Проснулся, когда над сопками завис туман, осел белыми гривами на скалы. В забоке закричала квонгульчи. Значит, пришла ночь. Там, где лежал медведь, раздался шум и грызня. Это две рыси дрались около медведя. Андрей раздул угли, развел костер. Рыси, противно мяукая, вереща, пожирали мясо. Андрей их не боялся. Рысь — зверь достаточно трусливый и только тогда бросается на человека, когда оказывается в безвыходном положении. Хотелось пить. Андрей сполз к речке, напился и принес котелок воды, чтобы вскипятить чаю, поесть. Впервые захотелось есть. А когда человек хочет есть, то жить будет, если звери не сожрут.

Снова сменил гнойные повязки, намочив их опять же в желчи, еще и налепил сало на раны.

— Квон-гу-гуль! Квон-гу-гуль! — будто кого-то звала совка, раздирая душу.

Рыси наелись и ушли. Их сменили шустрые колонки, тоже визгливые, жадные. Каждый старался вырвать кусок мяса из зубов противника.

— Эко дело, зверюшки и те не боятся костра и человека.

За сопкой провыли волки. Два голоса сплелись и осели в туманах. Это выли красные волки. Вот они провыли поближе. Скоро послышались крадущиеся шаги по мокрой листве, траве. Колонки сломя голову бросились прочь. Волки подходили осторожно. Сделают шаг — остановятся, другой — снова остановка.

Андрей взвел курок. Он знал повадки этих волков. Они чертями бросаются на человека, спасуй, то разорвут. Костер притух. Андрей увидел тени волков. Они, небольшие, коротконогие, поджав уши, шли на него. Будто и не лежала перед ними туша медведя. Андрей плеснул воду на костер, совсем затушил. Огонь не поможет. Только пуля их может остановить. Эти мудрые звери, наверное, поняли, что человек, в общем-то, беспомощен.

— Ничего, — шептал Андрей, — одного собью пулей, второго прикончу ножом. Кажись, уже есть сила.

Андрей несколько раз уже встречался с красными волками. И ни разу не обходилось без того, чтобы они не бросились на охотника. Вот серых он еще в глаза не видел, вернее, видел, но те мелькнут серыми тенями и тут же пропадут с глаз.

Со стороны скалы рыкнул тигр. Затем послышался его кашель. Красные волки резко остановились. Потянули в себя воздух и тут же бросились назад.

Андрей не заметил, как он поджал под себя ногу, как сел, второй уперся в землю, чтобы выстрелить точнее. Волки ушли, но шел тигр. Обойдет ли он человека?..

А вдали, за туманом, звала брата и тосковала о нем квонгульчи. Андрей настороженно ждал тигра. Он слышал, как тот долго лакал воду, тихо порыкивая…

Тигр легко перемахнул речку. Андрей уже видел его при свете месяца. Взял на мушку. Но зверь постоял на косе, тихо пошел в верховья речки. Значит, этот не людоед. Просто ради любопытства подошел к человеку. Можно спать спокойно. Волки тоже не придут, если тигр оставил здесь свои следы.

Андрей тряхнул головой, не поверил себе, что он сидит. Боясь чего-то, тихонько пошевелил ногу. Жива! Вторую, — тоже работает. Правда, еще ныла спина да болели раны, Сильно болело ушибленное колено правой ноги. До этого боли в ногах он не чувствовал. Осторожно поднялся, сделал несколько шагов. Закричал:

— Господи, дык я ить хожу. Ну, теперича выживу, добреду домой.

Сходил за дровами, сильно прихрамывая. Развел костер, сварил чаю, лег и тут же уснул, крепко, без кошмарных сновидений.

Предутренний ветерок качнул тайгу, осыпая с ее листвы росистую капель. Она дробно застучала по старой листве, закатывалась в травы. Капли падали на лицо Андрею, но он закрылся зипуном, не хотел просыпаться. Тревоги и боли много отняли сил, теперь их возвращал живительный сон. Выспится, а утром похромает домой. Доберется, доковыляет…

Пришел апрель. А с ним пришла в тайгу оспа. Харченко спешно собрал сход, чтобы убедить мужиков, которые бы немедля ехали по стойбищам и спасали людей. Убеждать не пришлось. Охотники дружно выехали в стойбища, чтобы забрать к себе удэгейцев. Не помешало и распутье. Больных грели на печах, поили малиновым вареньем, липовым цветом. Многие из русских тоже заболели оспой. Но что делать? Спасая других, может погибнуть и сам спаситель.

Андрей и Тинфур приехали в стойбище Календзюги. Шаман шаманил, а его дети, мать болели оспой. У Календзюги было десять красивых девочек, пять мальчиков. Да и у Других семей рода Календзюги тоже было много детей. Девочек и женщин они отогревали на теплых канах, а мужчин выносили на мороз, — мол, охотники должны выгонять из себя болезни холодом. Они сильные люди, холод им не страшен.

Андрей, взбешенный, налетел на лекаря, влепил ему затрещину, закричал:

— Гадина, ты нарошно убиваешь мужиков!

— Мы своих так лечим.

— Тогда почему же они валяются на морозе? — надвинулся Алексей — Отвечай! — выхватил нож.

— Моя так делай всегда. Эти люди здоровы.

— На мороз и к столбу всех здоровых, — приказал Андрей — Больных в сани и к нам на печи.

И конечно, там, где не было русских, в оспу погибло больше половины удэгейцев, гольдов. Поредели стойбища…

Харченко послал отряд охотников за перевал, чтобы спасти аборигенов… Опоздали. Оспа пошла на убыль. Спасать уже было некого.

Заболел Тинфур, затем Андрей. Отлежались на печи. Андрей стал корявым. Софка, посмеиваясь, говорила:

— А ты мне корявенький-то больше по ндраву. Ей-пра!

Ходили упорные слухи, что пост Ольга скоро станет городом. Это и радовало охотников, и огорчало. Будет город, тогда и вовсе зверей не станет. Радовало, что при городе можно всегда и что угодно купить. Детей тогда будут сдавать на учебу. А то ведь дело-то с учебой не двигалось. Научит Роман Жданов читать псалтырь, деньги считать, и хватит. В тайгу, на охоту, — каждый должен что-то в дом нести.

В Ольгу приехал жандармский исправник. Не тот штабс-капитан, который так тепло принял Андрея Силова. А молодой, с пышными усами поручик. После водки и чая заговорил:

— Константин Капитоныч, ответь мне честно, почему ты прикрываешь убийцу Силова? Мы несколько лет копались в его делах, добрались до сути. Убегая, он с Суриным убил человека.

— Не знаю. Знаю одно, что Андрей Феодосьевич Силов столь много сделал для России, что, право же, кого мне защищать, как не его.

— Вам предложена отставка. Я же прибыл взять под арест Андрея Силова, от вас получить заявление об отставке.

Аниска, который подавал на стол, подносил свечу, чтобы дорогой гость прикурил пахучую папиросу, перемигнулся с Харченко.

— Силов — бунтарь против царя и отечества.

— Силов — первый защитник царя и отечества, — стоял на своем Харченко — Через таких, как Силов, крепка и сильна Россия. Без Силовых нас давно бы здесь смяли хунхузы. Они, Силовы, отстаивают эти берега. И не бунтуют они, а живут мирно землей и охотой, приумножая богатства России.

— Не будем много говорить. За мной едет новый пристав, а Силова прикажи казакам арестовать и привести сюда.

Аниска уже гнал коня в деревню. Кубарем скатился с седла, влетел в дом.

— Хлеб да соль!

— Едим, да свой, а ты рядом постой, — пошутил Андрей.

— Андрюха, не до шуток, приехал жандарм, шьет тебе убивство какого-то забайкальского казака, приказал тебя арестовать. Я все слышал. Собирайся — и в тайгу. Харченко дали по шапке, теперича он не пристав, паря.

— А может быть, не стоит бежать в тайгу-то? Сдамся властям, и баста? Дело-то давнее.

— Давнее аль нет, но Капитоныч приказал мне спрятать тебя. К давнему пришьют свежее, и загремишь на каторгу. Теперича уже загремишь. Это точно. Потом, я слышал, будто ты робил вместе с хунхузами, потому, мол, тебя и не было с нами.

— Но ведь все знают, что и как?

— Знают и отрекутся. Твоя сестрица десятую бумагу пишет, что не Ларька водил хунхузов, а ты, ты и убил Ларьку. Такое нагородят, что тыща прокураторов не разберутся. Собирайся — и в тайгу.

— Константину Капитоновичу я верю. Ежли приказал уходить — ухожу.

Софка тоже поднялась из-за стола, сказала:

— Я с тобой. Парень уже большой, бабка присмотрит.

— Зачем же, одному легче будет скрываться.