Изменить стиль страницы

Еще недавно он сам аплодировал бы этому решению. Но не теперь, узнав пришельцев получше. Отвечать массированным ударом на удар, нанесенный случайно, по незнанию — это не метод. Нужно научиться жить вместе, научиться извлекать выгоду из этого союза… Уничтожать фэвят — все равно что сломать руку своему маленькому сыну за то, что тот, играя, выбросил в окно твой бумажник со всей зарплатой. Денег все равно уже не вернешь… Как не вернешь и погибших, или утративших разум.

А что ждет его, покинь он Медянск? Даже если допустить, что общий язык с пришельцами люди найдут и без него, что ядерная ракета не рухнет на Медянск и что сотни танков не отутюжат некогда цветущий город, уничтожая на своем пути любое укрытие, за которым теоретически может таиться чужак. Что ждет его самого? Без денег, без родни, без жилья. Пропишут в какой-нибудь барак, с другими эвакуированными, и каждый день кто-то из этого барака будет сталкиваться с чем-то, чего боится больше всего на свете, запуская в своем сознании лавину обрушения.

А даже если допустить, что минует и все это. Что у него вновь появятся друзья, что он, например, останется жить у кого-нибудь из Настиных родственников. Что будет дальше? Снова пробки, снова блондинки за рулем и пьяное быдло в автобусах. Снова классическое «утром на работу — вечером с работы». Не будет теперь только кратковременных отключений — теперь они с Бабаем будут действовать вместе. Научатся слышать голос равновесия, научатся вмешиваться только тогда, когда это действительно нужно.

Чем не цель жизни, быть карающей десницей равновесия? От этого ему все равно не уйти, ведь от себя не убежишь.

Но он хотел убежать. Никогда больше не видеть людей, которые никак не поймут, что для того чтобы жить в мире и гармонии, нужно просто-напросто научиться уважать других, не теряя уважения к себе.

Он нужен здесь, в Медянске. Нужен пришельцам — кажущимися такими чужими, жуткими и опасными, но нареченные маленьким голубоглазым ангелом фэвятами. Смешным, добрым, детским названием. Нужен этим существам, у которых людям есть чему поучиться. Например научиться единству!

Сколько раз он видел фильмы, или читал в книге, в которых люди объединялись для борьбы с общим врагом или стихией. Сколько раз об этом говорилось в новостях! Это было так красиво, так правильно — как, например, вся Америка сопереживала жертвам теракта 11 сентября, или как вся Россия скидывала по рублю на операцию смертельно больному ребенку.

И сколько раз убеждался, что с экрана и страниц безбожно врут. Что услышав в новостях про маленькую девочку, которой нужна операция, большинству было попросту лень запустить свой электронный кошелек, и скинуть на предложенный счет десять или двадцать рублей. Большинство думали о том, что они, наверное, единственные в этой стране, в ком проснулось сострадание, а значит их десятка будет единственной, присланной в фонд помощи. А что можно сделать на десять рублей? Правильно, ничего. Так что, можно и не суетиться.

Десятки, сотни раз он отмечал, как люди, вместо того, чтобы объединиться, тянут одеяло каждый в свою сторону. Как громадная «ТАТРА», увидев забуксовавший на дороге грузовик, вместо того чтобы потратить пару минут на то, чтобы выдернуть его из снежного плена, пыталась объехать его по сугробам, и застревала там намертво! Как какой-нибудь не в меру шустрый водитель, желая объехать пробку, забивал в нее последний гвоздь, выезжая на встречную полосу и сталкиваясь лоб в лоб с другой машиной.

Как люди равнодушно проходят мимо вора, вскрывающего чужую машину.

«Главное, что это случилось не со мной» — вот принцип большинства. Принцип, который не могли понять фэвята.

Они были едины. Если один попадал в беду, ему на помощь устремлялись все. Они понимали, что пришли на враждебную им планету, и готовы были защищать друг друга ценой свой жизни.

Невероятно, но общество пришельцев, захвативших его родной город, принесших с собой столько горя и смертей, казалось ему предпочтительнее общества людей!

К тому же, рядом с Настей исчезал Бабай. А он уже сейчас скучал по своей вредной, нахальной и циничной частице души. Бабай обладал всеми теми качествами, которых не хватало Жене. Смелый, решительный, бескомпромиссный. И как бы ему не хотелось остаться с Настей — защищать ее от любых опасностей. Как бы не хотелось остаться вместе с ней здесь, в Медянске — он понимал, ей не место здесь, а ему — там. Она должна быть с людьми, а он — с фэвятами… и с Бабаем.

— Мы еще увидимся… — сказала Настя, протягивая ему руку. — Обязательно увидимся.

— Когда-нибудь, — ответил он, пожимая ее маленькую ручку. — Найти друг-друга нам с тобой теперь просто.

— Удачи!

— И тебе!

Он повернулся, и зашагал обратно, в сторону города, подавляя в себе желание обернуться и помахать ей еще раз. Понимая, что стоит сделать это, и он уже не сможет остаться в Медянске.

Это было сложно, но ему удалось сделать это. Ни разу не обернуться, пока Настя не оказалась достаточно далеко от него, чтобы Бабай появиться вновь. Он почувствовал, как что-то ворохнулось в душе — крайне оригинальное чувство, все равно что лечь спать на пустую двуспальную кровать, а среди ночи почувствовать, как рядом с тобой на нее опускается тело самого близкого и родного человека. Как легонько поскрипывает кровать, принимая ее в свои объятия, и ты, пусть и в полудреме, радуешься этому. Предвкушаешь, как вы сейчас заснете в объятиях друг-друга… А потом кто-то пихает тебя в бок, и самый близкий и родной голос говорит: «Ну что разлегся-то, а? Подвинься! Мне тоже спать охота!» Но на душе все равно радостно, потому что этот близкий и родной человек — все равно здесь. И пусть ворчит, пусть пихается! Главное, что он рядом!

Может быть аналогия с любимым человеком была и не совсем подходящей, но другой у него не было. Бабай был его братом-близнецом. Безнадежно нахальным, но честным и верным. Всегда готовым помочь, всегда способным понять.

«Вот скажи мне, тебе доводилось когда-нибудь падать в обмороки? — раздалось в голове знакомое, и такое родное ворчание. — Какое же это мерзкое чувство, когда ты вроде как и ничего не заметил, а несколько часов жизни у тебя просто выпали!»

«В обмороки не падал, — мысленно улыбнулся ему Женя. — Но с провалами памяти по твоей милости знаком!»

«Ладно… Что я пропустил. Так, посмотрим… _- Женя почувствовал, как Бабай беззастенчиво копается в той части его памяти, что была доступна им обоим. — Понятно. С пришельцами ты меня не удивил. Ага, остаться решил… Тоже правильно. Во! Наконец-то нащупал хоть какой-то образ твоей Насти. А то все только на словах о ней что-то узнаю. Как заколдованная, честное слово. Ни увидеть ее, ни почувствовать…»

«Ну и что ты о ней скажешь?»

Бабай умолк на пару минут. То ли выискивал в его памяти информацию, то ли переваривал уже полученную.

«И ты отпустил ее одну?» — спросил, наконец, он.

«Ну, не сказал бы, что одну. Там солдаты, значит должны быть и МЧСовцы, и медики… С ней все будет в порядке».

«А с тобой?»

«А со мной-то что может случиться?»

«Спасибо, конечно, за доверие, за то что наконец осознал, что ты без меня не сможешь… Надеюсь, теперь ты перестанешь запихивать меня в потаенные уголки твоей дурной башки. Но как ты проживешь без нее? Я же видел, как ты летел в Медянск. И не рассказывай мне сказки, что ты обещал маленькой девочке спасти ее от злобных монстров, и должен сдержать слово во что бы то ни стало. Это родство душ!»

«Но я должен остаться здесь. Помочь пришельцам освоиться, лучше понять людей! К тому же, рядом с Настей исчезаешь ты».

«Еще бы. Две души, родственные одной, не могут находиться рядом с ней одновременно. Любовный треугольник! Тот, кто сильнее, обязательно вытеснит соперника. А твоя теория о равновесии? О том, что нужно слушать голос извне, голос, как ты ее назвал, Силы! Прислушайся! Я его слышу, а ты?»

«Что ты имеешь в виду?»

«Болван! Ты где слушаешь? И чем? Ушами? Голос этот хоть и снаружи, а звучит в душе. Ты опять пытаешься поступать по логике — ты нужен здесь, без тебя пришельцы не освоятся, не поймут людей, начнется война. Это не логика, это твой эгоизм! Ты просто не хочешь опять жить с людьми. Опять большие города, грязь, глупость. Лучше уж остаться Робинзоном в пустом городе. Остаться с фэвятами, делая вид, что выполняешь какое-то важное и нужное дело.