С того момента, как Евгений Александрович выругал Настеньку за ее визит в милицию, прошло каких-нибудь три часа, а он уже сделал так много: внушил жене, чтобы она, полная идиотка, сидела дома как мышь. Поговорил с магаданской вдовушкой. Наконец, соорудил прекрасный тайник.

Только бы эта простушка Елена Петровна не вздумала на самом деле травиться и оставлять какие-нибудь дурацкие записки, вроде: в моей смерти прошу не винить никого, кроме любимого Васи и Евгения Александровича. Душа-то у нее простенькая, но человек сложен, ой как сложен. Ни гениальности, ни гадости от него не ждешь, потому что он твой сосед, ты его как облупленного знаешь, а он возьми да сделай великое открытие или роман в стихах напиши. Поэтому, дорогая Елена Петровна, не шали там. Хорошо бы еще напугать как следует этого наглеца Серегина. Такие люди большого роста, как правило, трусоваты. А что он наглец и трус — это видно невооруженным глазом. Ему, например, можно сказать: за мной и за тобой «хвосты», прячь концы в воду, не показывай носа, заройся в землю, вообще — нишкни, и только это тебя спасет. Да, надо обязательно напугать его, чтобы он, пока я уеду куда-нибудь, хотя бы на поезде по турпутевке в Среднюю Азию, не кинулся искать нового покупателя. А уехать сейчас мне сам бог велел. Острота момента пройдет, да и я успокоюсь, приготовлю для Вернера письмо. Наверняка он мелкая сошка. Вот выйти бы на хозяина, с ним бы поторговаться! Но это потом. А пока в Бухаре или Самарканде полкило патрончиков можно попытаться продать рублей по семьдесят за грамм.

Анатолий Гусев был искренне удивлен. Почему получается так? Он сделал немало для того, чтобы выявить этих «старателей», а благодарность от руководства заработал Федор, у которого, если бы спросили Гусева, во всей этой истории была нечаянная заслуга: когда своим жестким кулаком он достал Гусева, и тому ничего не оставалось, как выплюнуть на борцовский мат выбитый зуб, потом поддаться уговорам жены и тещи и из самой простой ситуации выявить такое замечательное дело. Это можно сравнить, думал с улыбкой Гусев, хотя бы с такой картиной: идет человек, видит, на асфальте — обычная лужа. Не большая, не маленькая, не глубокая. Человек погружает туда руку, а вынимает в кулаке золотую рыбку. Но дальше события развиваются вопреки всякой логике: поощрение дают не рыбаку, а стороннему наблюдателю, который, сидя на лавочке у ближнего подъезда, сделал умозаключение: вода на этом месте оказалась вследствие дождя, а золотая рыбка завелась в луже потому, что на рыбозавод по ошибке снабженцев завезли мальков не карпа, а золотых рыбок. Емкость, в какой их везли, была малость худая, и рыбка попала в лужу. Вот ведь как на самом-то деле. Работать надо, а не философствовать. К кому пришел с повинной Одинцов? Кто через него достал Глазова? Кто вычислил и раскрутил жену Зайцева и вышел на него и продавца? Потом, когда дело о «старателях» станет историей, и по нему зеленые ребята будут учиться грамоте чекистской работы, как по букварю, тогда-то и вспомнят настоящего виновника торжества.

А в том, что торжество будет, Гусев ни на минуту не сомневался. Конечно, все эти шуточные мысли он держал при себе и посмеивался над ними, но удивление у него не проходило. Неужели нынче Шерлоки Холмсы, рассуждающие с трубкой в зубах о логике поведения преступника, предпочтительнее людей действия? Нет, не может этого быть…

Матвеев достал из папки двойной лист в клеточку, исписанный прилежным женским почерком, протянул Гусеву:

— Ну-ка, прочти, только что принесли.

Гусев хмуро и недоверчиво взял лист:

«Уважаемые товарищи, работающие в комитете государственной безопасности!

К вам обращается Светлова Марина, член ВЛКСМ, продавец специализированного магазина «Водка», что на улице Трудовой. Мы работаем в этом магазине втроем, двое работают, одна отдыхает. Вчера, в мою смену, в магазин несколько раз приходили двое парней. Одного зовут Глазов Виктор, а другого Александр Павлов. Оба были заметно пьяны. Я не хотела отпускать им водку, но моя напарница Антонина Малахова изредка встречается с Глазовым, поэтому водку продала она. Из разговора я поняла, что Глазов и Павлов из какого-то раствора получили в саду у Глазова золото, поэтому теперь у него будут деньги. Я сразу подумала, что они совершили преступление, потому что знаю: Глазов недавно вернулся из колонии, он на все способен. Поверьте мне, я — комсомолка, не имею права молчать. Некоторые думают, что если работник торговли, так уж и нечестный человек. Это неверно, у нас работает много хороших и честных людей. Я сначала хотела пойти в милицию с этим письмом, но потом вспомнила, что еще совсем недавно перед фильмом о советских разведчиках в кинотеатре «Октябрь» выступал работник комитета государственной безопасности и очень хорошо и убедительно рассказывал на примерах, что мы все должны стоять на страже интересов нашего государства. Я думаю, что золото — как раз такой металл, от которого зависит экономика нашего государства, а если его кто-то украл, значит, и безопасность. Я в этом убеждена, потому что изучаю политэкономию в заочном институте советской торговли. Вначале мне было страшновато садиться за это письмо, но потом я поняла, что бояться нечего. Мой дедушка погиб на войне с фашистами, и папа с ними воевал совсем молодым. Так что же мне бояться каких-то подонков, правильно? Их же раз-два и обчелся, а нас — много. Я готова даже при Глазове и Павлове повторить все, что здесь написала, С искренним к вам уважением Марина Светлова».

— Ай да Маринка, молодчина! — Гусев вернул письмо, улыбнулся. — Здорово она про лекцию в «Октябре» написала. Выходит, Петр Васильевич, не зря мы с вами их читаем? Теперь я понимаю, почему вы смеялись. Товарищ капитан, я знаю, где Глазов живет. Разрешите мне туда быстренько слетать? Наверняка они оставили следы. Честное слово, я аккуратно.

— Так же, как с Серегиным, когда тебя около забора его Тарзан чуть не покусал? — нахмурился Матвеев.

— Ну, Петр Васильевич, — Анатолий вздохнул, — я тогда малость погорячился. Зато вариант с проверкой анонимного письма про факт самогоноварения тут же предложил. Хоть и не нашли самогонный аппарат, я все равно уверен, что Серегин гонит самогонку. Эх, меня там не было, я бы нашел. А у Глазова откуда собака? У него заборчик в полметра. Он и мать на работе. Я только визуально. Разрешите хоть сад посмотреть?

— Хорошо. Но дальше сада не лезь. Если у них все получилось, что они будут делать?

— Ясно, как день. Может, предупредить Одинцова?

— По твоим рассказам, он — честный человек. Подождем от него звонка. Спугнуть продавцов золота мы не имеем права.

Неожиданный визит Зайцева привел Елену Петровну в шоковое состояние. Она бросила стирку и рухнула на диван без сил. Единственная мысль, которая билась в ней, была: во что бы то ни стало предупредить Василия Митрофановича.

Но как это сделать? Только через два дня он должен заехать за ней и остаться, как обычно, до утра. Сегодня он заступает на дежурство в пожарной части на целых двадцать четыре часа. А потом он должен хоть немного отдохнуть, выспаться, что-то сделать по дому, у него все-таки немалое хозяйство, она это понимает. И лишь к вечеру он приедет к ней. Как же его предупредить? Сейчас всего половина восьмого. Вера с Сашей, как назло, отпросились в кино, оставили на нее Максимку. С ним же не поедешь в поселок Пионерский к Василию. Одной можно рискнуть. Как-нибудь через мальчишек вызвать Серегина на улицу и предупредить. Ведь это очень важно. И, наверное, срочно. Иначе не стал бы ее разыскивать Евгений Александрович и упрашивать, чтобы она молчала в случае чего. Он за нее зря беспокоится. Если ее арестует милиция, она ничего не скажет! Разве она захочет сделать неприятное любимому человеку — Василию Митрофановичу Серегину? Вот где, товарищ Зайцев, собака зарыта, и вам об этом ни за что не додуматься. Вы даже догадаться не можете, что у меня, простой бабы, может быть такая глубокая и преданная любовь. Вы вон каких фифочек выбираете себе в жены, аж ее тронуть боязно, того гляди развалится или сломается, как чашка фарфоровая. А мы люди простые, не особенно гордые. Нам настоящая нежность только раз в жизни дается, как орден, как награда за наше долготерпение.