Далее под музыку идет клип, который можно назвать «быт грудничка на останках своих родителей» Кормежки – крик – пеленание – гуляние – ночные тревоги – и снова, и снова, и снова, в убыстряющемся темпе. Островки умиления в океане забот.

Когда-нибудь музыка кончается, и кино продолжается дальше.

Рюмочная. Присутствуют старые корешки и счастливый отец.

Илюнчик: А я ей говорю: поехали в Сочи!

Петрович: А она?

Илюнчик: Она говорит: на хуй мне твои сочи, вези меня в Прагу. Прикинь... В Прагу! Я говорю, а может, тебя в Антарктиду завезти, и бросить, чтобы тебя там моржи затрахали.

Петрович: А она?

Илюнчик: А она: уж лучше моржи, чем ты, когда пьяный.

Он: Мужики. Знаете, за что я вас люблю?

Петрович: Ну?

Илюнчик: Слышь, Петрович, он нас любит.

Он: За то, что вас пеленать не нужно. И по ночам вы не орете.

Илюнчик: Это я по ночам не ору?! Поехали на Тишинку и спросим у соседки с первого этажа. Она тебе расскажет, как я вчера по ночам не орал.

Петрович: А я, Андрюш, не поверишь... Каждую ночь во сне... Того...

Илюнчик: (отодвигаясь) Я давно подозревал.

Петрович: И правильно.

Илюнчик: Так что ты нас не люби. Ты жену люби.

Он: Некогда мне ее любить. Мелочь все силы забирает.

Петрович: Но он же спит когда-нибудь?

Он: Не помню.

Петрович: А ты сядь в засаду и подожди, пока заснет. А потом жену люби.

Он: Тебе легко говорить. Теоретик, блин.

Илюнчик: Семь бед – один ответ.

Петрович: Наливай.

Камера гаснет.

Она, под торшером, с ребенком.

Он: Так тихо, что можно оглохнуть.

Она: Тише говори, а то опять заплачет.

Он: Хорошо.

Она: (устало улыбаясь) Ты бы выключил камеру. Я такая страшная сейчас.

Он: Нет. Ты самая красивая.

Она: Да брось ты. Постарела, наверное, лет на десять.

Он: Просто повзрослела. Твое детство перекочевало в Мыша, поэтому тебе так кажется.

Она: Представляешь, у меня спина болит. Я раньше думала, что это только у стариков бывает.

Он: Положи его в кроватку, и мы займемся твоей спиной. Я учился массажу у старика Камасутрыча.

Она: Да уж, помню, помню.

Он: Как то ты это плохо сказала. По стариковски.

Она: А я и есть старуха. Разве незаметно? Когда мы этим в последний раз занимались?

Он: Вот именно. Когда?

Она: В прошлой жизни.

Он: Давай наверстаем.

Она: Я спать хочу.

Он: Ну вот... Опять... (вздох) Разлюбила...

Она: Никогда. Я тебя люблю еще больше. Дядька противный...

Он: Давай хоть спину разотру.

Она: Давай. Только Мыша уложу и умоюсь. Лишь бы он не проснулся...

Она лежит на кровати, свободная от камеры рука гладит ей спину.

Она: Можешь считать до пяти... Я засну на трех с половиной.

Он: (медленно) Один. Два. Три...

Она: (сонно) Ты поезжай в субботу с Петровичем и Илюнчиком. Найди себе какую-нибудь девку и трахни... Только мне потом не рассказывай.

Он: А ты от меня не уйдешь?

Она: Не уйду. Тебя слишком много, чтобы одной мне досталось.

Он: Никогда не уйдешь?

Она: Проще будет умереть. Я тебя так люблю... Только если деньги кончатся.

Он: Совсем?

Она: Совсем. Пока будет хоть немножко – не уйду. И еще... Не пей, пожалуйста.

Он: Совсем?

Она: Много не пей. У нас в роду это типа проклятья. Все спивались. Ты уж пожалуйста, не спейся, ладно... И меня не спои.

Он: А гулять, значит, можно?

Она: Сколько хошь...

Он: А тебе ведь нельзя. Я в этом смысле обычный жлоб. К столбам не ревную, но если изменишь – выгоню.

Она: Ну и дурак. Повзрослеешь – перестанешь.

Он: (останавливаясь) Ты что, хочешь сказать...

Она (садясь и разворачиваясь) Я хочу сказать, что мне даже думать о других мужиках тошно. Это во-первых. Во-вторых, одного твоего слова достаточно. Тебе нужна моя верность – ты ее получишь. Для меня это нетрудно, честное слово. Особенно сейчас... А в третьих, господин массажист, вы меня таки достали вашими ручками и я требую немедленно похерить разговоры и заняться делом, пока это маленькое чудовище не захотело поучаствовать... Гаси камеру, я теперь стесняюсь...

Она снимает малыша. Тот сидит в кроватке и таращится на маму.

Она: Молчишь, партизан? А ну ка скажи: «Ма-ма»

Ребенок молчит.

Она: Ну что ты за поросенок. Как камеры нет, так чирикает, а как мама камеру включит, так в молчанку играем. Ну скажи, мыш... Ма-ма...

Мыш молчит, зато раздается звонок в дверь.

Она: Ага. Вот пришел наш отец, а нам нечем его порадовать...

(идет открывать)

Он: (обнимая жену вместе с камерой) Привет.

Берет на руки ребенка.

Он: Ну что, заговорил?

Она: Молчит.

Он: А по-английски пробовала? Теперь это модно.

Она: И по-китайски пробовала. Не хочет.

Он: Вот злобный мыш. Как орать – так на всех языках сразу, а как поговорить с отцом – так отказывается.

Она: Как дела?

Он: (к ребенку) Мыш, как дела? Ты ведь все знаешь, беспризорник. Молчишь... Придется мне докладывать... (опускает ребенка) Вот. Получите и распишитесь. (достает из кармана бутылку шампанского).

Она: Ух ты! А за что пьем?

Он: Ты когда нибудь видела живьем начальника рекламного отдела банка?

Она: Ну... Это что-то вроде графа Дракулы, только зубов еще больше, а кровь он пьет не из всех подряд, а только из заказчиков. Ты сегодня с ним встречался?

Он: Встречался.

Она: И как?

Он: Обычный говнюк. Роста среднего, особых примет нет, кроме лысины.

Она: Ты просто ни на что больше внимания не обращаешь. Это у тебя пунктик такой.

Он: Ага. Так вот. Зубов я его не видел и на Дракулу он похож, как я – на стиральную машину.

Она: А что. Ты иногда – вылитый индезит.

Он: И есть у него, кормильца, семья...

Она: Надо же. Вы и на личные темы поговорили...

Он: Жена у него – крутая до невозможности. Только что родила и теперь мается комплексом неполноценности.

Она: Познакомь, мы с ней обнимемся и поплачем.

Он: И сын у него, которого зовут Мыш и который, засранец такой, не хочет ни на каком языке разговаривать, а только орет всю дорогу...

Она: То есть ты хочешь сказать... (волнуется)

Он: То есть я хочу сказать, что теперь ты от меня никогда не уйдешь, потому что у нас теперь есть что?...

Она: Дурак ты, дядька. Я от тебя и так никогда не уйду.

Он: Правильно! Деньги! Вот они, голубчики... Аванс, блин!

Она: То есть мы теперь богатые?

Он: Еще нет. Но скоро будем. Это я тебе, как граф Дракула, говорю... Открывай шампанское, жена!

Она: Мне с Мышом гулять надо.

Он: Мыш подождет. Он теперь богатый, а у богатых свои причуды!

Открывает бутылку шампанского. Обалдевший Мыш от хлопка пугается и плачет.

Шашлыки в лесу. Присутствуют Он, Петрович, Илюнчик, друзья и подруги. Камера делает несколько панорамных планов, бродит по компании. Кто-то ставит палатку, кто-то занимается костром. Некоторым уже хорошо, а некоторым уже даже и плохо. Петрович выпивает у костра, Илюнчик занимается мясом.

Илюнчик: Ты туда не снимай, ты сюда снимай. Шашлык делать буду. Все бездельники. Что бы вы без меня делали, а?

Говоря, нарезает шампуры из веток.

Илюнчик: И вообще. Про шашлык я уже молчу. Кто место нашел? Илюнчик. Кто лодку надул? Илюнчик. Кто дров нарубил? Опять же Илюнчик. А вот как выпивать сели, так Илюнчика не позвали. И хоть бы кто-нибудь, хоть рюмочку принес.

Он: Да вот же у тебя стаканяка стоит.

Илюнчик: Где?! Да, действительно (разочарованно). Так там же пусто уже. И хоть бы кто почесался. Вокруг Петровича вон какой гарем собрался, а я... Не любите вы меня, обидеть норовите всю дорогу.