— В лесу?

— Ну, да. Мы далеко уезжали, чтобы никто не заметил, для безопасности. А теперь пусть Серегин меня опасается, как огня. Он еще не знает, какой я ему сюрприз приготовила.

В кухню забежал Максимка, а следом за ним вошла Вера. Она посмотрела на вдруг умолкнувших мать и мужа, удивилась:

— Что это вы, ровно как заговорщики? Секреты от меня завели?

— Что ты, дочка, какие секреты? — Елена Петровна прижала к груди руки. — Я все тебе не хотела говорить, стеснялась, да Саша настоял. Бросила я Серегина-то. Насовсем. Спасибо вот Саше, что надоумил.

— Ох, мама, — Вера взяла Максима на руки, — как будто я тебе раньше не говорила. Бросила, и правильно сделала. Нам без него так хорошо, правда, сынуля? Если ты хочешь, мама, я тебе нормального мужичка подыщу.

— Ты? — Кудрявцева засмеялась. — С каких это пор моя дочь свахой у собственной матери стала? Ну, дети, рассмешили вы меня, прямо как в цирке. Да никаких мне мужиков не нужно. Хозяин в доме, — она показала на Александра, — слава богу, есть, а второй мужичок подрастает. А ну, дай мне моего единственного внука, я его потетешкаю! — Она приняла на руки Максимку и, высоко подбрасывая, подмигивала ему. — Вот так! Вот так! И никто нам больше не нужен! Мы и сами с усами, правда, милый ты мой?

Спать в этот вечер Елена Петровна легла пораньше, специально, чтобы побыстрее наступило утро. А проснувшись, она тут же вспомнила, какой нынче день, поднялась, устроила в квартире генеральную уборку, все вычистила, вылизала, навела полный порядок и, смертельно устав, присела на диван, глянула на часы. До четырех оставался еще целый час.

Кажется, все готово: слитки она уложила в вощеную бумагу, завязала в белую чистую тряпочку, положила в сумку. Потом достала из кладовки банку с соляной кислотой, аккуратно набрала полную спринцовку, заткнула ее носик спичкой, спрятала банку, а спринцовку положила в соседнее со слитками отделение сумки.

Оставалось взять топорик. Во что его завернуть? В газету! Топорик был небольшой, легкий, острый, Елена Петровна прошла в комнату, остановилась перед трюмо, мысленно представила, как она подходит к машине Серегина, размахивается и бьет топором сначала по стеклу, которое называется ветровым, а потом по капоту. Вот так: раз! раз! раз! Потом можно разбить еще обе фары. А когда Серегин подойдет и спросит, зачем она все это делает, она достанет из сумочки спринцовку, выдернет спичку и плеснет кислотой в его бесстыжие маленькие глаза.

Саша приехал ровно в четыре. Вера еще не вернулась с работы. Пока она сядет в автобус, доедет до города, зайдет за Максимкой, будет шесть. А там и они уже вернутся.

Павлов с недоумением посмотрел на завернутый в газету топор, который Елена Петровна прижала вместе с сумкой к груди.

— Да зачем он?

— А как же? — удивилась она этому вопросу. — Я им буду рубить красные «Жигули» Серегина.

— Может, не стоит пока, Елена Петровна?

— Не надо, Саша, не отговаривай меня, я знаю, что делаю, — она решительно шагнула вперед. — Поедем, что ли?

— Рановато вообще, но поедем, может, подождем Савелия на трассе. — Павлов закрыл замок на два оборота и подумал, что надо найти доводы и убедить тещу, чтобы она не глупила пока и не вздумала в самом деле молотить топором по «Жигулям» пожарника. Тот же драться начнет, а он здоровый, с ним не справишься. Да и милицию может вызвать, она нагрянет, и не увидим мы Савелия как своих ушей.

Он сел в машину, посмотрел на Кудрявцеву и тронул. Вид у Елены Петровны был воинственный.

— Куда сначала-то ехать? В Пионерский поселок или в пожарную часть?

— Дома его нет, — живо откликнулась Елена Петровна, — я все подсчитала, он сегодня дежурит с утра.

— А может, лучше с ним потом поговорить, когда уже продадим слитки?

— Нет, Сашенька, я именно сейчас очень хочу увидеть его физиономию и сказать ему кое-что.

— Понятно. Ну, может, тогда хоть топорик с собой брать не будете? Ведь светло кругом, а там, возле пожарной части, люди. Он еще крик поднимет, народ сбежится, да еще кто-нибудь милицию вызовет.

— Ты так думаешь? — медленно спросила Елена Петровна и глубоко вздохнула. — Вообще-то ты прав, Саша. Днем это делать нельзя, не совсем удобно. Лучше потом, после продажи, когда стемнеет. Но поговорить-то я с ним могу? Не бойся, я ничего с собой брать не буду. Я так к нему выйду. Я ему скажу, что он подонок и что я все знаю про него и про его жену. И что мы с тобой, Саша, сейчас едем по очень важному делу. А через часок, пока он тут дежурит, мы к его Клавочке завернем, и я ей раскрою глаза, все расскажу. Пусть-ка она приготовится его встречать. Так начнется моя месть. Ну что, хорошо я придумала? — Кудрявцева торжествующе посмотрела на зятя.

— Нормально, даже отлично! — с облегчением вздохнул Павлов. Слава богу, кажется, пронесло. Потом, когда Савелий купит у нас золото и отдаст деньги, пусть Елена Петровна делает со своим Серегиным и его красными новенькими «Жигулями» что угодно, хоть на части режет и без соли ест.

Коля Марков, который за эти две недели сбился со счета, сколько раз он мчался из города в областное управление и обратно, с открытыми глазами дремал в «уазике». И вдруг по рации, до этого молчавшей, раздался зуммер. Марков мгновенно схватил трубку.

— Первый, Первый, вас вызывает Пятый!

— Сейчас, секунду, — крикнул Марков. — Я позову! — Он бросился в дверь, пролетел узкий коридор и вбежал в кабинет Матвеева. — Юрий Степанович, вас вызывает Пятый.

Панкратова, рассеянно игравшего в шашки с Самохиным, словно ветром сдуло с места. Он выбежал к «уазику», взял трубку:

— Пятый, я — Первый, что у вас?

— Товарищ Первый, продавцы сели в «Москвич» и медленно отъехали от дома.

— Так рано? — Панкратов посмотрел на часы. — Куда они едут?

— В противоположную от гостиницы сторону, в старую часть города. Что мне делать?

— Ведите их и держите со мной связь непрерывно.

— Вас понял, Первый!

Самохин подошел к «уазику» следом за Панкратовым, внимательно послушал переговоры и кивнул утвердительно:

— Все правильно. Продавцы волнуются, поэтому спешат.

— Думаете, и нам пора? — Панкратов нервно закурил и нахмурился.

— Юрий Степанович, — Самохин подошел к нему вплотную и доверительно тронул за локоть. — Вы — старший группы захвата. Мой голос — только совещательный. Считайте, что меня нет. Договорились?

— Спасибо! — Панкратов облегченно улыбнулся. — Тогда вперед! Внимание всем! — Он посмотрел на Маркова и глазами показал ему, чтобы тот садился за руль. — Продавцы выехали из дома. Всем, кроме Пятого, оставаться на прежних местах. Объявляю повышенную готовность. Пятый, как они вели себя, когда садились в машину?

— Они были спокойны. Она улыбалась, в руках у нее сумочка, у зятя что-то завернутое в газету, палка или цветы. Кажется, они едут к пожарной части.

— Вас понял, ведите продавцов, — ответил Панкратов. — Коля, поехали, только медленно, к площади перед гостиницей. Там будет главное.

— Слушаюсь, — Марков тронул машину вперед. «В пожарной части сейчас дежурит Серегин. Зачем к нему едет Кудрявцева? Что-то сказать? Предупредить? Что? О чем? Может, не она, а он будет продавать золото Савелию? Да, братишка, загадки пошли с первого шага. А этот Самохин молодец, выдержанный парень. И понимающий. Забился в угол, молчит, как будто его нет».

— Внимание, Пятый, где продавцы?

— Остановились около пожарной части. Из машины вышла Кудрявцева.

— Что у нее в руках? У нее в руках что-нибудь есть? — едва не закричал Панкратов. — Тот сверток в газете?

— Вас понял, в руках у нее ничего. Она разговаривает с дежурным. Он уходит. Она стоит, ждет, вот обернулась к Павлову, но он в машине и не глушит мотор, значит, они здесь не должны задерживаться. Внимание, товарищ Первый! Из пожарной части вышел Серегин. Они не здороваются. Она что-то говорит ему, она улыбается. Он молчит. Кажется, она чем-то его напугала. Первый, она отвернулась и идет к «Москвичу». Серегин стоит и кусает ногти. Кудрявцева садится в машину, рукой машет Серегину. Улыбается. Он почему-то показывает ей кулак. Плюется. Уходит, оборачивается, ушел. Они трогаются. Следую за ними. Продавцы выехали на шоссе. Может, они собрались в соседний город? Что мне делать?