Изменить стиль страницы

— Что это, как думаешь? — Чен заглянул Андрею через плечо.

—       Похоже на привязку. Какие-то здания. Повернувшись к пленным, Чен ткнул ближайшего носком ботинка. Ботинок, казалось, едва задел предплечье американца, но тот, застонав от удара в болевую точку, повалился на бок — лицо его побледнело, открылся рот, на лбу выступили капли пота.

—  Больно? — притворно посочувствовал Чен. — Ну, извини. Есть пара вопросов.

—  Погоди-ка, — остановил его Андрей, — давай сами прогуляемся.

Он заметил деревянный колышек, вбитый в землю. С помощью карты обнаружили и все остальные.

—  Что и требовалось доказать, — констатировал Шинкарев, вспомнив любимое выражение институтского лектора по сопромату. — Хочешь совет?

—  Ну?

—  Не прессуй этих, — Андрей кивнул на задержанных, — нет смысла.

—  Почему?

—  Я знаю, кто они такие. И что это такое.

—  Да ну? И кто же?

—  Янкесы. А колышки — привязка радарного комплекса противоракетной обороны[36].

—  А почему не прессовать? — спросил Чен.

—  Это геодезисты. Вряд ли они много знают. И потом, формально мы их не захватили, а освободили. Придержи-ка до поры, а еще лучше скажи Элизабет.

Андрей вспомнил по какую-то Джейн, захваченную вместе с американкой. Может, американские инженеры пригодятся для игры на обменах?

— Там видно будет, — неопределенно ответил Чен. — Ладно, отдохнем, и назад.

Перед отлетом Шинкарев решил осмотреть деревню. День раскалился, на небе — ни облачка. На сухой земле лежали щебень и плитки песчаника, росла желтоватая трава, узкими башенками поднимались ярко-синие цветы. В горячем мареве плавились голубые

хребты, дрожали невысокие постройки, сложенные из плитняка, выломанного из местных скал. Меж домов извивались узкие улочки, вымощенные тем же камнем; их пересекали тени, падавшие от глухих бугристых стен. На улочках валялись корзины, пучки соломы, какое-то пестрое тряпье.

«Апач» улетел; «Хыозы» заглушили двигатели; пилоты и солдаты, умывшись в ручье, перекусывали рядом с машинами. Андрей уселся на вылощенный ногами каменный порожек, сбросил каску, расстегнул куртку. Он сидел в тени, опершись спиной о камень старой стены, положив автомат на колени.

Трещали цикады в траве, над скалами в небе кружил орел. Посвистывал ветер, где-то недалеко журчал ручей. Шинкарев закрыл глаза, мир сразу стал темным и теплым, в нем плыли пряные запахи дыма, сухого дерева, каменной пыли. В подступающей дреме прошло лицо Элизабет, за ним — глаза мальчика, отлетающего от солдатского кулака.

«Ты сказал Элизабет — если ударят ребенка... и вот его ударили. И что? А ничего. Это Азия, и я здесь слишком чужой, чтобы за кого-то решать. А за себя? А тихо-то как...»

Шорох заставил его открыть глаза. Между домами пробирался давешний мальчик, в руках у него была черная труба с массивным цилиндром на конце — немецкий гранатомет «Панцерфауст-3». Мальчишка улегся за каменную изгородь, принялся наводить оружие на вертолеты.

Ишь ты храбрый какой! Как там сказал Прутков? «Самопожертвование есть первая цель для каждого стрелка». Прямо как в наставлении по снайперскому делу. Андрей вдавил бровь в резиновый наглазник. На его М16 был установлен коллиматорный прицел с поворотной призмой — все казалось белесым, матовым, и лишь яркая точка приближалась к размытой фигуре мальчика.

Длинная очередь взбила фонтанчики пыли, ударила в мальчишку. Тот дернулся несколько раз и замер. Черная труба вскинулась к небу, грохнул выстрел — граната прошла высоко над вертолетами, разорвавшись на берегу ручья.

Солдаты вскочили, передергивая затворы. В тот же миг откуда-то сверху, из-за скал, раздались резкие хлопки миномета. В деревне с треском разорвалась первая мина, за ней еще и еще. Улицы затянуло пылью, обрушилась стена. В дыму мелькали вспышки, летели камни, свистели осколки.

— Уходим, уходим! — кричали у вертолета. Рявкнули моторы, начали раскручиваться винты, но между ними поднялся гриб разрыва. Одна машина приподнялась было, но рухнула, врезавшись лопастью в землю, все полезли во вторую, та, набитая до отказа, стала медленно отрываться от земли. Солдаты непрерывно палили по склону, по которому сбегали какие-то люди в просторных темных одеждах. Они выкрикивали: «Аллах акбар!» и стреляли в солдат. Андрею пришлось бежать, низко пригнувшись — пули свистели над самой головой.

В последний момент втиснувшись в вертолет, Шинкарев снял мусульманскую атаку, которая стремительно удалялась вместе со склоном, деревней, окутанной дымом, и мальчиком, чья простреленная голова лежала в луже густеющей крови. Затем все скрылось в горячем мареве; вертолет, накренившись, быстро шел над степью. Стиснутый телами, пахнувшими потом и горячими даже сквозь комбинезоны, Шинкарев закрыл глаза. Возбуждение медленно отступило.

«Ты это... господин штабс-капитан, — сказал он себе, вспомнив мальчика, — делай-ка свое дело, да не думай, чего по чину не положено. А то ведь не поймут-с — Азия-с!»

Семилетний мальчик выходит на обочину трассы «Ростов-Баку» и наводит «Муху» на русский БТР. В данный момент это ребенок или часть пускового устройства? Живая приставка к гранатомету? «Пусть ответит, кто сильно умный. А кто сильно умный? Тот, в кого не стреляли».

Прямо по курсу показались вертолеты основной группы. Два «Апача» полетели расстреливать каменную деревню, а вся эскадрилья взяла курс на перевал. Сверху было видно оживление в военном лагере: убитых успели убрать, пришла танковая колонна, солдаты ставили большие квадратные палатки. Вертолеты плавно взмыли к перевалу, внизу мелькнули каменные осыпи.

Со стороны моря все затянуло облаками. Солдаты задвинули дверцы боковых проемов. Лопасти взбивали влажный туман, машины трясло на спуске, ветер разгонял по стеклам частые капли дождя. Показались мокрые скальные кручи, растрепанные верхушки деревьев; затем все надолго скрылось в дождливой полумгле. Казалось, машины неподвижно висят в тумане, но неожиданно показались ангары, самолеты, грузовики с натянутыми тентами. Ревели моторы, влажный сумрак наполнился миганием оранжевых маячков. Стукнули полозья о бетон, стал затихать гул двигателей, медленно вращались лопасти.

—  Как настроение? — Чен бодро спрыгнул на поле.

—  Рабочее.

—  Это хорошо. Езжай в лагерь, отдохни.

—  А ты?

—  Потом. Дела, дела — все только начинается! Забрав камеру, китаец скрылся в одном из ангаров.

Андрей же, забравшись под брезент кузова, отправился в лагерь в китайской машине. Он не собирался ни выпивать с солдатами, ни ехать к деревенским девкам, ни даже спать. У него было дело — переговорить с Есаулом в госпитале.

Глава пятнадцатая

К ночи дождь стих, на промытом небе блестели звезды. Андрей, приняв горячий душ, переодевшись и поужинав в китайском лагере, крепко спал в своей палатке.

Вернувшись с зачистки, он зашел в госпиталь к Есаулу. Говорили они недолго — Юрий еще плохо себя чувствовал. Но в тему тот въехал. У любого из «диких гусей» были те же проблемы — не век же им по джунглям мотаться. Было решено встретиться и подробнее перетереть все дела. А Есаул пока подумает, с кем из пацанов можно поговорить еще.

***

Каменная деревня была снесена минометным обстрелом и ракетами «Апачей». На улицах валялись трупы, хотя мальчика среди них не было. Он лежал на охапке соломы, в скальной пещере на склоне; рядом сидел его отец — смуглый седобородый человек с тяжелыми черными глазами. Сейчас они еще больше потяжелели, остановившись на мертвом лице сына. Другие воины Аллаха, входившие в ударный отряд «Салах-ад-Дин», собрались у костра, пили чай. Радоваться было нечему — вчера оставили перевал, да и потери большие, черт дери этих гяуров, улетевших на своей шайтан-арбе!

Послышался зуммер спутникового телефона. Подняв трубку, командир отряда выслушал информацию, затем дал команду. Его аскеры, прихватив автоматы и гранатометы, цепочкой двинулись в горы.