девушек, по свету колеся.
Биография его в пробелах.
Но для нас существенна не вся!
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ЛУЧШЕ БЫТЬ, ЧЕМ КАЗАТЬСЯ
Глава первая
"ПРАВОВЕДЕНИЕ"
Над желтизной правительственных зданий
Кружилась долго мутная метель.
И правовед опять садится в сани,
Широким жестом запахнув шинель...
Осип Мандельштам
Написано в 1934 году:
...дождь. Австрийский канцлер Дольфус, большой приятель Бенито Муссолини, умер хуже собаки - без святого причастия. Мало того, убийцы отказали ему, умирающему от ран, не только в помощи врачей, но даже в глотке воды. Если это рецидив аншлюса, то подобные настроения мне знакомы: в 1919 году сторонников аншлюса в Вене было хоть отбавляй, ибо - когда-то великая - Австрия (после отпадения Чехословакии и Венгрии, после создания самостоятельной Югославии) превратилась в ничтожную федерацию - подле еще могучей Германии, сохранившей свою территориальную целостность.
По слухам, Муссолини пребывает в ярости и выставил войска на границе с Тиролем; его нагоняй, сделанный Гитлеру, по-моему, превосходен. Дуче объявил, что XXX веков истории смотрят на Рим, а за Альпами живут люди, которые во времена Цезаря и Вергилия еще не ведали письменности и бегали в звериных шкурах с дубинами... Пока что Муссолини взирает на Гитлера, недавно пришедшего к власти, как породистый и зажиревший бульдог глядит на жалкого и бездомного щенка... Посмотрим, что будет дальше!
Опять дождь. Паршивейший дождь. Никак не ожидал, что надобность в моей поездке отпадет, о чем мне и сообщили сегодня в Генштабе, а я уже настроился побывать в Белграде.
- Не есть ли это знак недоверия к моей персоне?
- Нет, - успокоили меня. - Просто вы опоздаете в Сплит, а король Югославии спешит в Марсель на быстроходном миноносце "Дубровник". Конечно, его встреча с французским министром Барту интересна, но ваша поездка... рискованна.
Я ответил, что в роли нейтрального наблюдателя с чистым советским паспортом не вижу причин для риска:
- Осложнений не возникнет, паче того, я до сих пор дружески переписываюсь с Виктором Алексеевичем Артамоновым.
В.А. Артамонов до революции был военным атташе в Сербии и остался в Белграде референтом по русским вопросам, сохранив добрые отношения с королевской семьей Карагеоргиевичей. К тому времени белоэмиграция уже рассеялась по "лавочкам": Югославия пригрела военщину, Париж и Прага интеллигенцию, Америка дала приют инженерам и дельцам, а Берлин всосал в свои трущобы наше отребье... Продолжая беседу, я сказал, что зарождение "Восточного пакта" укрепит связи Москвы с Парижем:
- Именно через Белград и Прагу! В этом случае поведение короля Югославии важно и для безопасности Франции...
Со мною согласились: Луи Барту - реальный политик, и он прежде других политиков Европы ощутил угрозу, исходящую от Германии, ставшей гитлеровской, но Варшава уже предупредила Париж, что Польша не даст гарантий ни в отношении Литвы, ни в отношении Чехословакии:
- Напротив, пан Юзеф Пилсудский отказывается от участия в "Восточном пакте", беря в этом пример с Гитлера... Ваше приятное знакомство с Карагеоргиевичами - это лирика юности, а с начальником сербской разведки Аписом вы так наследили от Сараево до Берлина, что теперь по вашим кровавым следам до сих пор шляются всякие там историки...
Я ответил, что не "всякие", а весьма почтенные:
- Хотя бы Покровский или Тарле, но они еще не скоро узнают то, что известно одному мне. А что касается моих связей с разведкой Сербии, то полковник Апис давно расстрелян в глубоком овраге на захолустной окраине греческих Салоник.
На это мне чересчур резко ответили:
- Останься вы тогда с Аписом, Карагеоргиевичи не пощадили бы и вас за компанию с этим авантюристом... Так и догнивали бы оба во рву с простреленными головами!
В этот день у меня была лекция по военной статистике в Академии Генерального штаба РККА. По плану я должен был говорить о железных дорогах Бельгии, но в связи с визитом короля Югославии во Францию задержал внимание слушателей на Балканах. Чтобы оживить скучный предмет статистики, я всегда прибегал к личным воспоминаниям, рассказывая о тихих улочках Дубровника, как одеваются женщины в Загребе, Македонии или в Цетине. Меня просили объяснить - что такое конак?
- Конак - от слова "конаковати", что значит по-сербски обитать, жительствовать. Так же называется и дворец. Кстати, - сказал я, - из окна белградского конака был выброшен король Александр с его дражайшею королевой. Только прошу не путать двух Александров: тот, что сейчас спешит на миноносце в Марсель, из династии Карагеоргиевичей, а тот, что вылетел в окно, из рода Обреновичей. Сербия не знала аристократии, потому тамошние короли имеют своими предками кого угодно, вплоть до свинопасов. Балканы этим характерны: там сын разбойника служил в полиции, а внук разбойника становился министром внутренних дел, и это никого не шокировало...
В перерыве между лекциями я навестил начальника нашей Академии, милейшего Б.М. Ш[апошникова] в его кабинете. Он предложил мне билет на прием в литовском посольстве.
- Это сегодня вечером, - сказал он мне. - Москвичи не очень-то любят навещать чужеземные посольства, но обстановка в мире сейчас такова, что литовцев надо уважать...
В посольстве меня приветствовал Балтрушайтис.
- Рад видеть вас у себя, - сказал Юрий Казимирович. - Англичане подозревают, что вас уже не найти в Москве.
- А не догадались, где я?
- Говорят, большевикам пригодились ваши старые связи на Балканах, и вы уже гуляете по набережной Савы...
Не скрою, мне иногда было жаль Балтрушайтиса: видный поэт-символист, приятель Брюсова и Бальмонта, он всей душой хотел бы войти в среду наших писателей, но они явно сторонились его, ибо теперь Балтрушайтис выступал перед ними в роли посла буржуазной Литвы. Мы поговорили, и поэт был рад слышать, что недавно я с удовольствием перечитал д'Аннунцио и Гауптмана в его прекрасных переводах на русский язык.
- Все это в прошлом, - вздохнул Балтрушайтис. - Сейчас у мира иные заботы. Меня беспокоит, что Пилсудский вступил в сговор с Гитлером, а этот ненормальный альянс заострен не только против вас, но и против моего бедного народа.
- Что может сделать Пилсудский? - спросил я.
- Он считает Вильно-Вильнюс польским городом.
- А что может сделать Гитлер?
- Он считает Мемель-Клайпеду городом немецким.
- Они так считают, но боюсь, просчитаются...
Дома я прослушал белградское радио. Где-то в ослепительном море двигался югославский эсминец "Дубровник"; по его палубе, наверное, гуляет сейчас король, которого я помню еще лопоухим и скромным мальчиком. Простой подсчет времени и скорости миноносца показывает, что Александр Карагеоргиевич прибудет в Марсель завтра около полудня...
А для чего мне это писать? Для чего, если мемуары пишут, как правило, только те люди, которые в чем-то хотят оправдать себя и свалить все грехи на чужие головы?
Тяжко! Пожилой человек в старой московской квартире. Возле меня нет жены, нет детей, и никогда не станут бегать вокруг меня внуки. Я одинок. Виноват в этом не я -судьба ...
Не сходить ли мне завтра в церковь? Как хорошо, что в античном мире боги частенько спускались с Олимпа и жили среди людей, помогая им или карая их... Господи, внемлешь ли?
Годы берут свое. Если забылся номер телефона венской акушерки Шраат, любовницы императора Франца Иосифа, а из головы вылетела нумерация домов по правой стороне Портенштрассе в Берлине, тогда лучше сидеть дома и писать мемуары...
Новый день. Страшный день! 9 октября 1934 года.
ТАСС передал сообщение: в Марселе король Александр встречен министром Луи Барту. Мобильный эскорт выделен не был. Барту и Александр ехали в открытом лимузине старого типа, который имел вдоль корпуса широкую подножку. Международный протокол для передвижения глав правительств издавна предусматривал скорость не меньше 18 километров, а сегодня они тащились на скорости 4 километра. Из публики вдруг раздался свист - как сигнал! Убийца прыгнул на подножку автомобиля. Барту закрыл лицо руками и был тут же застрелен. Югославский король рванул дверцу автомобиля, чтобы выскочить, но точная пуля пронзила его между лопатками, раздробив позвоночник. Смерть короля была мгновенна, а министр Барту через три минуты был мертв...