А значит, я из худших мерзавцев. Если она даже вдруг переменит свое решение, все, чем я смогу помочь, – это разделить с ней слезы. Похоже, я просто сам не отдаю себе отчета в том, что делаю.

– Старость меняет прошлое, мистер Баркер. Оно больше не воспринимается как череда событий, но как… – Ладонь ее пересекла луч, в котором танцевали пылинки. – …Как одна вещь среди других таких же вещей. Это как слово, произнесенное в пещере: оно эхом раскатывается по сводам. Мы еще слышим его, но уже не понимаем. «Мы надеемся на худшее и худшего боимся», как сказал кто-то.

– Звучит очень печально, – заметил я. – Так что же, в таком случае…

– Смысл жизни, мистер Баркер? – Она искоса взглянула на меня. – Чтоб мне лопнуть, если бы я знала! – Миссис Кэдуоллер-Бофорт пожала плечами и погладила юлившую рядом собаку. – Наверное, это любовь. И утрата. Две стороны одной монеты.

Телефон у меня в кармане стал подавать признаки жизни. Я знал, что это наверняка Линдси, спешившая сообщить мне, дошли деньги или еще нет. О чем она еще может говорить в такое время. Какая мне разница, когда все позади. Уже три часа – и ничего не изменишь.

– Мне очень жаль, – вырвалось у меня, когда мы услышали рев заводящихся моторов.

– Вам не о чем жалеть, мистер Баркер, – сказала миссис Кэдуоллер-Бофорт. – Просто мир не то место, где нам лучше всего. И это не ваша ошибка.

Я помог ей сесть ко мне в машину на глазах наблюдавших эту сцену соседок. Отчего-то я все время ждал финального выхода Кота, который приедет на своем «ягуаре» и прикажет всем выметаться отсюда. Но, видимо, это был не его стиль. Ему, как настоящему профессионалу, когда он победил, было достаточно победы. И чувство такта тут было ни при чем, просто он предпочитал тратить время на дела, которые принесут реальную пользу.

Когда я обошел машину, чтобы впустить Пучка на заднее сиденье, рядом на сломанную ветку розового куста села сорока и гаркнула на нас.

– Она говорит, твоя работа, – перевел Пучок с необычно хмурым видом.

– Знаю, – ответил я.

23

ЛЮБИ МЕНЯ СИЛЬНО, А НЕ СВОЮ ПСИНУ

Миссис Кэдуоллер-Бофорт переселилась в приют, точнее, в дом, где о ней позаботятся, а Кот – в поместье, вокруг которого проложил дорогу и понаставил оград и заборов, чтобы воспрепятствовать проникновению на территорию детей, вслед за которыми, как правило, появляются представители закона. Впрочем, в этих краях дети не водились.

Покупку дома для нас я целиком и полностью препоручил Линдси. Естественно, я продал обе наши квартиры через свою контору, но больше не желал иметь с этим ничего общего, безучастно относясь к происходящему.

Мы специально предприняли поездку в Мидлендс, где находится крупнейший в Британии магазин для животных, куда я отсылал заказ на будку с обогревом, которую можно было подсоединить к центральной системе отопления. Это была вещица немаленькая – высотой около шести футов, выше человеческого роста, со множеством уровней, где собака может сама по желанию выбрать, где ей спать.

Мы пытались приобрести такую будку через интернет, но оттуда можно было лишь скачать фото, которые мало что значили для Пучка. Конечно, он был в восторге, когда я красочно и в деталях описал ему, что это такое. Но я решил, будет лучше, если он увидит ее сам.

Он вдохновился идеей, и мы поехали испытывать термоконуру.

– Мне понравился верхний уровень, – подал он голос из будки. – Чувствуешь себя вполне надежно, никто тебя не видит.

– Я знал, что тебе понравится, – откликнулся я. – Значит, там и будешь спать?

– О, нет, – ответил Пучок, – здесь же не останется места для вас. Придется делать пристройку.

– Хорошо, – сказал я, понимая, что предстоит непростой разговор.

– Еще бы такую трубу, как у миссис Кэдуоллер-Бофорт, – сказал он. – Это возможно? Тогда бы я смог высовывать из нее голову и сторожить прямо отсюда.

Потом я старательно увел разговор в сторону. Чтобы пес больше не вспоминал об этом, я купил ему мячик на веревочке. А после того как хомяк, доведенный чуть не до сердечного приступа, прогнал его от своей клетки, мы подтвердили заказ и вернулись домой.

Мы ездили с миссис Кэдуоллер-Бофорт в собачий приют, чтобы сделать пожертвование и определить, на что именно следует потратить деньги с наибольшей пользой для собак, а также узнать, может ли она получить памятный значок как почетный даритель и установят ли они мемориальные доски в память о ее собаках. За 250 000 фунтов (а таков был размер пожертвования) они готовы были переименовать приют в честь миссис Кэдуоллер-Бофорт. Естественно, без упоминания суммы.

При виде того, как благодарны были ей эти люди, мне стало немного легче. Их менеджер по фондам прямо затрепетала от такой суммы и даже попросила на всякий случай у миссис Кэдуоллер-Бофорт удостоверение личности, видимо заподозрив какой-то подвох. Если бы приют получил все причитавшиеся ему 24 миллиона, эта женщина, наверное, свалилась бы замертво.

– Я не переживу этих щенков, – сказала миссис Кэдуоллер-Бофорт, проходя мимо клеток. – Я уже собралась на покой, вы понимаете, мистер Баркер?

Я обратил внимание, что вся живность внимательно прислушивалась к ее сентиментальным излияниям, видимо угадывая в ней «свою».

– Длинный день идет на убыль, – заговорил Пучок, – сладкий манит сон. Вечный вопрос неясно вырисовывается передо мной. Что… – Его глаза углубились в зыбкую даль, и глубокая задумчивость овладела им. – …на завтрак?

Оказывается, жизнь временами может становиться до слез мелодраматичной. Месяца полтора спустя после переезда миссис Кэдуоллер-Бофорт в «приют» я листал местную газету, перебегая глазами от раздела о торговле недвижимостью к спортивному, пока не убедился, что никто из сотрудников не смотрит на меня, после чего перешел к остальным материалам номера.

Время было послеобеденное, но на моем столе нет крошек пирожного, которого мне больше никто не покупал, на эту чистоту было даже больно смотреть. Нет, я, конечно, мог сам купить себе любимое пирожное, но теперь, когда не было Люси, это было вдвойне бессмысленно. Ведь я никогда не просил, чтобы она его покупала, эти знаки внимания смущали меня, и вот теперь, когда я мог купить себе пирожное, не испытывая никакого смущения, я просто не хотел этого делать. Странно.

Знакомые газетные истории о мелком воровстве и всевозможных распродажах скользили перед глазами, не проникая в мозг, пока я не наткнулся на знакомый портрет – миссис Кэдуоллер-Бофорт в траурной рамке. Ее кудрявая головка, похожая на цветную капусту, благородно выделялась на фоне песьих морд.

«Собачья утрата – покровительница дворняжек сорвалась с поводка жизни!» – гласил заголовок, подтверждавший мое мнение, что печатный орган заметно пожелтел после смены издателя.

Еще не дочитав до конца, я почувствовал охватившую меня дрожь. Пучок участливо сел рядом.

– С тобой что-то не в порядке.

Собака, точно градусник, извещает тебя о твоем состоянии, верь, ты ему или не верь – все равно пес окажется прав.

– Да уж, – ответил я. – Миссис Кэдуоллер-Бофорт умерла.

Пес посмотрел на меня озадаченно.

– Умерла? – переспросил он. – Не уверен, что понял. Что значит «мертва»?

Я вслух зачитал первый абзац колонки: «Души не чаявшая в собаках знаменитая суссексская благотворительница аристократка миссис Кэдуоллер-Бофорт скончалась вчера в возрасте 93 лет».

– И как это отразится на наших дальнейших отношениях? – спросил пес.

– Как отразится? Больше мы ее не увидим – вот как отразится. Можешь быть уверен.

Пес озадаченно почесал за ухом.

– Вообще-то, я всегда считал, что умирают только незнакомые люди, – признался он.

– Что это ты имеешь в виду?

– Ну вот, например. Я недавно видел в кустах мертвую лису, которую совершенно не знаю, в отличие от миссис Кэдуоллер-Бофорт, но я понятия не имел, что такое случается с друзьями.