- Ну конечно! — захлопала в ладоши Елена. — Конечно! Граненыч, ты гений! Ведь тогда Дионисий сможет вывести их из башни и укрыть здесь!..

 Но тут же погрустнела.

 - Но как мы ее туда передадим?..

 И ту настало время торжествовать Дионисия.

 - Я знаю, как, — гордо заявил он. — Есть одно старое испытанное средство. Простое и безотказное, как удар стилетом. Если не получится так — не получится никак. Во всех книгах оно описано как самый верный способ передачи заключенным запретных вещей. И мы этим способом тоже воспользуемся, — уверенно закончил он и победно оглядел друзей.

 - Каким?.. Как?.. — получил он порцию недоумения вместо минуты славы.

 - А разве я не сказал?..

 - Нет.

 - Ой. Ну, это очень простой способ…

 

 

 

 Чуть позже Граненыч припомнил еще одно изречение генералиссимуса Карто–Бито: «Если что–то с первого взгляда кажется очень простым, приготовьтесь к тому, что оно окажется невыполнимым».

 Способ, предложенный библиотечным, и в самом деле казался незамысловатым: запечь в каравай какую–нибудь маленькую книжицу и подкинуть его в корзину с продуктами, которую, наверняка, кто–то из заколдованных слуг носил в Меховую башню…

 Пока заговорщики не уткнулись в вопрос, как именно эту книжицу в этот каравай запечь.

 Кухня во дворце была одна. В ней готовились кушанья и для царской семьи и ее высокородных гостей, и для обслуживающих их слуг.

 Ночью это было бы сделать проще всего, но после последнего мытья посуды все огни тщательно гасились, а продукты убирались по местам. И, если незамеченным на кухню пробраться еще было можно, то как незаметно развести огонь в огромной печи, незаметно замесить квашню и незаметно испечь хлеб — не смогли изобрести даже Дионисий с Граненычем вместе взятые.

 Казалось, решение этой проблемы было очень простым — пройти на кухню днем, но Дионисий этого сделать не мог из–за своей приметности, Граненыч — потому, что мужики обычно допускались на кухню лишь в роли подносящих дрова к печам и в дровяные чуланчики, а Елена — потому что это было слишком опасно.

 На этом кандидатуры в пекари заканчивались.

 - Хорошо, не надо спорить, милые мои, — царица решительно поднялась со своей табуреточки и откинула косу назад. — Пойду я.

 - Нет!!! — в один голос воскликнули мужчины.

 - Но у нас нет выбора, мы же обдумывали это всю ночь! — воскликнула Елена. — Дионисий раздобудет мне какую–нибудь простую одежду, я измажу лицо сажей, повяжу на голову платок, и меня никто не узнает!

 - Я, конечно, могу… — нерешительно начал библиотечный, но был перебит Митрохой:

 - Нет, голубушка царица. Тут ты не права. Это мне Дионисий раздобудет простую одежду, я побреюсь, измажу лицо сажей, повяжу на голову…

 - ТЫ?!..

 - Да, а что тут такого, — спокойно пожал щуплыми плечиками истопник. — Я на кухню дорогу знаю. Знаком с ихними порядками более–менее — летом я туда все время дрова таскаю, когда палаты топить не надо. Замотаю личико платком — мол, зубы болят — на меня никто и внимания не обратит. Полная конспирация.

 - Полная… что?

 - Конспирация. Сиречь тайна и отвод глаз.

 - Но… но…

 - Что хотите говорите, — сурово сдвинул он брови, — а я царицу в это осиное гнездо не пущу. Не за тем ты ее спасал, Дионисий.

 - Я — тоже нет. Ни за что, — деловито поправляя очки на переносице, встал и обошел кабинет библиотечный. — Я убежден, что у Граненыча все получится.

 - Ты одежку–то мне сможешь достать? — напомнил ему Митроха.

 - Это не должно представить трудности, — горделиво улыбнулся тот. — Знаю я одну каморку под лестницей — Варвары–ключницы — где уже несколько месяцев лежат «Сто рецептов домашней водки» из моей библиотеки. Вот ее наряды мы и позаимствуем. В следующий раз будет книгу вовремя возвращать…

 

 

 

 И теперь Граненыч в зеленом ситцевом сарафане, едва закрывающем ему острые коленки, в желтой бязевой рубахе и в синем цветастом платке, с тряпицей, закрывающей половину лица и с книжкой в полотенце под мышкой ступал преувеличенно твердым шагом зачарованного по коридорам и переходам дворца, направляясь на кухню.

 Черносотенцы на постах, подавившись утренней зевотой, звонко клацали зубами и провожали недоверчиво–оценивающими взглядами его тощие ноги в мешковатых полосатых чулках и лаптях–босоножках [17]. Некоторые неприлично гоготали и свистели ему вслед. Наверное, потому, что слов ни у кого не было.

 Один солдат как завороженный подошел к нему и ущипнул за тощий зад.

 - Уходи, противный, не для тебя цвела, — хрипло пискнул, не поворачивая головы, истопник и продолжил свой путь.

 Вот тебе и конспирация…

 Тайна и полный отвод глаз…

 Но Митроха иногда, когда не было другого выбора, умел быть оптимистом. И теперь, подумав, что после его дефиле в дерзком мини–сарафане, враги и при всем желании не смогут вспомнить его лица, и без того прикрытого тряпицей, бодро прибавил шагу и завернул за угол.

 В пять часов вставали стряпухи, чтобы завести квашню, растопить печи и начать чистить овощи и резать мясо и рыбу к утреннему столу населения дворца. Не изменился распорядок и в этот день, но не слышно было ни перекликающихся голосов, ни шуток, ни даже перебранок, вполне естественных в обществе, все члены которого встали на несколько часов раньше других, а некоторые и вовсе не ложились.

 Гнетущая, удушающая, почти физически ощутимая тишина висела на кухне, и если бы не звяканье посуды и не треск поленьев в печах, можно было бы подумать, что это не люди, а призраки пришли и заняли места живых, но без вести пропавших кухарок и поварят…

 Не теряя времени, Митроха проскочил в дровяной чуланчик и забросил к самой дальней стене книжку вместе с маскировавшим ее до сих пор полотенцем. Теперь библиотечный сможет прийти сюда и вывести его отсюда сразу, как только хлеб будет готов, чтобы не терять время на петляние по дворцу.

 Деловито подвязав фартук, Граненыч уверенно присоединился к плотно сбитой молодухе с отсутствующим выражением лица и стал, подражая ей, доставать из квашни куски серого теста, месить его и лепить караваи.

 Один, другой, третий…

 Никто на него не смотрит?

 Осторожно, как бы невзначай оглянуться направо… налево… еще раз направо…

 Нет, все в порядке.

 Все заняты своими делами.

 На помосте на стуле, привалившись к стене, тихо похрапывает, досматривая ночные сны, надзиратель.

 Хорошо…

 Отвернувшись от молодухи, он незаметно извлек из–за пазухи вторую книжку, выданную ему Дионисием, проделал отверстие в одном из караваев и сунул ее внутрь, тщательно заделав и заровняв все следы несоответствия этого хлеба выверенной веками лукоморской рецептуре.

 К отчаянию Митрохи, каравай получился корявеньким и угловатым, раза в полтора больше, чем его собратья, он вообразил уже, как взгляды всего кухонного народа направляются на его уродливое произведение кулинарного искусства и в страхе оглянулся…

 Но кругом все по–прежнему было тихо. Похоже, до этого на всей кухне, никому не было никакого дела.

 Когда молодуха взяла хлебную лопату и стала сажать хлеба в печь, немного успокоившийся Граненыч дождался, пока все хлебы не отправятся в устье, и подсунул свой последним.

 Теперь оставалось сделать еще одно важное дело.

 Отвернувшись к полке с мисками, украдкой он извлек из–за пазухи бумажку, переданную ему Дионисием вместе с напутствиями, и начал читать: «Рецепт настоящего (зачеркнуто) настоящих (зачеркнуто) настоящей вамаяссьской суши. Для одной порции взять двести грамм красной рыбы благородной породы…»

 Граненыч быстро пробежал глазами весь немудрящий рецепт до конца.

 Ничего сложного.

 Пока хлеб печется, должен успеть.

 Методом ненаучного, но чрезвычайно энергичного тыка, почти перестав обращать внимание на досматривающего десятый сон надзирателя, Митроха быстро собрал все указанные ингредиенты.