Родина всегда свята для любого человека, а потому Мал согласно кивнул Буяну и указал глазами на его спутников:

— А это кто с тобой? Тоже твои, новгородцы?

— Это сестра моя единая, Беляна, — гусляр ласково поглядел на девушку, что не сводила глаз с украшений на груди дочери Мала, — а это… — он малость помолчал и вдруг отвесил земной поклон своему спутнику, скидывая шапку, — друг мой и побратим, князь города Резани Властимир сын Улеба. Властимир с удивлением смотрел на склонившегося перед ним гусляра, а князь Мал встал из-за стола, протягивая руки резанцу:

— Здравствуй, брат мой, князь резанский, гость дорогой. Сделай честь — садись с нами!

Слуги принесли стул с резной спинкой для Властимира, подали полную братину, и князь, подняв ее, поклонился на четыре стороны и выпил за князя, гостей и весь город.

Что до Беляны и Буяна, то им места нашлись почетные, близко от стола князя. Прошло немного времени, и Мал окликнул Буяна, заметив, что гусляр не торопится много есть и пить.

— Что же ты, Буян, гость новгородский, не ешь, не пьешь? Али не по нраву тебе что-то?

Буян вскочил:

— Благодарствую, князь ореховский, за добро да за угощение. Только сыт я уже.

— А раз сыт, не споешь ли нам?

Буян тут же схватил гусли и вышел перед столом князя на свободное пространство. Слуга принес ему скамеечку.

— Чем тебя, светлый князь, мне порадовать? — Буян настроил гусли и готовно положил пальцы на струны. — Сам закажешь иль я выберу?

— Ты гусляр. — Мал подпер щеку тонкими пальцами. — Говоришь, что по всей земле прошел — сюда из Новгорода добрался. Вот и князь то же мне сказал, — он кивнул в сторону Властимира. — Ну так спой нам о том, что в пути повстречал. Ты, я чаю, много всего видывал, много чудесного!

Гости поблизости уже разворачивались боком, — чтобы удобнее было слушать гусляра. Даже скоморохи притихли.

Буян щипнул струны. Он много чего видывал в это лето, но не про все можно петь — кое-что лучше в тайне сохранить. А спеть хотелось — и про Гамаюна, и про Сирин, и про святилище Ящера в пещере, и про угров, и про Купалу. Но, встретившись глазами с Властимиром, он понял, о чем или, вернее, о ком будет петь, и увереннее ударил по струнам:

Властимир понял, что Буян сочиняет на ходу. Сам он, в жизни не сложивший вместе и двух строк, мог только позавидовать умению гусляра и с удовольствием слушал его славословие Резани, которую Буян знавал лишь с его слов, ни разу в ней не бывая.

Вдруг Буян запел о нем и его встрече в Муромских лесах с чудищем, и Властимир едва не бросился прервать, опасаясь, что тот может выдать и саму цель их пути, но гусляр о том не обмолвился и словом.

Когда он наконец закончил, Мал посмотрел на резанца с уважением. Чувствуя, что нужны доказательства своему подвигу, Властимир достал ладанку с когтем зверя и показал ее князю.

Он сразу понял, что поступил правильно — отныне ореховский князь зауважал его еще сильнее и мог помочь, если нужда появится.

А Буян запел снова, теперь уже свою, новгородскую застольную песнь, что приходилось ему певать порой по нескольку раз за день. Два князя погрузились в беседу, его мало кто слушал, но он честно отрабатывал угощение и остановился только тогда, когда Мал обратился к нему со словами:

— Здравия тебе, добрый молодец, ты Буян-гусляр да Вадимович. Аи потешил ты нас песней звонкою да гудением струнным порадовал! Отплачу я вам, добры молодцы, — ешьте-пейте вы с моего стола, отдыхайте вы в моем тереме. На прощанье хлеба-соли вы примете, только уж прошу я — не гневайтесь, что за труд не плачу монетою. Но ведь нынче-то злата-серебра не отыщешь во всем Ореховце!

Буян только вскинул брови, когда князь заговорил как сказитель. Но тут сразу и понял, почему Мал велел привести их с улицы: князь был сам, вероятно, искусен в игре и пении. Но потом до него дошло: что-то странное было в речах князя. Он вскочил и приблизился к самому столу.

— Уж ты гой еси, князь ореховский, — заговорил он, подыгрывая Малу, — чудны речи я слышу, странные! Не тропинки вьются вдоль города — то дороги, дороги широкие. По дорогам тем да не путники и не калики перехожие — там купцы все едут с товарами. Кто ж из них пройдет мимо города — торг Ореховский на весь свет гремит!

— И потом, — добавил Властимир, — разве не только что кончился последний торг? Объясни нам, князь! Почему в городе нет злата-серебра?

Мал опустил глаза, его сын гневно стиснул кулаки, дочь вспыхнула румянцем. Словно бы ничего не переменилось и за столами по-прежнему шумел пир, а в зале словно тьма сгустилась.

— Хорошо, Буян, сын Вадимович, — тихо сказал князь Мал. — Ты и песни ладно поешь, и за словом в карман не лезешь. И ты, князь… Откроюсь я вам, гости, — уж двенадцать лет, как платит город наш дань Змею, что в горах Сорочин-ских живет. Раз в год наезжают его слуги-ратники, в свою землю отправляют дани-выходы. Вот и на днях приедут слуги Змеевы — они все товары да злато вырученное заберут, а коли что найдут еще ценного, то без счету возьмут… Уезжай-ка ты, Буян, из города, а то, как приедут они, увезут тебя гусляром к Змею!

Резанец подался вперед:

— А скажи-ка нам, светлый князь, отчего дань такая невиданная?

— Положил сначала Змей вроде дань малую, а берет теперь вдвое большую. Змею положено в год двенадцать коней вороных, двенадцать гнедых, дюжину рыжих и дюжину белых, дюжину быков и дюжину волов, двенадцать коров белых, двенадцать коров черных, двенадцать красных и двенадцать пестрых. А еще им надобно дюжину сундуков с златом-серебром и двенадцать с узорочьем кованым, тканым и вязаным. А сверх того — двенадцать кречетов и двенадцать лебедей… Эта дань последняя самая тяжкая — кабы не она, не так горько было бы все прочее.

— Это две дюжины птиц-то? Или на Дону лебедей мало?

— Далеко ты живешь отсюда, князь резанский, не ведаешь, что Змеевы слуги так людей наших зовут, — вздохнул Мал. — Каждый год должны мы давать Им по двенадцать девушек и двенадцать юношей, чтобы остальные жили в мире и покое. Приезжают слуги, мы мечем жребий — те, чьи жребии тонут, уходят к Змею в логово. И никто оттуда не возвращается! А ты говоришь — золото…

— А почему же вы это терпите? — воскликнул Властимир. — Мои резанцы давно бы ему шею свернули! Или перевелись богатыри в Ореховце?

— В том-то и дело, что перевелись! — вместо отца ответил его сын. — Сколько лучших людей, воев и богатырей, отправилось со Змеем ратиться, да ни один назад не вернулся. Да-#се из других краев приезжали…

Буян и Властимир переглянулись. Губы гусляра растягивались в улыбке. Он кивнул князю, и тот обратился к Малу:

— Слушай меня, князь-брат! Мы из Резани сюда приехали потому, что про Змея прознали. И готовы с ним сразиться.