Фрэнк взял новую бутылку и разлил еще.

   — Давайте за нас, за то, что мы не сдаемся. За то, что придет час, когда мы вот также чокнемся на воле.

   Они снова чокнулись и снова выпили.

   — Я вот, — сказал Даллас, — когда мы с Фрэнком в «Олби» сидели, разбавитель пил для лаков и то ничего. Помнишь, Фрэнк?

   — Я не пил и потому не помню.

   — Мы в этот разбавитель соли набухали и активированного угля, ух и весело же потом было.

   — Это «как в России», называется, — сказал Здоровяк. Даллас обернулся к нему:

   — Почему «как в России»?

   — Да у меня был один русский знакомый, он оттуда, от коммунистов сбежал. Давно это было, правда, лет пятнадцать назад. Вот он рассказывал, что у них там водка дешевая, зато очереди — не подойдешь, и потому быстро кончается. Вот они и пьют там все подряд. У них даже поговорка есть: «Пей все, что горит. Е... все, что шевелится».

   Они дружно расхохотались и распечатали еще пару бутылок.

   — Да, девочек нам здесь очень не хватает, — вздохнул Здоровяк.

   — Счас бы, эх, поставить кому, — крякнул Даллас, разливая еще.

   Они выпили.

   — Э-э-э, эта, эт-та, — вдруг сказал Здоровяк. — Вы т-тут, н-не пейт-те. Я сейчас.

   — Ты по большому что ли или по маленькому? — спросил его, слегка покачиваясь на табуретке, Джон.

   — Вид-дишь, как-о-ой я бо-ольшо-ой? — ответил Здоровяк, поднимаясь из-за стола.

   — Значит, по большому, — кивнул головой Джон. Здоровяк вышел.

   — Эк его разобрало, — усмехнулся Фрэнк.

   — А еще м-масс-са говорит, — промычал Даллас. — Хорошо тем, у кого масс-сы мало.

   — Он не масса, говорил, а вес, — сказал Джон. Даллас посмотрел на него в упор.

   — Нет, мас-са!

   — Нет, вес! — зло ответил ему Джон.

   — А я говорю — масса! — хлопнул ладонью по столу Даллас так, что стаканчики и виски подпрыгнули, зазвенев, а полбатона хлеба упало на пол.

Джон набычившись поднялся.

   — Да ладно вам, бараны, — сказал Фрэнк, беря Джона за рукав и сажая его на место. — Выпьем за дружбу.

Он разлил и заставил их чокнуться. Они выпили.

   — А почему бы нам не покататься? — сказал вдруг Даллас. — Делали мы делали эту крошку, а для чего, собственно?

   — Фрэнк, правда? — сказал Джон. — Я ощущаю такой подъем сил. Я чувствую себя супермэном. Мне кажется, сейчас я могу все. А может, просто пойдем вот так, напрямик? Ведь они не смогут нас не пропустить! Ведь они же увидят, какие мы, и выпустят нас на свободу!

   — Конечно, — подхватил Даллас.— Конечно, они выпустят нас! А куда они денутся?

   Он встал и нетвердым шагом подошел к машине, открыл дверцу.

   — Прошу, — галантно расшаркался Даллас.

   — Я за руль! Я за руль! — закричал Джон и, петляя, побежал к машине.

   Дверь открылась, и в помещение гаража вошел Здоровяк.

   — Вы что с ум-ма сошли?! — проревел он.

   — Да мы же играем, — сказал Даллас. — Ты что, не понял?

   Фрэнк подошел и сел в кабину рядом с Джоном. Даллас захлопнул дверь.

   — Пойдем, — сказал он Здоровяку. — Пойдем выпьем. Не мешай им. У них там серьезный разговор.

   Он потащил Здоровяка к столику, наливая еще по чуть-чуть ему и Себе.

   — Неплохо, — сказал Драмгул, слегка пригубив рюмку, — осталось только завести мотор. Надеюсь, Леоне действительно его починил?

   — На свою беду! — захохотал Палач.

   — Погоди, что-то они его не заводят. Может быть, зелье не действует? Леоне, по-моему, все же пил меньше других, ты не заметил?

   — Да, — сказал Палач, — он не до дна опрокидывал. Но все же возбуждающее должно подействовать и на него.

   — Но ты видишь, они почему-то сидят и спокойно там о чем-то беседуют.

   — Зря вы не согласились на наркотик, — вежливо сказал Палач.

   — Но ты же знаешь, в случае чего Майснер наверняка стал бы настаивать на экспертизе. Они могли бы распутать весь клубок.

   Они сидели в машине, глядя на отражения ламп в ветровом стекле.

   — Как хорошо, Фрэнк, — тихо проговорил Джон, держась за руль, глаза его блестели. — Как будто мы уже на свободе.

   — Как будто мы мчимся по трассе.

   — И дом на берегу океана, где ждут нас наши девочки, все приближается и приближается к нам.

   — Ты женат? — спросил его Фрэнк. Джон усмехнулся:

   — Ты что, собираешься сделать мне предложение? Да нет, я не женат.

   — А собираешься жениться, когда выйдешь отсюда?

   — У меня была очень красивая девчонка, — сказал Джон, опуская голову на руль. — Мы хотели пожениться. Братья ее, правда, все меня доставали насмешками, издевались. Потом я на год уехал. Она писала мне письма. Каждые две недели я получал от нее письмо, где она писала, как она меня любит и что не может без меня жить. И вдруг как-то, р-раз, и прекратила. И тогда я понял, что никогда не буду встречаться с приличными девчонками. Лучше только со шлюхами.

   — Это она тебя так подкосила.

   — Да, это она меня так подкосила, — Джон поднял свою печальную голову от руля. — Да и куда мне жениться. Я же в этом мире мало что умею, только сны видеть. Я вот даже машину не умею водить.

   — Что?— не поверил Фрэнк.

   — Говорю тебе, даже машину не умею водить. Джон подергал руль на себя, словно хотел его оторвать, и несколько раз без разбора нажал на педали.

   — Вот видишь, это все на что я способен, — все так же печально сказал он.

Фрэнк рассмеялся и хлопнул его по плечу.

   — Не горюй. Я тебя научу!

   — Ты? Ты научишь меня водить машину?

   — Да, — сказал Фрэнк. — Смотри, вот это ключ зажигания, ты поворачиваешь и нажимаешь на стартер, а потом вот сюда, на газ, коробка скоростей здесь автоматическая, вот рычаг, а это вот тормоз. И все дела! А теперь давай я тебя покатаю.

   Он вылез из кабины и обошел автомобиль, остановившись у дверцы шофера.

   — Открой окошко, — постучал он в стекло. Джон опустил стекло.

   — Рули, — сказал Фрэнк, упираясь в раму кабины и мягко сдвигая автомобиль с места.

   — Я еду, — восторженно сказал Джон. — Какой кайф!

   Фрэнк медленно покатил автомобиль по кругу. Джон важно и торжественно рулил.

   — А теперь поворачивай на Бродвей, — сказал Фрэнк. — Смотри, какие девчонки, давай их покатаем.

   — Эй, девчонки, — подхватил его игру Джон. — не хотите ли покататься? Просто так, куда глаза глядят. А потом мы отвезем вас домой.

   — Или вон те, — кивнул в другую сторону Фрэнк, все так же продолжая вести автомобиль по кругу. — Смотри, они явно хотят куда-нибудь поехать.

   — Эй, красавица, — Джон помахал рукой воображаемым девушкам. — Может быть, вас подвезти? Смотрите, какая шикарная тачка к вам подруливает. Как насчет вечеринки, может быть, где-нибудь потанцуем? Или маханем в кино?

   — А можно за город, — предложил Фрэнк.

   — Да, а как насчет загородной прогулки? Завтрак на траве. Посидеть, выпить немного вина. Покататься на лодке. Можно позагорать, покупаться. Что? Ты слышал, Фрэнк, они говорят, что они не умеют плавать.

   — Не может быть! Нет на свете таких людей, которые не умели бы плавать.

   — Вы на самом деле не умеете плавать? Что? Фрэнк, они говорят, что и в самом деле не умеют плавать.

   — Ну так скажи им, что мы их научим.

   — Эх черт, уже смылись!

   — Ну не беда, — сказал Фрэнк, продолжая катить автомобиль по кругу в замкнутом тюремном пространстве. — Давай поворачивай на сорок вторую улицу. Смотри, какие огни.

   — Вот это да — продолжил Джон. — Похоже, они устроили иллюминацию. Ты не знаешь, сегодня что, праздник?

   — Да, сегодня наш с тобой праздник, Джон. Поехали в ресторан.

   — А как же мы будем возвращаться? Ведь мы, наверное, там наберемся, как черти.

   — Не будем думать об этом, — сказал Фрэнк, останавливая автомобиль. — Все. Теперь ты и в самом деле готов к путешествиям.

   Фрэнк выпрямился и оглядел гараж. Все было на своих местах. Стеллажи с деталями, сварочный аппарат, корпус от старого «плимута», бамперы, пирамида из колес, два автомобиля в углу, третий над смотровой ямой, токарный станок, ворота. Все то же, замкнутое пространство, стены, а за ними другие, еще выше, с колючей проволокой наверху и с автоматчиками на вышках. Нет никакого Бродвея, никаких огней, никаких девушек, нет никаких дорог, ведущих за город, нет ресторанов и дискотек, и никто не стоит на тротуаре, облизывая мороженое и стреляя глазками на проходящих мимо парней, на медленно подкатывающие автомобили. Фрэнк вздохнул. Казалось, и Джон пережил сейчас то же чувство разочарования и пустоты, когда развеивается дым иллюзий и неумолимая в своей жестокости реальность снова предстает перед глазами.