Ощущалось основательное знание дела, уверенность, какая-то внутренняя спокойная сила…

По узкой дощатой лестнице я поднялся до средней площадки вышки, где находился верховой — широкоплечий парень с длинным рыжеватым чубом — Виктор Петров, как я узнал позже, бывший десантник.

— Как зовут вашего бурильщика? — спросил я, поздоровавшись.

— Антоном Васильевичем!

На самой верхней площадке расположен кронблок.

Отсюда открывается вид на окрестности. Здесь, я знаю, редко ступала нога человека, и никогда эти леса не слышали гула буровой, никогда не вгрызалось в эти породы долото. Лишь одинокий охотник-ханты отваживался наведываться в эти глухие места за добычей.

Солнце медленно опускалось за горизонт. Закат был удивительным: будто небо расплавилось и стекало за лес…

Если театр начинается с вешалки, то буровая — со столовой. Нелегкий труд буровиков требует много физических сил. Где их восстановить, как не в столовой? Кухня находилась под навесом, тут же стоял и длинный обеденный стол. Всем этим хозяйством управлял Юрий Кануквадзе, грузин. Знал свое дело он хорошо, все были довольны им. Только мошкара не давала ему покоя. Работал на Севере он первый год и все вспоминал свой Кавказ, Черное море, дом.

«Вот выдержишь одно лето, потом все будет нипочем. Кочергой тебя отсюда не прогонишь», — ободрял его бурильщик Быховец, который проработал в Приобье уже одиннадцать лет. Узнав, что я ханты и родился в этих краях, Юра все спрашивал:

— Скажи мне, как ханты тут раньше жили, когда даже мази от комаров не было? Что, их не кусают комары?

— Им привычно было. Поэтому, наверное, легко переносили гнус и мошкару.

Потом, уже в августе, Юра от нас всё-таки ушел.

Но не уехал из Сибири, а перешел в бригаду испытателей. Вместо него приехал новый повар — Виктор Викторович Логвин, мужчина средних лет, очень сдержанный и вежливый…

Работал здесь и азербайджанец из Баку. Все звали его Арой. Я долгое время считал, что это его подлинное имя. Но потом выяснилось, что зовут его Тофиком Наджафовым. А «ара» на армянском языке означает «друг» или «товарищ». Вечерами он любил петь на родном языке. В его лице удивительно сочетались и юмор, и лукавство, и детская наивность, и простота, и любовь к жизни, и ещё что-то такое, что вызывает добрую улыбку у всякого, кто взглянет на него. За веселость и неугомонность его у нас очень любили.

Он гордился своим земляком, одним из первооткрывателей тюменской нефти, Фарманом Салмановым, которому присвоено звание Героя Социалистического Труда. Это имя знают в Приобье все, кто так или иначе связан с разведкой нефти и газа.

…В первые дни меня на вахту не ставили. Надо было освоиться, вникнуть в суть производства, познакомиться с людьми.

А вскоре уехал в отпуск Витя Петров, и я занял его место в вахте бурильщика Антона Васильевича Шишко. Балков в первое время на буровой не хватало. И Антон Васильевич, не обращая внимания на гнуса, жил в палатке за навесом-столовой, у самого леса. За многие годы работы на Севере он привык не обращать внимания на те докучливые мелочи, что так часто встречаются в быту нефтеразведчиков. Родом он из Краснодарского края, но в Сибири, кажется, прописался надолго, если не на всю жизнь. Сын его пошёл по стопам отца — поступил в Тюменский индустриальный институт. Будет геологом.

На буровой Антон Васильевич был, пожалуй, самым уважаемым человеком. Вокруг него всегда люди — и молодые и пожилые. Чем он так привлекал их?

Видимо, любовью к человеку, своей скромной, доброй душой.

Мастерству верхового обучал меня Миша Колесник, первый помощник Антона Васильевича. Приехал он из-под Харькова и работал здесь только второй год. Оказался он славным малым и хорошим учителем. На буровой многие вещи называются иначе: труба бурильная — «колонна», а две колонны, соединенные вместе, — «свеча», тоненькая веревочка — «штимка». Миша терпеливо объяснял, как вязать свечи, как их ставить, чтобы не падали. И самое главное — учил «ловить момент».

— Здесь требуется не столько сила, сколько сноровка. Элеватор раскачивается, ты жди, когда он качнется в твою сторону, — тогда открывай. И тебе остается только-только направить свечу на место…

На таежной буровой.

Фото В. ПАНОВА.

Был Миша невысокого роста, но в плечах — косая сажень. Когда разбирали насос, заменял нескольких человек. У него было много общих черт с Антоном Васильевичем, хотя внешне они мало походили друг на друга.

Коля Липин — симпатичный кудрявый паренек, третий помощник бурильщика, или буровой рабочий, очень шустрый и общительный. Вначале меня удивляло то, что он с полуслова понимает Антона Васильевича. И даже не с полуслова. Бурильщик не успевал раскрыть рта, Коля уже знал, что тот скажет и что ему потребуется в данный момент.

— Все это приходит со временем, — говорил он мне. — Когда я первый раз пришел на буровую, то ничего не понимал. Вместо кувалды приносил секач, вместо цепного ключа — вилку грунтоноски…

Липин — настоящий сибиряк. Родился в Покуре, на Оби, недалеко от райцентра Сургут. Работала здесь и его мать, Любовь Павловна. Она убирала в балках, выдавала белье, грела для вахты воду. Это была удивительно добрая и заботливая женщина, словно все рабочие были её детьми. И ребята называли её матерью.

Я все внимательнее приглядывался к Антону Васильевичу Шишко. Мы часто говорили об охоте и рыбной ловле, об обычаях и обрядах ханты.

— У меня много друзей среди местного населения, — рассказывал он. — Впервые подружился со Степаном. Тогда только приехал на Север. Бурили разведочную скважину на Игримской площади. Это уже после того, как Быстрицкий открыл Березовское месторождение газа. Слыхал, есть по Сосьве деревушка Ванеево? Вот у этой деревеньки стояли. Наша вахта ездила на выходной и вернулась на буровую. Тут встретили двух охотников. Старшего звали Степаном.

Бородач с суровым, бронзовым лицом. Я не знал тогда ни местных нравов и обычаев, ни языка. Позвал их в свой балок, угостил чаем. Вот этот-то Степан и стал потом моим верным другом. На охоту ходили. Учил меня азбуке тайги. Это потом мне пригодилось…

Видел я Антона Васильевича и в кругу друзей во время отдыха. Он и здесь душа компании, стержень, вокруг которого собираются люди. Как он поет украинские песни! Никогда не думал, что так прекрасен этот язык, так певучи и задорны песни украинцев!

Уже перед самым отъездом совершенно случайно в конторе экспедиции в Новоаганске я увидел орденскую книжечку Шишко. Он награжден орденом Трудового Красного Знамени. Мне казалось, что я очень хорошо знал его. А нет. Знал, что с ним легко работать потому, что, когда будет трудно, не оставит в беде, ободрит улыбкой, поможет советом, подставит плечо кому бы то ни было — грузину из Батуми или азербайджанцу из Баку, осетину из Закавказья или сибиряку с Оби, украинцу из Львова или мне, коренному жителю Сибири. Всем, кто трудился рядом с ним плечом к плечу в авангарде девятой пятилетки, в поисках большой нефти Ханты-Мансийского национального округа. Знал об отваге этого человека, о его преданности своему делу, которому он вряд ли изменит. Но не знал, насколько скромным и незаметным может быть настоящий разведчик земных недр…

Вертолет набирал высоту. Среди зеленого массива тайги кое-где видны березки в золотом наряде. Мои каникулы кончились, пора на учебу.

Мне грустно расставаться с этой буровой. Там остались мои друзья — Антон Васильевич, Миша Колесник, Коля. И добродушный Миша Кузовников, тракторист. Дизелист Толя Бабичев опять, наверное, спорит с Арон. Они вечно о чем-нибудь да спорят.

Сварщик Миша Яцкив наверняка уже напялил маску и что-то сваривает. Я невольно улыбнулся, вспомнив, как он однажды упал в амбаре в яму с глинистым раствором. Петрович кое-как вытянул его за ноги.

Забавный вообще-то парень, этот Миша…