Виталий только сейчас понял глубокий смысл возмущения на цеховом партийном собрании Музы Павловны Варнавских: «Сейчас благополучие высококвалифицированного и добросовестного работника не зависит от его труда, всех подравняли удержаниями из зарплаты и лишением премий, а отношение между людьми обострилось из-за возможности одних иметь дополнительный приработок, а других на них со злобой созерцать».

— Поживем — посмотрим, — произнес он излюбленную фразу и пошел в опустевшую бытовку, долго мылся, фыркался, не замечая ни струй воды, ни машинальных движений, а потухшие глаза и неуравновешенные мысли вели его ноги домой.

Дома, как всегда, Юрик у телевизора со своими боевиками и порнухой. Людмила подала ужин, он что-то жевал, глотал, не замечая вкуса и резкости перца.

Напротив сел Юра и ласковым елейным голоском обращается:

— Папа, меня в армию берут.

Отец поднял глаза и будто вспоминал, когда же он его называл так. Сообразил о чем идет речь, оживился и с радостью:

— Поздравляю. Ты повзрослеешь, возмужаешь, это поможет выбрать правильный жизненный путь.

— Но я не хочу! — с утверждением и возмущением вырвалось у Юрия.

— В мою бытность, продолжал отец, парень, не сходивший в армию считался не полноценным, а юноша, не подходивший по состоянию здоровья, пытался скрыть это от призывной комиссии.

— Папа, ты совершенно в другом времени живешь, сейчас все мои друзья пытаются «откосить» от армии.

Услышав непонятное слово, отец потупился.

— Не хотят служить, — услужливо пояснил Юра.

— Почему все? Вова Хижняков поступил в военное училище, Рома служит, Виктора Гаранина призвали, многие другие в армии.

— Ты орденоносец, депутат городского Совета, уважаемый человек, всегда где-то заседаешь. Поговори с кем надо, уплати, если кто попросит.

Не вникая в глубину сказанного, Виталий подумал: «Как ненадежно защищены наши дети, юное поколение от фальшивых и лживых голосов западного воздействия».

Юрию показалось, что отец прокручивает варианты и энергично начал подсказывать, кому и сколько можно заплатить. Расширяющиеся глаза Виталия, еле удерживающиеся в орбитах, желваки набухли, лицо начало бледнеть, запинаясь он выдавил:

— За что платить? За то, что вас уводит от защиты отечества умелая поднаторевшая в ловле незакаленных душ, рука!

Юрий замер.

— А ты заработал?! — дрожащим от злости голосом пытал отец. — Учиться не хочешь, работать не хочешь, в армию не идешь! Ты кто есть? Тунеядец! — как плюнул Виталий и отвернулся.

Повернувшись, глядя в бегающие глаза Юрия, продолжал:

— Неужели мои рассказы об армии, целине, нашей с мамой работе нигде у тебя не задержались и не оставили ни хорошей мысли, ни добрых чувств?

— Нужны мне ваши комунятские рассказы, нацепите свои бляхи на грудь и радуетесь как дети, прожили в этом своем совковом СССР(е) в роли пламенных коммунистов и больше знать ничего не хотите, отвяжитесь от меня со своей армией! — схватил куртку, саданул дверью и стрелой выскочил.

То ли описывать дальнейшее, то ли нет. Но юноша, не заработавший куска хлеба и не стремящийся этого делать, сразил отца наповал, психологический удар сына окончательно парализовал своим ядом его волю. Глаза наполнились слезами, затряслись сгорбившиеся плечи, спазм в горле не дает произнести ни слова. И только ласковые руки жены, обнявшие его голову, откуда-то издалека нежные слова «Успокойся, родной. Пусть наша жизнь была такой, какой она есть, а они делают свою» спасли его от инфаркта.

Уткнувшись в милые груди жены, он никому не показал слезы, которые приняла кофта Людмилы.

Назавтра был выходной. Они долго валялись в постели, предавшись ласке и любви. Сережа отдавал полностью себя работе и подготовке к свадьбе. Сегодня тоже отсыпался. Юрия не было, но о нем старались не говорить, потому что стали привыкать к его постоянному отсутствию.

К вечеру пришли Хижняки. Женщины быстро сварганили закуску, мужчины организовали бутылочку. И пошла беседа. Валентина передала всем приветы от Володи, он прислал письмо, учебой доволен.

— Молодец Володька, — похвалил Виталий и разморенный второй рюмкой начал как бы освобождение души от накопившегося дыма и гари. — Вчера я увидел силу информационного воздействия, через которое искажается сознание людей. Мой сын не потерял разум, а ему повернули мозги. Обычно молодежь старались утвердиться в учебе, труде, достичь спортивных высот, но для этого надо силу воли иметь, работать над собой, в чем-то ограничивать себя. Сейчас же такие Юрики, как кем-то затравленные, мечутся в заданном направлении и никогда не вырвутся с дорожки ложных представлений. Это внедренное сбитых с толку мальчишек зло, ох как еще нам аукнется!

— Всегда был в техникум конкурс, — продолжила Людмила, — как началась перестройка, желающих учиться почему-то меньше и меньше, дисциплина и успеваемость резко ухудшаются. А в этом году брали всех, кто подал заявление.

— И на производство приток молодежи уменьшается, — добавила Валентина, нормировщик шестого цеха. — Даже с училища в этом году пришло меньше.

Редко вступающий в подобные разговоры Геннадий — обычно его тема река, рыбалка, лодка — буркнул:

— Дети слушаются своих родителей до тех пор, пока чувствуют их силу и авторитет. Столько лет хулят нас, что многие потеряли всякое уважение.

Людмила с педагогической точки зрения продлила разговор:

— Основную сумму своих знаний человек получает от общества. Сейчас все больше и дальше их отдаляют друг от друга, и человек, замыкаясь в своей комнате, ищет общения. Кто заводит кошку, собаку, а в основном в собеседники берут телевизор. Их навезли различных иностранных марок столько, и по низкой цене, что наши заводы останавливаются, плодя безработицу.

Вошедший неслышно Сережка добавил:

— Это и есть одно из направлений мировой психологической войны. Идя сейчас на убытки, американские и другие олигархи дают аванс наметившейся к возрождению нашей буржуазии, в надежде, что потом они все это возьмут с большими процентами сверхприбыли.

Беседа перешла на Сергееву свадьбу. Он вручил пригласительную открытку семье Хижняковых и продолжил незаконченную мысль:

— Долго скрытно изучали, опробовали и применили новые методы воздействия на сознание нашей молодежи. В результате авторитет комсомола, как организующей силы, подорван, а общественное сознание юного поколения становится неустойчивым, как на канате, разворачивается разум и отбирается вера. И если не окажется вовремя шеста, мы можем бухнуться, отрекшись от бывших кумиров, совершить такой кульбит, что будем расхваливать на все лады противников.

Нашу с Лерой комсомольскую свадьбу организуют комсомольские организации двух цехов по инициативе комитета ВЛКСМ комбината с разрешения администрации и согласия парткома. Как-то нужно поднять роль комсомола и привлечь к молодежным проблемам. Я рад, что эта честь досталась мне. Но двоякое чувство, как заноза, скребет мою душу. Секретарь парткома Меркулов произносит высокопарные слова о задачах комсомола, о роли молодежи, а сам организовал кооператив «Лесной ассенизатор» по очистке территории на производстве «Полимеров» и валит строевые здоровые деревья за забором до села Фоминское. В помещении бывшего взвода охраны поставил пилораму и машинами продает пиломатериал. Опять же ни за что не платит, даже рабочие пилорамы получают зарплату на производстве «Полимеров». С кем надо — делится и оббирает тех же комсомольцев.

Сообщение для друзей оказалось очень неприятным.

— Та-ак! — растянул Виталий, — вот это перестройка со свободой демагогического словоизлияния, воровством государственной собственности, свободой использования служебного положения в своих шкурных интересах.

Все замолчали и из тишины задумчивый голос Виталия:

— Мы еще не осознаем масштабности изменений духовной среды рядовых коммунистов, если так поражены их руководители.

После длительной паузы:

— А может, это просто заблудшие в усиливающейся кампании травли, продолжил он свою мысль с надеждой и сомнением. — Никто из нас от дурости поспешной не застрахован, — закончил услышанной когда-то фразой.