За дверью раздавались звонки, слышались голоса.

С последними звуками Государственного гимна замолкло радио.

«Тихо, как в могиле, — поежился Кичи-Калайчи, снял свою черчексу. с газырями, набросил на ноги. — Сколько меня тут продержат? А может, Дибир и вообще не придет?»

Как-то даже и не верится, что Кичи-Калайчи спокойно проспал в кабинете следователя до утра. Он вроде только прикрыл папахой глаза от яркого света лампы, И тут же раздался голос адвоката Дибира. Откуда он взялся, этот многостаночник? А почему вдруг стало так тепло старому садовнику? И откуда появилась милицейская шинель поверх черкески? А кто подсунул под голову подушку? И каким образом Дибир оказался за столом, на котором стопкой высились папки Кичи-Калайчи с брачными «досье»? А разве не голоса своих «племянников» услышал Кичи-Калайчи? Баритон Сулеймана и тенорок Бадави, густой бас Исмаила и звонкий фальцет Камал-Паши, а кто там частит-тараторит? Ну конечно, это Хайдарбек. Хорошенькую оперу они устроили дежурному: каждый поет свою араю, не слушая другого.

— Дорогой друг, Кичи-Калайчи! — Дибир встал из-за стола и подошел к дивану. — Я успел просмотреть все папки. Отлично поставлено дело. Все до копейки учтено! Ох, вы, шутник-садовник! Надо же такое придумать! Один провернул все шесть свадеб! Ну, а если говорить серьезно, то осмелюсь задать только один вопрос: не из круглых ли камней собирались вы строить дом?.. Впрочем, никакого допроса не будет за полным отсутствием состава преступления. Согласно Кодексу УПК РСФСР, статья сто сорок пятая, мера пресечения отменяется. Вы свободны. Слышите, как бушуют ваши «племянники»? Еще немного — и разнесут стойку. А за стойкой дежурный. Пожалейте человека при исполнении служебных обязанностей. Счастливого пути и долгих-долгих лет жизни вам!

Дибир помог старику надеть черкеску и почтительно распахнул перед ним дверь в приемную. А уж там старика подхватили «племянники».

И снова по городу волнами ходили хабары-слухи, прямо-таки фантастические:

— Слышали, что сегодня с Кичи-Калайчи произошло?

— Я лично видел: старика несли на руках!

— Не может быть! Еше вчера жив-здоров был, своими ногами шел!

— Да не умер он! На радостях племянники его на руки подняли и понесли! И такие все довольные, такие счастливые…

— Еще бы! Это же наш Кичи-Калайчи!

— Веселого нрава человек! Такой характер не займешь, не купишь.

— И даже в «Спортлото» не выиграешь!

Через год люди снова заговорили:

— Слышали? Видели? Кичи-Калайчи купил девять детских колясок! Почему девять? Сами догадайтесь!

Рассказы

Хлеб и маузер

Вы ничего не слышали о Салихе Кубталане? Достойный был во всех отношениях человек. Шестнадцати лет еще не исполнилось Салиху, когда взял его в ученики знаменитый в наших горах мастер-лудильщик Кичи-Калайчи.

Уроки мудрого пошли впрок способному. За два года Салих пешком обошел все аулы Машахатской округи, заглянул в каждый дом и так добротно перечинил все котлы, столь щедро покрыл их медью, что к весне третьего года не стало работы не только ученику Салиху, но даже его учитель Кичи-Калайчи остался без куска хлеба.

Вот и сегодня Салих направился через перевал Хабкай в надежде рукам найти работу и получить за свой труд столько, чтоб один раз наесться досыта. Куда там! Ни в одном дворе не получил он заказа и решил вернуться домой. Теплое весеннее солнце щедро грело Салиха, лучи легко ныряли в прорехи его черкески, прожженной серной кислотой, шарили в пустых хурджинах; щурясь от их теплой возни, Салих благодарно усмехался: «На солнце и без хлеба не холодно». Он весело переглядывался с каждой травинкой, храбро взламывающей каменную толщу гор. Заметив влажную дорожку, Салих поспешил к роднику. А там уже сидел хмурый, как туча осенняя, Кичи-Калайчи.

— Ассалам-алейкум, дорогой учитель! — обрадованный Салих протянул обе руки. Но Кичи-Калайчи даже не взглянул на ученика. — Задрав голову, старик спросил кого-то, кто вроде бы стоял на самой макушке горы:

— И как только земля носит таких людей?!

— Кого? — удивился Салих. — Если ты обо мне, то за какие грехи должна земля сбросить меня со своей груди?

Кичи-Калайчи опять посмотрел вверх:

— Если так проклинать, как я всю дорогу клял этого человека, неужели он может еще на ногах стоять, и даже тень на меня бросает?..

— Почтенный учитель! Чем я заслужил такую кару?

— Не называй меня так! Шайтан твой учитель! Лучше бы руки мои отсохли! Глаза бы пусть ослепли в тот же день, когда я посадил рядом с собой этого… Учил, учил, а ты что наделал?!

— А что я?.. Как велели, так и сделал… — мялся Салих, подергивая себя за ухо, чтоб не улыбнуться; зная свою смешливость, ученик придумал способ спасаться от гнева вспыльчивого лудильщика.

— Вот именно! — Кичи-Калайчи с хрустом повернулся в сторону Салиха. — Делал, делал… Не только себя, но и учителя лишил заработка! Чему я учил тебя? Отвечай!

— Блюда лудить… котлы паять…

— Молчи! Не тебя спрашиваю! — Кичи-Калайчи поерзал, усаживаясь поудобнее на плоском камне. — Себя спрашиваю: зачем, глупец, передавал свое умение? Кому раскрывал секреты? У него же не голова под папахой, а котел нелуженый! Ко-тел! Можешь лопнуть; да, я сказал: ржавый котел! И не подумаю взять это слово обратно! Что главное в нашем лудильном деле? Отвечай!

— Быть честным! Так работать, чтоб все блестело и звенело…

— Молчи, когда старший говорит! — Кичи-Калайчи так вскинул руки, что поехал вниз с камня. — Честный какой! Разве не я говорил: когда заделываешь дырку, смотри, рраз! — Он с силой ткнул пальцем правой руки в середину тощей ладони левой руки. — Этой дырки как не бывало! Еще дыра — и эту, рраз! — залатал!

А во-от эту, махонькую, даже еще не дыру, а только намек на дыру, — эту оставь. Ос-тавь! Потому что живому человеку каждый день хоть на чурек, а надо заработать! Говорил я тебе? Отвечай! Нет, я сам скажу: говорил! И когда медью посуду покрываешь, не лепи медь кизячьей лепешкой, а покрывай то-о-оненько, чтоб уже после третьей варки посуда снова к тебе в руки просилась! Зачем все это говорил? Кому по сто раз на дню говорил? Или ты — глухой? Или я — дурак?!

— Но разве это… честно?

— Не смей меня спрашивать, когда я тебя спрашиваю! Отвечай: зачем твоя честность отнимает у меня хлеб? Лишает работы и губит надежды? Молчи! Не тебя спрашиваю — себя спрашиваю и ответа не нахожу!

— Прости, учитель. Я думал…

— Ни о чем ты не думал! Эта работа не для твоего котла!

— …Мечтал, чтоб исчезла наконец в саклях бедняков дырявая посуда. Конечно, словчить можно, но людей жаль…

— А я кто? Пыль придорожная? Гусеница, которую ветер с горы катит? Я уже охрип, выкрикивая по аулам: «Ко-му чинить-паять?..» Готов бесплатно работать! Руки ведь ото всех невзгод лечат! И мои пальцы не привыкли на животе лежать… Э! Тебе говорить — лучше камни в сухой колодец бросать! — Кичи-Калайчи схватил свой мешок, тряханул, и оттуда выкатился закопченный котел. Салих оживился: там, где появляется котел, есть надежда на обед.

Старик поджег собранный в кучу хворост, втиснул в щели две палки-рогульки, на третью повесил над огнем котел с водой и стал месить из серой кукурузной муки тесто на хинкал. И все это время ворчал, ворчал, без утайки высказывал все, что накипело у него на душе, пока она не остыла.

Салих, три дня не евший горячего, смиренно заметил:

— Уважаемый учитель! У меня осталась горсть пшеничной муки…

— А мне что за дело?

— А котла нет… Разреши в твоем сварить хинкал.

Старик промолчал, и Салих поспешно раскатал на камне муку, политую водой из родника. Хозяин котла первым бросил куски теста в закипевшую воду. Когда Салих склонился над котлом, старик загородил его рукой, достал из мешка трехгранную амузгинскую иголку, которой шьют чарыки, и нанизал на длинную нитку пшеничный хинкал. Салих изумился: