— Ближайшее будущее — это сколько?

— 10 лет. Я боюсь, что не доживу до того момента, когда захочу рожать. Так что о внуках пока не будем. Но если как-то символично говорить, то я вам вот что скажу: думаю, что слово «дура» обо мне не напишут только потому, что я совершила поступок. Впрочем, не знаю, можно ли это назвать поступком. Я действие совершила — вышла замуж и развелась! Я вас не закурила? Сейчас форточку открою. А то вы здесь задохнетесь.

— Не открывай, ты носом шмыгаешь.

— Я от воздуха не шмыгаю. У меня аллергия от нашей кошки, она везде оставляет следы, шерсть. У меня же астма была в детстве. Но я как-то переросла — прошло. Я аллергик жуткий — именно на кошек, рыбок и птиц. А на воздух выхожу — и мне сразу легко и хорошо. В детстве врачи говорили, что у меня аллергия от космической пыли, то есть от всего. Мы с мамой катались со смеху.

— Какие твои любимые сигареты?

— "Кэмел". Но у меня сейчас на них нет денег. Я люблю курить — по настроению.

— А пьешь много?

— Не так, как алкоголики пьют, а так, как вообще люди выпивают. Иногда хочется нажраться — тогда нажираюсь.

Про меня «Комсомолка» написала, что я люблю бегать босиком по Арбату, валялась пьяная под столом, что я хорошенькая, глаза у меня голубенькие, хотя они зеленые. Статья меня шокировала настолько, что я не знала, куда от стыда деться. «Комсомолка» — это все-таки не хрен собачий. Я с нее в своей жизни начинала. Обидно! Нельзя же, извините, писать только о том, как я трахаюсь или пью водку. У меня же есть еще какая-то духовная жизнь!

— Нет претензий к маме, к бабушке, что они воспитали тебя такой тепличной?

— Ну какая же я тепличная? Я в 13 с половиной лет ушла из дома и больше не возвращалась. А по хозяйству — и посуду мыла, и стирала, и с собаками гуляла. От каких-то ударов бытовых любой нормальный родитель, который себя уважает, естественно, своего ребенка будет оберегать. Зачем же его кидать под колеса машины?

Притом я с детства моталась по всем странам мира, выступала перед огромными аудиториями. А в Штатах на меня накидывались очень крутые репортеры с провокационными вопросами, которые можно было задавать политическому деятелю. Смешно: стоит взрослый идиот и задаёт ребёнку дикие вопросы… Я думала: "Ты же взрослый человек, у тебя есть всё, ты что идиот? Или как?".

— Как к тебе относились в школе ученики, учителя?

— У меня было все совершенно замечательно с моими ровесниками, с ребятами постарше — неважно… Но если брать учителей, директора, то я стала врагом народа сразу же, как только они узнали мое имя и фамилию. У меня и в театральном институте такая же ситуация. Это было всегда. Мне сейчас фигово. Все рухнуло, рухнуло…

— Как это "все"?

— Ну все! Давайте так начнем… Вот, к примеру, с семьей напряг! Жить скоро будет негде. Денег нет. Из института поперли. Пытаюсь восстановиться и не знаю, чем это закончится. За последние полгода как-то все на меня так наехало, что я чувствую: нет сил справляться, крыша едет.

— Почему такое неприятие в институте? Чем ты раздражаешь педагогов?

— Вообще-то, по идее я, видимо, не так заявление написала… А если смотреть в корень… Есть у человека, допустим, маленькая власть, а сам он по жизни ничто, и если у него появляется возможность на ком-то отыграться, то почему бы и нет? Вроде милиционеров: дай им участок метр на метр, и они уже это не упустят. Будут так измываться над людьми!.. Когда я училась на первом курсе ВГИКа, устроилась дворником, приходила усталая после работы на занятия, а мне говорили: "Ты пила всю ночь!"…

Я сегодня пришла домой в полвосьмого. Мы с подругой всю ночь ругались и перебили всю посуду. Ирка, моя двоюродная сестра, открыла дверь: "Ты что, с бодуна? Ну дыхни!.. Нет, не с бодуна". — "Нервы, моя родная, — говорю, — нервы". Принимаю душ. Ирка говорит: "Ну, ты — атас!". И сажусь краситься. Думаю: "Если корреспондент увидит меня, то обалдеет". Голова болит, глаза слезные, руки трясутся. Говорю: "Ирка, сейчас придет человек, начнет задавать вопросы, и самое ужасное, что я ни черта не смогу ответить более или менее приличное. Только потому, что мозги не варят, сил нет. Единственная мечта — упасть на голом полу и спать". Я была такая уставшая, выпотрошенная. Но полтора часа до вашего прихода вздремнула…

— Жизнь тебя стегает и стегает?

— Она, наверное, всех, как ни крути, стегает. Ну и мне достается.

— Родственники не могли помочь?

— Все, кроме бабушки, были заняты своими делами. Меня ведь на самом деле никто не понимает: ни мама, ни друзья, ни возлюбленные. У всех какая-то задняя мысль. Но это нормально, даже не обижает. Мне — все равно хорошо! Я живу, я радуюсь.

— Когда тебе в последний раз дарили цветы?

— По-настоящему, как бы я хотела, — полтора года назад. Мне дарили цветов очень много, но это все было не то. А последний раз — неделю назад. Молодой человек мне нахамил, я задела его самолюбие. А когда у молодых мальчиков подрываешь самолюбие, они становятся страшными. Он потом понял, что был не прав, принес большую-большую розу. И сказал в досаде, что я не женщина.

Я действительно не смогу, наверное, готовить, стирать с утра до ночи рубашки и трусы, штопать носки, рожать детей, ходить в бигуди и в застиранном халате. Это я, конечно, утрирую, но я не смогу хранить очаг. Потому что у меня в голове — ветер, в заднице — шило и так далее.

— Почему ты не сможешь рожать детей? Что-то со здоровьем?

— "Что-то" — само собой. Потому что здоровье у меня такое «хорошее», что пора в могилу. Нет, это не смешно. Это серьезно. Мой ребенок должен быть обеспечен. Мама- это замечательно, но когда мать-одиночка — это ужасно! Ребенок все равно недоразвитый вырастает, с душевной травмой. Имею ли я право рожать?

Родить, конечно, можно. Эгоизм мой будет удовлетворен. А дальше что? Чтобы родить ребенка, нужно нести за него полную ответственность и знать, что ты посвятишь ему все, что возможно, и не только в мечтах, а реально. Я вижу, что мне это не светит, у меня это не получится. Я бы не хотела, чтобы у моего ребенка было такое детство, как у меня (я не имею в виду поэзию, славу).

— Твои партнеры не обманывают ожиданий?

— Иногда обманывают. Но по этому поводу не стоит плакать. Слишком много в жизни других радостей, которые выше и больше. Тем не менее это мне тоже нравится. Я никогда не отрицала, что вырасту настоящей женщиной, а не фригидной идиоткой.

— Ты никогда не завидовала блудницам?

— Да я сама вроде такая… Блудницы в годы юности доставляют великолепные удовольствия своим мужчинам, они — потрясающие куртизанки! А потом остаются у разбитого корыта — как я сейчас…

— Даша Асламова, известная журналистка, сказала мне, что нет таких женщин, которые не продаются. Предложи миллион — и любая, даже самая-рассамая, прыгнет в постель…

— Я не вижу здесь ничего страшного и плохого. Давайте скажем так: продается, наверное, любой человек. Так принято в этом страшном мире, как ни крути.

А если жутко продаются мозги? Человек теряет к себе уважение, потому что ему приходится продавать свою голову — за тот же миллион. Или я ошибаюсь? Но можно ли продать свое духовное начало? Ну, если относительно Фауста, тогда — да. А так, мне кажется, нет, нельзя.

Наша жизнь построена на купле-продаже. Вот ты продал свое тело и при этом не потерял что-то главное. Ты продолжаешь уважать себя только потому, что можешь еще любить. Можешь что-то отдавать бескорыстно, делать бескорыстно. И встает вопрос: продался ли ты по-настоящему? Продалась какая-то твоя внешняя оболочка. Ну и Бог с ней!

— Этой теорией может успокаивать свою совесть любая проститутка. Скажет: "Я продаю только тело, а внутренне остаюсь на высоте…".

— Так оно и есть. Для проститутки это не может быть оправданием лишь в том случае, если она пустышка и у нее, кроме того, что есть между ног, ничего нет. И говорит она так, чтобы успокоить себя или маму, которая знает, что ее дочь зарабатывает на панели.