Это не могло быть игрой света. Здесь вообще не было никакого света, за исключением того, который исходил от него.

Ее разум требовал повернуться и бежать. Она не принадлежала к тем женщинам, которые с удовольствием и охотно принимают невозможное. Но ноги словно вросли в песок, и она не двинулась с места.

— Я наблюдала из кухонного окна, — сказала она более слабым, чем ей хотелось бы, голосом.

Гидеон ступил к ней, и крошечные искры закружились там, где его босые ноги ступали в песок.

— Я знаю.

***

Кошмары, яркие сновидения о его родителях, Лили Кларк и обо всех людях, которых он не сумел спасти, привели Гидеона к воде, где он притянул молнии, чтобы накормить свое тело и душу и вывести последние остатки препарата из организма. Он не успел далеко отойти, прежде чем понял, что Хоуп наблюдает за ним. Это его не заботило. Возможно, будет правильным дать ей узнать; возможно, она должна узнать.

Она тревожно и неустойчиво стояла чуть поодаль на мягком песке.

— Ты в порядке? — спросила она тихим, подозрительным голосом.

— Да.

Невысказанное «как?» осталось между ними, безмолвное, но мощное. Она видела взрывающиеся уличные фонари, до нее дотронулись холодные пальцы призрака, и, тем не менее, она осталась при своем мнении. Но только что увиденному не было никакого объяснения.

Ее взгляд опустился на его бедро, где над поврежденной плотью со свирепым рвением работало электричество — все это было недоступно ее пониманию.

— Ты, ммм, светишься в темноте. — Она старалась говорить беззаботно, но сорвалась.

— Только, когда возбужден. — Он приблизился, и она отодвинулась с дороги. Не сбегая, но определенно стараясь не подходить слишком близко.

— Очень забавно, — ответила она, идя за ним к дому.

На самом деле ничего забавного тут не было. Что смешного в том, что он хотел заполучить эту женщину в свою постель? Она его напарник, к тому же относится к тем упертым людям, которые подвергают сомнению все вокруг. Почему? Как? Когда? Это сделало ее отличным детективом, но в отношении него такие порывы не приводили ни к чему хорошему. Он всегда старался избегать чрезмерно любознательных.

Никогда прежде он не был застигнут за своими занятиями. Разумеется, несколько раз случалось, что соседи, разбуженные притянутым им штормом, спрашивали: «Разве это не вас я видела на берегу?» Но он всегда отрицал, а они неизменно списывали свои видения на сны или обман зрения. В конце концов, то, кем он являлся, было невозможно постичь.

— Твоя походка улучшилась, — вымолвила Хоуп, когда они приблизились к деревянным ступенькам, ведущим в его спальню.

— Думаю, препарат поразил меня сильнее, чем рана. Она заживает. — Остатки ночных кошмаров смыла молния.

— Отлично. — Мгновение Хоуп молчала, а потом взволнованно произнесла: — Ну, хорошо, ты обладаешь неким видом сверхъестественных электрических способностей. Я уверена, что всему этому есть совершенно логичное медицинское объяснение.

— Почему оно должно быть совершенно логичным?

— Просто должно.

— Ничто не совершенно, а логика субъективна.

— Логика не субъективна, — возразила она.

На лестнице он попытался пропустить ее вперед, но она не собиралась упускать его из виду. Не хотела, чтобы он оказался сзади, где она не сможет наблюдать за ним. Поэтому он поднялся первым, посмотрев, как Хоуп подбирает свою обувь. По крайней мере, она последовала за ним, а не убежала в ночь. Гидеон ступил с балкона в затемненную спальню. Он действительно светился в темноте. Немного.

Хоуп закрыла за собой двери, но оставила шторы раздвинутыми, чтобы они могли видеть бушующие неподалеку волны. Звук прибоя был приглушен, но, тем не менее, наполнял спальню по праву властелина ночи. Это был успокаивающий звук, звук дома.

Гидеон стоял у края кровати, осушенный штормом и омоложенный электрическим разрядом, который продолжал бурлить в его теле.

— Логичное объяснение состоит в том, что моя семья — другая. Настолько другая, что ты не можешь себе даже представить.

— Это не…

Возможно, собиралась сказать она. Он не дал ей возможности договорить.

— Мой брат, помимо прочего, управляет огнем. Он дрэнир, лидер семьи Рейнтри. Моя сестра — эмпат и талантливая целительница, а ее маленькая дочка демонстрирует поразительные перспективы во множестве областей. Экей — пророчица. Я же разговариваю с призраками. Мне продолжать?

— В этом нет необходимости, — прохладно отозвалась Хоуп.

— Ты все еще не веришь мне.

В почти полностью темной комнате он увидел, как Хоуп покачала головой. Он мог бы оставить эту тему. Она попросит перевода, чего он желал еще только вчера, а он сможет спокойно продолжать работать. Она никому не расскажет, что видела и слышала сегодня вечером, потому что не захочет показаться глупой, так как знает, что ей никто не поверит.

Но он не хотел отпускать ее. Между ними происходило что-то необычное, чего он не мог объяснить. Он хотел Хоуп, разумеется, хотел. Она была красивая, умная и умела бегать на высоких каблуках. Но за всем этим стояло нечто большее, хотя он изо всех сил старался этого не замечать. Если бы он переспал с ней, то ей пришлось бы просить перевода. Она не любила нарушать правила. На самом деле он мог бы держать пари, что она никогда их не нарушала.

Гидеон медленно развернул бинт на своем бедре, и Хоуп придвинулась поближе.

— Не следует этого делать. Еще… — Когда он снял остатки повязки, открыв оставшуюся от раны царапину, ее голос замер, — …рано снимать бинты, — слабо закончила она. Хоуп осторожно протянула руку и приложила пальцы к почти зажившей ране. Облизнула губы, вскинула голову и произнесла короткое слово, которое он уже отчаялся услышать из этого очаровательного рта:

— Как?.. — Она убрала пальцы, и он тот час ощутил потерю. — Что сделало тебя?..

— Я Рейнтри, — ответил он. — А если ты хочешь более детального объяснения, то нам необходимо приготовить по кружке кофе.

***

На сей раз, они сидели не в противоположных углах комнаты. Гидеон устроился рядом с ней на кушетке, оба держали по кружке горячего, испускающего пар, кофе. При свете ламп гостиной она не могла удостовериться, продолжал ли он светиться или нет. Часть ее настойчиво требовала воспринимать увиденное, как жутко разыгравшееся воображение, но она не могла лгать самой себе.

— Значит все, что мать твердила мне всю жизнь, правда?

— Не уверен, поскольку не знаю, что именно она тебе говорила. — Гидеон откинулся назад и положил босые ноги на журнальный столик. Он натянул джинсы, спрятав почти затянувшуюся рану. Сейчас они были его единственной одеждой, не считая зеленых боксеров и серебряного амулета, покоящегося на груди и словно бы являющегося частью его самого, наравне с цветом глаз и завитками темных волос за ушами.

— Ауры, — выпалила она. В конце концов, они всегда являлись яблоком раздора между ней и матерью.

— Я не вижу их, но они действительно существуют, — прямо ответил он. — Это другой вид энергии. Чтобы видеть их, нужно обладать некой экстрасенсорикой.

— Твоя «заметно искрится», — неохотно констатировала она.

Гидеон издал лишь полузаинтересованное, почти скучающе «хм».

— Призраки?

— Их я могу засвидетельствовать без вопросов, — сказал он, бросая взгляд в ее сторону.

Хоуп склонила голову на кожаную кушетку. Она сняла куртку и туфли, но в остальном все еще оставалась полностью по-рабочему одетой. Чего бы она ни отдала за возможность снять лифчик и перелезть во что-нибудь удобное…

Ей бы следовало бежать отсюда со всех ног; следовало испугаться того, что увидела и услышала. А вместо этого она волновалась о том, что лифчик врезался в ее плечи и тело под грудью. Она ходила в нем с четырех сорока пяти утра, а ни одной женщине не понравится носить лифчик в течение двадцати двух часов.

— Загробная жизнь?

— Да, — почти благоговейно ответил Гидеон.