- И войду, — упрямо закончила царица, не расслышав или не пожелав расслышать ремарки Митрохи.

 - Но если тебе не надо двуспальную кровать… — непонимающе нахмурился библиотечный.

 - Честно говоря, я и сама это не очень понимаю… Но, может, это объясняется в пятом уроке… Только у меня уже никаких сил нет его читать, — извиняющимся тоном призналась царица и вздохнула. — Голова — как деревянная…

 И тут же испуганно спохватилась:

 - Как ты думаешь, я ничего не перепутала?

 - Да нет, все хорошо, все правильно, — взял ее нежно, как больного ребенка, за ручку библиотечный. — Ты молодец — такую полезную книжку отыскала. А сейчас я тебе заварю чай со смородиновым листом и мятой, ты отвлечешься, попьешь, и ляжешь почивать.

 - Наверное, я неправильно объяснила…

 - Мы все поняли, все чрезвычайно интересно, спасибо, голубушка, — торопливо поддержал его Граненыч. — Ты поспи, отдохни, не волнуйся, все будет хорошо. Потом слова нам перепишешь, учить будем с Дионисием.

 - Я рада, что хоть чем–то нам помогла… — с облегчением улыбнулась Елена и утомленно откинулась на подушки. Глаза ее сами собой незаметно сомкнулись, и она тут же провалилась в неспокойный сон, полный бородатых Шапкиных с невидимками, скачущих на двуспальных кроватях с развевающимися балдахинами, спасаясь от неуловимых, но мстительных железных орлов сопротивления.

 Дионисий тихонько вынул из разжавшихся пальцев царицы розовый том, как берут неразорвавшуюся гранату, и спрятал ее в самом дальнем, самом пыльном шкафу своей библиотеки.

 

 

 

 Часть конской упряжи для люльки Граненычу и Дионисию удалось добыть без особых происшествий.

 На то, чтобы найти склад, в котором хранились веревки, веревочки, бечевки и канаты ушло немного больше времени, чем они предполагали, но и с этим лихая парочка, начинавшая уже понимать друг друга с полуслова, справилась.

 И вот — книжка в коридор на этом уровне была заложена, ключ из запасной связки, хранившейся под половицей у Варвары–ключницы, украден, и процесс пошел полным ходом. Бечевки, шнуры и веревки перекочевали в тайные апартаменты оборонного командования в библиотеке, были самым тщательным образом измерены, и Граненыч, никому не доверяя, принялся сплетать их в одну большую, длинную, прочную змею.

 Когда работа была окончена, оставалась одна, последняя деталь их плана — кошка.

 Набег на кузницу планировался оборонным командованием по обычному сценарию.

 Пройдя Путем Книги почти до черного хода — в нескольких метрах от него, в чулане с совками, ведрами и вениками на полочке пылилась позабытая пачка лубков — Граненыч под прикрытием рано спустившихся осенних сумерек неторопливо направился через большой двор к кузне.

 Как он и предполагал, работа там уже закончилась, а марионетки–кузнецы и их подручные организованной толпой ушли по квартирам. Дверь кузницы была заперта на тяжелый дубовый засов.

 Митроха, мгновенно оценив на глаз его вес и свои возможности по подъему таких тяжестей [25], решил для начала совершить обход всей кузни.

 Удача не отвернулась от него и на этот раз.

 Пятое от входа окно было не заперто — просто прикрыто, и он смог почти без труда пролезть внутрь.

 Как–то летом он заглядывал сюда навестить внука своего приятеля, Гриньку. И тот, гордясь первым рабочим местом, провел упиравшегося тогда истопника по всем углам и закоулкам огромной древней кузни, показывая без остановки и исключения все чуланчики, шкафчики, полочки и ниши, куда поколения запасливых кузнецов и их подмастерий сваливали, складывали и собирали все, что могло еще когда–нибудь и кому–нибудь, хоть теоретически, пригодиться.

 И вот, звездный час одной такой вещицы настал.

 Недолго поблуждав на ощупь по кузнице — хоть и разошлись все по квартирам, и тишина стояла мертвая кругом, а все же лампу или свечу палить было боязно — Митроха нашел то, что хотел: чулан. А в самом переднем углу — закорюку на три крюка с зазубринами, скованную, по преданию, восторженно выпаленному чумазым Гринькой, их мастером в пятилетнем возрасте. Вот она, лежит, милая, пылью припорошенная, ржавыми островками покрытая, но крепкая, надежная.

 Годная к царской службе.

 «Кис–кис–кис», — прошептал он, пряча ее в мешок, и улыбнулся, вспомнив первую реакцию царицы на слово «кошка».

 Вот и все.

 Сегодня, где–нибудь после полуночи, когда всё, наконец, будет готово, и дворцовый люд после трудов праведных (или не очень — кто как) успокоится, можно будет и начинать.

 А дальше…

 «Как будет дальше — так и будет. Все равно хоть как–нибудь, да будет. Ведь еще ни разу не было, чтобы не было никак», — вспомнил Граненыч любимое изречение из Кунг–фу–цзы, подивился в который раз такой неописуемой мудрости и, бесшумно ступая по земляному полу, побрел искать приоткрытое окно, через которое пробрался сюда.

 Он выбрался на улицу тем же путем, каким залез, оглянулся, прислушался, и торопливо, едва не переходя на бег, зашагал к казавшемуся сейчас вратами в безопасность черному ходу, стараясь как можно скорее преодолеть холодное и враждебное открытое пространство между кузницей и дворцом.

 Осторожно прикрыв за собой дверь, он снова огляделся. Тусклый свет редких масляных ламп давал больше теней и вони, чем освещения, и при желании в темных, лишенных света провалах между двумя светильниками мог спрятаться и остаться незамеченным человек, или даже несколько…

 «И даже с оружием, если будут тихонько сидеть и не брякать…» — отчего–то вдруг пришло в голову Граненычу, и во рту сразу стало сухо.

 «Да что это я все сегодня о дурном, да о дурном», — сердито сплюнул он, отогнал тревожные мысли, набежавшие невесть откуда и невесть зачем, и на цыпочках подкрался к заветному чулану.

 В темноте за дверью кто–то еле слышно вздохнул и переступил с ноги на ногу.

 «Дионисий уже заждался, бедолага… Которую ночь почти без сна, и сегодня выспаться будет не судьба», — пожалел хозяина библиотеки истопник и решил над ним подшутить для поднятия духа.

 - У вас продается лукоморский шкаф? — басовитым шепотом прогудел он, приложив губы почти к скважине давно неработающего замка, ключ от которого так и остался ржаветь в его глазке.

 Возня прекратилась.

 - Чего молчишь? Отзыв говори! — с шутливой сердитостью прикрикнул на библиотечного Митроха.

 Молчание в чулане стало почти осязаемым, и готовый сорваться смешок примерз к Митрохиным губам.

 Брякнула дужка ведра, затрещал ломающимися ветками веник, что–то упало, как будто сразу несколько человек сдвинулись с места…

 Когда дверь распахнулась, и из нее, звонко ударившись медной ручкой о каменный пол, выпал совок, Граненыч уже — откуда только силы взялись! — уносился прочь по темному коридору, только пятки сверкали.

 Погони слышно не было.

 Пробежав весь первый этаж западного крыла и промчавшись по переходу в южное, Митроха, а, точнее, его организм наконец–то вспомнил, сколько ему лет, сколько за последние годы вообще и за последние дни — в частности было выпито огненной воды, и когда в последний раз он бегал, и объявил перерыв.

 Сумасшедший стук сердца и рваное дыхание заглушали в его ушах все остальные звуки, и начнись сейчас хоть штурм дворца, хоть буря с грозой, хоть внеплановый конец света — их звуковое сопровождение не достигло бы слуха загнанного истопника.

 Выпустив из рук мешок с кошкой и согнувшись пополам, он хватал ртом ускользающий куда–то воздух и старался не обращать внимания, как кто–то злорадный и усердный распиливает ему бок изнутри, а в глазах сверкают не то, что фейерверки — лазерное шоу.

 «Вот дурак… Ведра испугался…» — в периоды просветления сознания успевал ругать себя истопник. — «Дионисий–то там, поди, сам не рад — думает–гадает, с какой такой радости и куда это я так от него понесся… Стыдобушка… сам себя запугал… сам себя заморочил… как девица красная… предчувствия его одолели… словно романов начитался… Полдворца, старый дурень, пробежал, как двадцать метров… Как только не помер… Нет, еще лучше… Как только ни на кого не налетел… ведь пёр, как лось, дороги не разбирая… салюты–то в глазах так и сыплются… так и мельтешат… в честь бестолковости моей… Ох, сейчас не помру, так жив останусь…»