Изменить стиль страницы

В последующие дни осень все более острыми ногтями кромсала биологию, что была для Линды Хюсэен и профессией, и хобби. Взялась пальцами, покрепче ухватилась всей рукой и надолго зажала голую землю в морозных тисках. Мороз опалял травы злым гололедом, свирепое пламя стужи выжигало черные проплешины на земле. В открытых ранах на этом пожарище виделись Линде Хюсэен глаза, которые смотрели на нее из чащи обойных роз в офицерском клубе. От холода они вздувались огромными ледяными нарывами, блестевшими в лучах низкого солнца. Линда утратила равновесие. Она постоянно вынуждена делать усилие над собой и сосредоточиваться, чтобы не поскользнуться и не упасть. А морозная стынь окружает ее все более плотной стеной, и с каждым днем все раньше темнеет. Их представляют друг другу на вечере у священника. Адам и Ева спустя миллион лет после изгнания из детства. Хозяин дома, которому они обязаны знакомством, — молодой человек, ценитель кулинарных тонкостей и доброго застолья. С кухни доносится аромат цыпленка в заграничном вине, когда они впервые здороваются за руку и говорят:

— Линда Хюсэен.

— Алф Хеллот.

— Очень приятно.

— Мне тоже.

Можно садиться за стол.

Сверх того что священник обладает интуицией, он попросту хороший человек, а может быть, одно обусловлено другим. Он пригласил не только Линду и Алфика. Четвертым колесом повозки была подруга по походам, учительница музыки. Угощение вкусное, вино изысканное, цыпленок сочный, беседа суховатая.

Собственно, этим все и ограничилось. Ничего существенного не было сказано, ничего примечательного или таинственного не произошло, гости рано встали из-за стола, Линда и Алфик сказали спасибо и до свидания.

На другой день выдался последний золотистый час, горбушка полуночного солнца прокатилась вдоль горизонта, после чего вовсе исчезла за острым краем земли. Страна погрузилась во мрак, и мрак этот нарастал и густел над окоченевшей землей. Больше солнце не показывалось. Не встречая отпора, мороз теснил темнотой золотистые отсветы в небе. Волна мрака, вздымаясь, накрыла весь край. Под этой волной необозримые дебри тянулись к свету, простирались на север к мраку. У полюса.

И наступает день, когда учительница Линда Хюсэен отправляется в поход по этому краю вместе с лейтенантом Алфом Хеллотом. Во время большой перемены ее позвали к телефону. Он звонил с дежурства. У него есть предложение. Насчет похода. Учительница Хюсэен считает это предложение конструктивным. Пока не выпал снег, они выкраивают время и для этого, и еще для нескольких походов. Алфик шагает медленно и благоговейно рядом с очаровательной женщиной. Оживленной беседы не получается, но у Линды достаточно развит навык общения, так что неловкости не возникает. Все кругом отцвело в ожидании зимы. Алфик Хеллот не видит большой разницы между вереском и оленьим мхом. Слушая вполуха ботанические разъяснения учительницы Хюсэен, он думает о том, как по-разному люди чувствуют и воспринимают природу. Его недельные вылазки с охотничьим ружьем в угодья, испещренные цветовыми залпами осени. Желтое, красное, коричневое, синий окоем перед глазами, рвущаяся вперед собака, острое восприятие всего, что двигается в пламенеющем поле зрения, срывающиеся со скалы белые куропатки, широкие прыжки зайца через снежник. Алфик всегда ходит с переломленным ружьем — какой-то шанс он дичи оставляет, но не больше. И вот долгожданный миг: почуяв птицу, собака делает стойку. Алф Хеллот закрывает ружье, подходит к цели на выстрел, зрачок, планка и мушка совмещены, палец жмет на крючок, отдача в плече, раскатистый выстрел, и подстреленная птица шлепается на землю. «Вперед!» и «Апорт!» собаке, чтобы принесла добычу. Еще одна куропатка в рюкзаке, и можно двигаться дальше. Вот что влечет его. Охота на зверя в себе, на птицу над собой. Уединение, безмолвие, кругозор, широкие горизонты, отвесные скалы, длинные дневные переходы, след рыбьего косяка на блестящем в сумерках водном зеркале, надеть болотные сапоги, ставить сеть, выдернуть спиннингом форель-другую, крутя катушку и глядя, как разрезает темную воду блесна с рыбой на прицепе; в течение вечера каждый второй час выбирать из сети улов и наконец, смертельно устав, забраться на ночь в шалаш.

Но сейчас Алфик Хеллот увяз. Леска легла на грунт, а дно еще незнакомое, однако мало-помалу он начинает ориентироваться в неведомых глубинах. Во время ограниченных рамками приличия однодневных походов с Линдой Хюсэен он совсем по-новому воспринимает природу в себе и вокруг себя. Тут вся суть в том, чтобы уметь сосредоточиться, внимательно глядеть на землю, идти неторопливо, наклоняясь над лапландской розой, жирянкой, гвоздикой пышной, куропаточьей травой, купеной душистой, ползучим тимьяном и другими, одинаково новыми для него названиями. Если мерить километрами, походы совсем короткие; медленно, стараясь ничего не упустить, передвигаются они по пересеченной местности (как выразился бы лейтенант Хеллот); всю выкладку составляют фотоаппарат, сумка на ремне и «Лапландское путешествие» Карла Линнея. Увлеченно, точно сознавая, что исследуют друг друга, наклоняются над растениями. Иные думают, что надобно изучать сердце и почки, чтобы познать сокровенную суть друг друга. Однако взгляд Алфика направлен не на интеллектуальный кругозор Линды, и Линда исследует не кишечную флору Алфа. Они созерцают окружающий мир. Для Линды Хюсэен Линней — образец истинного христианина. Никаких небес, куда возносились бы души, нет, говорит она. Хотя бы и для верующих. Но все мы христиане в том смысле, что нас осеняет милосердие божье. Линней первым понял, что цветы, до него почитавшиеся образцом чистой невинности, на самом деле — обнаженные половые органы растений. Этого утверждения достало с лихвой, чтобы возмутить многих его современников. Но, говорит Линда Алфику Хеллоту, который благоговейно ступает рядом с ней, Линней тем самым и их, и нас приблизил к богу. Потому что мы, люди, только через познание мира можем познать всевышнего.

Между тем Алфу Хеллоту слышится в ее словах подтекст, вызывающий у него реакцию, которую трудно укрощать и которая мешает и дальше идти с ней рядом, сохраняя невозмутимость. Но Алфик приучен владеть собой, умеет контролировать свой голос, чувства, страсти. Молчаливый поединок с Линдой — на чем им следует сосредоточить свой взгляд — кончается вничью. Они глядят не вверх на небеса и не вниз на землю. Они смотрят друг на друга. Если бы взор мог оплодотворять! Он попал в яблочко, она сорвала редкостный цветок. Охотничий трофей на стену, засушенная тычинка в гербарий. Охотник подстреливает себя, ботаник срывает собственный цветок. Не говоря ни слова, они идут дальше.

Но за оставшиеся дни этой брызжущей красками долгой осени Алфик Хеллот все лучше узнает учительницу Линду Хюсэен, а заодно и подробности образа жизни, о котором прежде мог только гадать. Они говорят о старой даче семейства Хюсэен в Ловре, о помешанной двоюродной бабке и о превратностях судьбы, как выражается Линда, что свели их вместе здесь, в этом суровом краю на севере. Впрочем, Ловра недолго служит темой разговора, для Линды Хюсэен это лишь одно среди многих экзотических мест, какие она за много лет посетила, отправляясь в путешествия из усадьбы под Бергеном, о которой всегда думает как о родном доме. Величественное кирпичное строение в георгианском стиле — дом ее детства, рассказывает она недоверчивому Алфу Хеллоту. Официальное наименование усадьбы — «Каса Росада», как у президентского дворца в Аргентине, но люди предпочитают называть ее «Дворец Хюсэ», не без намека на норвежское название пикши. Гордо возвышаясь над зеленым парковым лесом и щетками английских газонов, сей очаг (говорит Линда) долгие годы служит привычным ориентиром для моряков в этой части губернии Хордаланд. Здесь Линда и ее три сестренки с малых лет били по теннисному мячу на собственном корте, когда позволяла бергенская погода; здесь они совершенствовались каждая на своем классическом музыкальном инструменте и устраивали самодеятельные концерты на свежем воздухе, исполняя струнные квартеты в стиле барокко и рококо и пожиная щедрую хвалу родителей, прочих родичей, друзей и «всего Бергена». Здесь они позировали для семейного альбома перед книжными полками, на которых известный декоратор и специалист по интерьерам Кнаг-Педерсен самолично расставил книги, призванные служить декоративным фоном для семейных портретов династии Хюсэен. Здесь они развивали и оттачивали заложенные в них художественные дарования и талант общения, упражняясь в игре на фортепиано (а Линда еще и на альте), стихотворчестве и английском шве. В восьми стенах родного дома разыгрывались живые картины, например «Явление Афродиты», но также и реалистические сценки нравов и душераздирающие мелодрамы, где в главной роли выступал чертовски» обаятельный отец-пьянчуга, антагонистом которого была религиозная, нерешительная, кроткая примирительница-мать. После многократных родов вся энергия и сила покинули некогда крепкую, румяную дочь Западной Норвегии, перелившись в окружающую ее молодую девичью поросль. Она часто хворает без видимых симптомов, если не считать наросты на больших пальцах ног, от которых ее постоянно врачуют в дорогих частных клиниках дома и за границей.