— Есть ли еще районы в Центральной Америке, где существуют древние захоронения?

— Да, район Чирики, но он легко доступен и большинство могил там уже разграблено. Конечно, там можно найти что-либо, но это даже не оправдает затрат на дорогу. Слишком много развелось в последнее время любителей легкой наживы. К тому же мода на всякую антикварную дребедень требует все больше и больше товаров.