Only for Boris.

Dear Bob!

In this letter I have described to you and mammy the earthquake. Of course, this thing did not hurt us, and we even did not know the real consequences of the adventure. But now we know here that what has happened is terrible. A tremendous calamity came over the whole coast-line of our Far-East. Thousands of people perished. Dozens of thousands are now deprived not only of their homes but of their clothing too. Newspapers do not tell anything. My luck is that I live in the depth of the land and on the highland. The character of the calamity, I can hint you, is described in «Звездные корабли» — the place, where some professor was on board the ship somewhere in the Southern Seas. Don't tell mammy of that. As to me — I am absolutely safe. Never worry about me.

Your Ark.[92]

БН вспоминает:

После окончания института и до демобилизации в 55-м году Аркадий служил на Дальнем Востоке, и это был, вероятно, самый живописный период в его жизни. Ему довелось испытать мощное землетрясение. Он был свидетелем страшного удара цунами в начале ноября 52-го года.

О самом землетрясении сейчас можно отыскать немало материалов, но тогда это было тайной.

Гигантская волна, вызванная землетрясением, почти полностью уничтожила город Северо-Курильск и множество поселков тихоокеанского побережья Камчатки и Курильских о-вов. По приблизительным оценкам, погибло около 5 тыс. человек, большинство из которых составляли военнослужащие и работники рыбообрабатывающих предприятий. Как и в случаях других катастроф в СССР, масштабы и последствия цунами 1952 г. были засекречены. Я просмотрел газеты «Правда» и «Известия» за ноябрь—декабрь 1952 г. и не нашел никакого упоминания о катастрофе (но нашел две заметки о Курильских о-вах, где описывались успехи социалистического строительства).

В то время мой дед, Б. И. Пийп, был начальником Камчатской вулканологической станции АН СССР, расположенной в пос. Ключи. С 17 по 30 ноября 1952 г, вместе с другим вулканологом А. Е. Святловским он участвовал в рейсе гидрографического судна, которое производило измерения высоты заплеска цунами на юге Камчатки и Северных Курилах. Я посчитал необходимым опубликовать выдержки из его дневника, которые переносят нас в то время, позволяя узнать некоторые подробности катастрофы.

А. Б. Белоусов,

кандидат геолого-минералогических наук

Институт морской геологии и геофизики

Институт вулканологии и сейсмологии ДВО РАН

[Отрывки из дневника Пийпа:]

<..>

14 ноября. Пятница.

Стоит та же ясная, морозная погода. Утром поехал в обком партии. <…>

Здесь в обкоме, так же, как и раньше у летчиков, услышал много жутких подробностей о последствиях цунами. Самое ужасное — это смыв г. Северо-Курильска и гибель в нем нескольких тысяч жителей. Здесь уничтожено много домов, несколько рыбозаводов. На Шумшу, поселения на котором расположены на высоком плоском берегу, строения и люди уцелели. На Шумшу пострадали только строения в селении Байково и в Козыревском. Мало пострадал мыс Васильева на Парамушире, несмотря на то, что низкий.

<…>

17 ноября. Понедельник.

Прибыли на судно гидрографической экспедиции. В ожидании пока нас разместят по каютам, сидели в кают-компании и разговаривали с офицерами. Узнали еще некоторые подробности о цунами. На пристань экспедиции первая волна пришла в 7 ч 30 мин, вторая — примерно в 8 ч 15 мин. Высота ее была 115 см. В Северо-Курильске было около 15 тыс. жителей, погибло около 4 тыс. Сильные разрушения, смыв построек были на Парамушире еще в следующих местах: на мысе Рифовом, в погранпункте между мысом Рифовым и Северо-Курильском и на Океанском (ближе к мысу Васильева). На мысе Васильева волна была 4–5 м, но так как жилье расположено выше, то гибели людей не было.

<…>

23 ноября. Воскресенье.

<…> Находясь на склоне холма, директор видел, что накрывшая огромный комбинат гигантская морская волна в несколько минут разрушила и смыла его. Волна была одна. На месте комбината остались руины и разбросанные остатки строений, машин, цистерн, котлов, содержимого складов и вышвырнутые катера. Многое, что могло плыть, в том числе и люди, были оттянуты волной в море. Цунами был нацело разрушен огромный, протяжением 120 м, глубиной 7 м и шириной 6 м железобетонный мол, построенный еще японцами, большие блоки этого мола были смещены на 50–70 см в сторону по пути движения цунами. Благодаря молу уцелел пирс, хотя участками его сильно повредило и расшатало. Кран высотой около 6 м, стоявший на конце пирса, был сбит с основания и сильно накренился.

<…>

24 ноября. Понедельник.

<…> Вторым рейсом катер шел на китобойную базу Подгорный, и Святловский поехал ее осматривать. На китобойной базе, действительно, разрушения были еще более крупными. Здесь две волны сошлись за разделяющим их мысом и, встретившись, значительно подняли свою высоту. Здесь оказались разрушенными огромные краны для приемки китов. Краны были погружены на 3/4 в землю и, тем не менее, их вывернуло и искорежило. Краны, по грубой оценке весившие 140 т, были перемещены на 40 м в сторону.

<…>

Писал об этом и АН. Позже будет подробно рассказано об интродукциях, которые АБС планировали ввести в различные свои произведения (в ПХХIIВ и ДК), этакие зарисовки с натуры, оттеняющие сам текст произведения. Здесь лишь — начало интродукции о цунами:

Цунами обрушился на город в четыре часа утра. Первыми волну увидели часовые, стоявшие у складов на пирсе. Они побежали от берега, стреляя на ходу в воздух. Наверное, они не успели отбежать далеко. Высота волны была метров двадцать, и она накрыла город весь целиком. Затем пришла еще одна волна — такая же — и еще одна, послабее. Постройки были разрушены, весь берег усеяли бревна, обломки фанеры, куски изгородей, ворота и двери. На пирсе стояли две старые корабельные артиллерийские башни, их поставили японцы чуть ли не в конце русско-японской войны. Цунами отшвырнул их метров на сто. Когда рассвело, с гор спустились те, кому удалось спастись — мужчины и женщины в белье, дрожащие от холода и ужаса. Большинство же жителей либо затонули, либо лежали на берегу вперемежку с бревнами и обломками.

АН не только ОПИСЫВАЛ последствия цунами. Он сам был там.

Мой дорогой Боб!

Получил твое письмо, вернее — все ваши письма, которые вы когда-либо посылали на Камчатку. Фото твое с вынужденной подписью очень хорошо — славно ты вышел. Прочел твои возражения за №… от… на мои возражения за №… от… «и горькая улыбка искривила его бледные губы».[94] Если ты воображаешь, что хочешь встретиться со мной больше, чем я с тобой, то ты ошибаешься как никогда в жизни. И все-таки послушайся меня, а не «очевидцев», которые, как я вижу, понимают в Камчатке столько же, сколько я… скажем, в изготовлении ароматных грибов (забыл, как они называются). Если это они (т. е. очевидцы, а не грибы) напели тебе о креветках, лоуавоу… в общем, камчадалках, гейзерах и т. д. и т. п., а также об обилии жратвы и вина, то ты обо… их и не давай вытираться, пока не признаются в том, что соврали. Ничего подобного здесь нет. Есть суровая, подчас страшная природа, не лишенная, конечно, известной красоты, есть в неограниченных количествах консервированное мясо, консервированная рыба, спирт, коньяк, ну, и хлеб, конечно. Вот и всё. Никаких вин, никаких креветок, никаких гейзеров, Эйзеров, но много Рабиновичей — это да, их почему-то всех посылают сюда. Может быть, будет новая Еврейская Полуавтономная область? Так вот, вопрос о вашей поездке сюда решен отрицательно и бесповоротно. Об этом больше не будем. Я приеду в начале 54-го года, и с этим следует мириться. Думаю, что, работая над дипломом, ты оставишь денек в неделю для меня, и то это будет для меня большая радость. А может быть, мы еще с тобой раскурочим какого-либо американца или англичанина — это было бы очень эффектно в дипломной работе: «Б. Н. Стругацкий походя нокаутировал Эллингтона», или там Ресселя или как их там. В этом (к сожалению, только в этом) я тебе мог бы даже помочь.