Его убили не ради женщины, а ради золота. Но именно женщина была причиной того, что пути наши разошлись, а остальное было уже следствием этого.

Тогда меченосец Захариас Лакенодрако выплюнул хлеб причастия в лицо своему врагу, архимандриту Бофрону, который к тому времени вновь стал любимцем императора, закричав перед собравшимися придворными. что архимандрит отравил его. Архимандрита за это выпороли кнутом и сослали в дальний Монастырь, но Захариаса также сместили с должности и отрезали ему уши за то, что обесчестил Христа. Ведь считалось, что если человек взял в рот тело Христово, он должен верить и глотать, даже если знает, что хлеб отравлен. Когда эти новости из Миклагарда достигли меня, я громко смеялся, думая, что трудно решить, который из этих двух людей хуже, ижелание обоих, чтобы у врага отрезали уши, теперь сбылось.

Но у Захариаса был сын по имени Теофилус. Ему уже было тридцать лет и он служил при дворе. Когда его отец лишился ушей и должности, сын пошел к обоим императорам и упал им в ноги. Он сказал, что грех, совершенный его отцом, очень тяжек, и что он рыдал от радости, когда узнал, какое мягкое наказание понес. Короче говоря, он расхваливал милосердие обоих императоров настолько красноречиво, что вскорости был назначен императором Василием военно-морским казначеем. Это означало, что он будет наблюдать за дележом всей добычи, захваченной императорскими кораблями, и будет, кроме того, отвечать за все вопро­сы, касающиеся жалования моряков.

Мы с красным флотом прибыли в Модон, чтобы почистить днища и получить жалование. Казначей Теофилус был там вместе со своей женой. Я никогда ее не видел, но мой сын быстро смог это сделать, а она увидела его. Впервые их глаза встретились в церкви, и хотя он был всего лишь молодым стрелком, а она — богатой женщиной, вскоре они тайно встретились и удовлетворили страсть друг к другу. Я об этом ничего не знал до тех пор, пока однажды он не пришел ко мне и не сказал, что устал от моря и надеется получить лучшую должность в доме казначея. Женщина сказа­ла, что Хальвдан — сын человека, который однажды оказал большую услугу его отцу, избив архимандрита, так что теперь он был не только в фаворе у этой женщины, но и у ее мужа.

Когда я узнал причины его назначения, я сказал ему, что лучше бы он сразу же проткнул себе грудь мечом, чем сделать то, что он намерен сделать. Я также сказал, что жестоко оставлять меня одного ради накрашенных женских глаз. Но он поступил по-своему и отказался послушать моего совета. Эта женщина, сказал он, как огонь, в ней нет недостатков, и он не сможет жить без нее. Кроме того, сказал он, теперь он разбогатеет и прославится на службе у казначея, я ему не надо будет существовать жизнью бедного стрелка. Он сказал, что нет опасности того, что его разоблачат и убьют, потому что он просит меня помнить, он является наполовину византийцем, а потому способен лучше, чем я, понимать некоторые вещи, включая и женщин. Когда он сказал это, я рассвирепел и обругал его, так мы и расстались.

Это было большим горем для меня. Но я думал, что со временем он надоест женщине или она ему, и тогда он вернется. «Тогда,— думал я,— когда моя служба закончится, он вернется со мной домой, на север, женится там и забудет о своей византийской крови».

Проходило время, и император Василий, который является величайшим военачальником в Миклагарде, который когда-либо правил там, начал новую кампа­нию против болгар. Эти люди — отважные воины и страшные бандиты, они обижают своих соседей, так что вызывают гнев у многих императоров, и теперь император Василий поклялся уничтожить их царство и всех его жителей, а их короля заковать в цепи и повесить на его собственных городских воротах. Он вторгся в их страну во главе сильной армии, а его красный флот поплыл в Черное море, чтобы напасть на побережье.

Но двенадцать лучших кораблей были отправлены со специальным заданием, и мой среди них. Мы взяли на борт столько солдат, сколько смогли вместить ко­рабли, и поплыли на север, вдоль побережья, пока не достигли устья реки Дунай, самой большой из всех рек. Командующего нашей флотилией звали Бардас, он плыл на самом большом корабле, и я слышал, когда мы плыли вверх по реке по трое в ряд, что на его корабле находится и казначей. При этой вести я обрадовался, надеясь вновь увидеть моего сына, если он еще жив. Но зачем казначей сопровождает нас, никто не знал.

Впереди мы услышали звуки боевых рогов и, обог­нув изгиб реки, увидели большую крепость. Она сто­яла за рвами и стенами на высоком холме неподалеку от реки. Вокруг нее были болота и заросли, где ничего не было кроме змей и птиц. Мы все удивились, что император послал нас в такое пустынное место. Мы высадили солдат и стрелков на берег для штурма крепости.. Болгары сражались отважно, и мы одержа­ли верх только на второй день. Я был ранен стрелой в плечо и вернулся на корабль. Там стрелу вытащили, Рану перевязали, и когда наступила ночь, я сидел на палубе и видел, как горит крепость, а люди казначея возвращаются вместе с пленниками, сгибающимися под тяжестью награбленного. Корабль, на котором плыли Бардас и казначей стоял в конце нашего ряда ближе всех к крепости. Потом шли еще два корабля потом мой, а потом остальные, вверх по реке. Вскоре после того, как стемнело, мы услышали крики тревоги на одном из наших кораблей, который стоял ниже нас, с других кораблей кричали, спрашивая, что случилось. Я подумал, что кто-то из людей, вероятно, по­пытался украсть добычу, и Бардас наказывает его. Не скоро крики прекратились, все успокоилось, кроме воя волков, чувствовавших запах мяса. Итак, я сидел там потому что не мог спать из-за боли в руке.

Затем к нашему кораблю подплыл человек. Я мог слышать его в воде, но разглядеть ничего не мог. Я взял копье и приказал ему назвать себя, так как боялся нападения болгар. Но когда я услышал ответ мое сердце подпрыгнуло в груди, потому что это был голос моего сына. Когда я втащил его на борт, он сел, чтобы отдышаться, и я сказал:

— Хорошо вновь видеть тебя. Я почти не надеялся на то, что мы встретимся.

Он тихо отвечал:

— Бардас убит на своем корабле, вместе с ним многие другие. Казначей и его отец сбежали с золотом — с таким количеством золота, какого никто никогда не видел. Мы должны погнаться за ними и забрать его у них. У тебя на борту есть лучники?

Я дал ему попить, чтобы он успокоился, и ответил, что на борту осталось человек пятнадцать лучников. остальные на берегу, но мне хотелось бы побольше узнать про это золото, потому что я ничего не слышал.

Он охотно ответил:

— Золото принадлежало болгарскому королю, ко­торый прятал его здесь. Император узнал про это ипослал нас сюда с казначеем, которому он доверял. Я видел золото, когда его вносили на борт, и помогал опечатывать его императорской печатью. Но казначей ненавидит императора за то, что тот сделал с его отцом. Старик здесь с ним, и они вместе все сплани­ровали. Все его люди были подкуплены, чтобы помогать ему, и когда стемнело они убили Бардаса и его офицеров, а также стрелков его охраны. Это было легко сделать, поскольку другие ничего не подозревали. Но я подумал, что это уже императорское золото, а, поскольку оно его, то дотрагиваться до него — преступление. Теперь оно у казначея, но если его отнять у него, чьим оно будет тогда? Так я подумал, потом, когда никто не видел, я спрыгнул за борт и поплыл сюда к тебе. Они не будут искать меня, потому что подумают, что я убит в бою. Но теперь ответь мне на один вопрос: чьим будет золото, если его у них забрать?

Я сказал:

— В этом должна быть причина, почему казначей поставил свой корабль ниже всех по реке, чтобы им легче было сбежать в темноте. Если они уже сбежали, золото будет принадлежать тому, кто сможет его за­брать и сохранить, потому что таков неписаный закон моря. Сначала они тихо поплывут вниз по течению, затем, когда будут на большом расстоянии, сядут за весла. Когда рассветет, они поставят парус, и при помощи этого ветра вскоре уйдут далеко в море. Хорошо бы знать, куда они направляются. Здесь есть много такого, о чем следует подумать, и я не хочу ничего предпринимать, пока не решу, каким путем следует идти.