—  Да нет, мы аккуратно. А чего ее так? — спросил Андрей.

—  От рук отбилась, — недобро ответил китаец.

—  Учить будете?

—  Да. Только не ее. «Меня, что ли?»

Заперев пленницу на замок, Чен вышел из салона, за ним последовал Вонг. Андрей остался. В баре нашлось виски, в холодильнике — лед. Темная ароматная жидкость немного обожгла горло, в животе стало теплее. Напряжение отпустило, тело расслабились.

—  И мне налей. — В салоне вновь появился Чен, его глаза возбужденно блестели. — Ну, за удачу! Ах, хорошо... Давай-ка глянем на эту тварь.

Он отворил дверь душевой. Брюнетка казалась безучастной ко всему — закрыв глаза, сидела на пластиковом полу, привалившись спиной к белой кафельной стене. Чен схватил ее за густые темные волосы, повернув лицом к себе.

—  Эй, ты, дерьмо! Покажи-ка сиськи!

Другой рукой он грубо схватил ее за грудь, просунув руку за борт темного жакета.

—   У тебя сиськи, как у свиньи! И сама ты свинья! Слышишь меня, ты...

—   Оставь ее! — раздался сзади спокойный голос. В салоне стоял господин Ли Ван Вэй.

—   Иди в рубку!

Без единого слова Чен допил виски и ушел. Ши-фу подошел к девушке и погладил ее по волосам. Та встала на колени, поцеловала его руку. Смысл происходящего для Шинкарева был предельно ясен: «Здравствуй, моя Мурка, здравствуй, дорогая, здравствуй, дорогая и прощай...» Ши-фу поднял брюнетку, расстегнул наручники, и вместе с пленницей скрылся в носовом отсеке. До Андрея донесся тихий разговор по-китайски, слов он не разобрал. Потом — женский плач.

Тем временем яхта стала разворачиваться, постепенно замедляя ход. Шинкарев вышел на корму — над городом стояло зарево огней, отражаясь в море; сверху надвигались черные скалы, у их подножия белела пена прибоя. Утесы, кажется, совсем стиснули яхту, которая неожиданно вошла в узкую природную арку. Волны били часто и сильно, переваливая судно с борта на борт. Потом все успокоилось — яхта вошла в круглую тихую бухту.

В темноте дрожало пламя нескольких факелов. Блики мелькали в черной воде, на бортах нескольких моторных лодок, наполовину вытащенных на пологий галечный берег. Пройдя бухту, яхта остановилась, прошуршав килем по дну. Теперь стало видно, что горел керосин в нескольких жестяных банках. На фоне пламени двигались силуэты людей, у некоторых с плеч свисали автоматы. Все приплывшие на яхте прошли на нос и спрыгнули на берег. У Ши-фу, Чена и Вонга на головах оказались черные повязки с белыми иероглифами. Такая же повязка была у девушки. Когда она прыгнула, Мастер подал ей руку.

Немного подумав, Шинкарев повязал голову своей банданой: «Небось, ваших-то тряпочек не хуже!»

При виде китайца все встречавшие построились, Чен и Вонг тоже встали в строй. Андрей сел на гальку, немного в стороне.

— Ши-фу хо! (Здравствуйте, Мастер! (кит.)).  «Солдаты триады» сопровождали приветствие традиционным жестом ушуистов: согнутые в локтях руки поставлены перед грудью, образуя кольцо, ладонь левой руки легла на кулак правой.

По команде Ши-фу все разошлись, образовав круг. Некоторые сели в «лотос», другие встали в «ма-бу»^[53]: ноги согнуты в коленях, спина прямая, кулаки перед собой, на уровне поясницы, руки образуют круг.

Господин Ли Ван Вэй привел пленницу в центр круга, подталкивая ее в спину. Она была босиком, костюм грязный, губы разбиты. Банки с горящим керосином переставили поближе; красные отсветы и черные тени прыгали по бесстрастным узкоглазым лицам.

Из-за спин китайцев в круг вошла женщина — стройная, европейского типа, одетая в некое подобие военной формы: высокие, но легкие ботинки, плотно сидящие на ноге; заправленные в них брюки цвета хаки с карманами на бедрах; такая же рубашка; кепи с длинным козырьком. Под военной рубашкой грудь казалась почти плоской. Талия была туго перехвачена офицерским ремнем, волосы зачесаны и собраны в «хвост». Лицо в резких тенях казалось напрочь лишенным возраста.

Женщина сделала широкий шаг левой ногой и, оттолкнувшись правой, уже в воздухе левой попыталась нанести китаянке длинный прямой удар в голову. Та увернулась и в низкой стойке «обезьяны» попробовала обойти противницу по кругу. Но европейская женщина с ходу вбила носок ботинка в гальку, швырнув вперед град камней. Пока китаянка прикрывала лицо руками, противница, развернувшись на левой ноге, правой стопой провела низкий горизонтальный удар китаянке в живот. «Неплохо — и с левой, и с правой. Это кто ж такая шустрая?»

Китаянка согнулась и отступила, тогда противница нанесла ей удар снизу вверх носком правой ноги в подбородок. Тут китаянке удалось перехватить удар, нырнув плечом под ногу противницы. Обе женщины свалились на берег, покатились. Они хватали друг друга за волосы, били головой о гальку, кусались, царапались. В полном молчании слышался только их тяжелый хрип. Кепи и разбитые черные очки и отлетели в сторону.

Никто их не разнимал, но было видно, что возбуждение постепенно охватывало мужчин. Некоторые положили ладони на «даньтян»^[54]и закрыли глаза, переводя эротический импульс в энергию внутренней силы.

Наконец женщина в хаки нанесла китаянке удар локтем в грудь, после чего быстро перекатилась и вскочила на ноги. Не успев подняться, ее противница получила ногой в горло и, захрипев, повалилась навзничь, затылком на камни. Европейская женщина отвела ногу для добивающего удара, но неуверенно опустила ее, оглянувшись на Ши-фу. Тот стоял неподвижно, ни один мускул не дрогнул на лице, которое, сохраняя каменную бесстрастность, в мятущемся свете факелов казалось гримасничающей обезьяньей мордой.

Женщина снова приготовилась ударить и снова опустила ногу. Подняла тяжелый камень — и бросила его. «Да, куколка, не так-то это просто в первый раз!»

Господин Ли Ван Вэй громко щелкнул пальцами — вперед вышел Чен и, высоко подпрыгнув, опустил ноги на спину китаянке. Хруст позвонков, хрип, брызги крови изо рта, последние судороги — и все, конец. Чен сделал «котао» — глубокий китайский поклон — и вернулся на место, скрестив ноги в «лотосе».

—  Ян гао шоу ди^[55], — небрежно бросил Ши-фу, не глядя на победительницу, не сумевшую добить побежденную соперницу.

«Солдаты триады» стали подниматься, разминая ноги. К Андрею подошел Чен:

—  Мы уезжаем, ты остаешься. Заберем вечером. Будь осторожнее.

Мертвую китаянку забросили на яхту, все молча разошлись по катерам и лодкам. Одновременно взревели моторы, спокойная вода в бухточке вспенилась, волны стали бить в берег. Суденышки, вытянувшись цепочкой, скрылись под невидимой в темноте аркой; звуки моторов ослабели, а потом и совсем исчезли в шуме никогда не спящего припортового моря.

Глава двадцать вторая

Европейская женщина по-прежнему сидела, опустив лицо. Андрей подошел к ней, положил руку на плечо:

—  Здравствуй, Патриция. Молодец, хорошо билась.

Женщина резко повернула голову:

—  Vafoutre!! (Пошел на х...! (фр.)).

Шинкарев понял. «Сама туда иди!»

Убрав руку с плеча Крысы, он сходил за камни по малой нужде, потом снял с головы бандану, разделся до трусов и растянулся на галечнике, закинув руки за голову. Ночной ветерок приятно обвевал тело. На чистом небе сияли южные звезды, перекрываясь зубчатом силуэтом окружающих скал. Вода в бухточке успокоилась, легкие волны с шорохом накатывали на берег; их голоса вплетались в мерный шумом внешнего прибоя. Странно, — в Андрее не было ни удивления, ни обиды, лишь небольшая взвинченность, время от времени переходившая в ироническая хмыканье. Что-то случилось с ним при налете на ресторан.

«И правда, что ли, скупнуться? Водичка-то, как парное молоко».

— Искупайся, — послышался спокойный голос Патриции. Андрей не отреагировал.

«А вот хрен те на рыло! Много их, посылать-то, охотников. Им только дай».

—   Ну, извини! — Женский голос приблизился. Захрустели галькой шаги, теплая рука легла на лоб. — Извини!