— В такую ночь ни у кого нет власти над людьми! — воскликнул Властимир, бросаясь вперед. — Хоть бы увидеть его!

И он побежал к поляне, твердо уверенный, что не будет рвать цветка, только посмотрит на него. Хоть и слышавший с малых лет о чудесном цвете разрыв-травы, он не знал, что будет делать с ним, коли тот попадет ему в руки.

Свет сиял все ярче и ближе. Он полыхал уже так ярко, что Властимир подумал, что цветок сейчас погаснет и он опоздает взглянуть на него. Отбросив колебания — в самый последний миг припомнились все опасности, что подстерегают охотника за жар-цветом, — он побежал, вламываясь в заросли.

Чаща заухала, закричала страшными голосами, застонала. Что-то заскрипело в глубине леса. Завизжало Лихо, спеша к той же поляне, и закачались вековые деревья.

Властимир отбросил последнюю ветвь и замер, закрыв глаза рукавом от сияния, что слепило глаза даже под веками.

Поляна была залита огнем. Не сразу князь отнял от лица руку и слезящимися глазами разглядел папоротники. Между ними рос один, самый крупный. Он-то и сиял — в сердцевине его набухал, пульсируя, как сердце, крупный бутон. Он весь казался сгустком огня, настоящим костром, от которого даже исходил жар.

Цветок готовился распуститься с минуты на минуту, и князь осторожно приблизился, ожидая чуда.

Порыв ветра внезапно толкнул его — Властимир едва удержался на ногах. Деревья закачались, и совсем близко, в сажени от него, раздался громовой рев взбешенного чудовища. Решив, что это Змей, Властимир вскинул голову — и в этот миг разрыв-цветок распустился.

Волшебный цветок словно ждал, когда от него отведут жадные взоры, чтобы на единый миг явиться миру. Власти-миру показалось, что с неба опустилась звезда. Он отпрянул, закрывая лицо руками, а чья-то громадная тень склонилась над цветком, протягивая к нему жадные уродливые лапы.

Сквозь пальцы Властимиру показалось, что цветок затрепетал, пытаясь не даться чудовищу и ища защиты у человека, и, не понимая, зачем он это делает, Властимир рванулся к нему и сорвал жар-цвет.

Цветок закричал и встрепенулся, как птица, а тень наклонилась к человеку. Властимир отступал, прижимая к себе слабо вздрагивающий живой огонек. Цветок умирал у него в руке, но в этой смерти чувствовалась благодарность — за то, что умирает он именно так. Руку жгло, словно он сунул ее в расплавленное железо, но Властимир только крепче стискивал пальцы, терпя боль.

По непонятной причине тень не могла переступить через обезглавленную разрыв-траву. Одна лапа чудовища невзначай коснулась листа, и чудовище взвыло от боли, а затем быстро скрылось в чаще.

Князь стоял, постепенно успокаиваясь после всего случившегося. Он еще не решил, что делать дальше, как сзади послышались шаги, и его за локоть взяла Беляна. Глаза девушки восхищенно сияли.

— Я все видела, — прошептала она. — Ты все сделал правильно.

— Что это было?

— Само Лихо Одноглазое. Оно сторожило разрыв-цвет для себя, но ты победил его. Теперь ты сможешь все на свете, и я рада этому. Ты мне нравишься, и в эту волшебную ночь я хочу тебе это доказать: Пойдем со мной, только не оглядывайся.

— Почему?

— А ты не знаешь? Нельзя оборачиваться, когда идешь с Перуновой поляны, а то Лихо тебя к себе заберет навеки! Мы вернемся к реке и там… Пойдем, милый, пойдем!

Беляна тянула Властимира с поляны, соблазняюще улыбаясь. Князь следовал за нею — разгул Купалиной ночи дурманил разум, пьянил кровь, будил желания. Но в то же вре-щя все случившееся, сам цветок разрыв-травы и лес, из глубины которого снова доносились чьи-то голоса и шум, — все это заставляло Властимира медлить. А сзади приближался треск ветвей под шагами великана.

— Стой, князь! — донеслось издалека. И голос не чудовища, а человека.

— Пойдем, — Беляна повисла на его руке, заторопилась испуганно. — Не оборачивайся, иначе смерть тебе! Нельзя оглядываться, милый!

— Оглянись, князь! — голос был знакомым. Властимир не выдержал и оглянулся.

На том конце поляны замер Буян, такой, каким его князь оставил на поляне у реки — без рубахи, босой, в закатанных до колен белых штанах, весь мокрый. На голой груди его болтался оберег.

— Стой, князь! — воскликнул он, бросаясь вперед. — Ко мне, скорее!

— Нет, — прошипело рядом.

Властимир обернулся к спутнице и отскочил с криком. За локоть его цеплялось существо, похожее на тощую кикимору, одетое в белую рубаху Беляны. Из кривой пасти высовывались клыки, белесые глаза сверкали, на тонких пальцах торчали когти, которыми нечисть впивалась в кожу князя. Существо с неимоверной силой потащило человека за собой в чащу, а вокруг все засвистело и заревело.

Оцепеневший от неожиданности Властимир не мог сопротивляться, его ноги сами следовали за Беляной. Он успел только мысленно попрощаться с белым светом, как вдруг чьи-то сильные руки схватили кикимору за запястья.

Она злобно завизжала, но подоспевший Буян одним рывком оторвал ее от Властимира и отбросил в сторону, закрывая князя собой.

Кикимора бросилась на гусляра, но тот ловко сбил ее с ног, и она рухнула в траву. Но тут же вскочила и прыгнула снова, выставив длинные руки со скрюченными пальцами, нацелив их в глаза Буяну. Гусляр вновь отбросил ее, но она не сдавалась. Прижавшись спиной к дереву, Властимир молча наблюдал за битвой — ведьма с воплями кидалась на Буяна, а тот ловко защищался.

Из леса выскочило несколько ведьм. Вместе они пытались одолеть удалого гусляра, но напрасно. Против четырех Буян сражался так же успешно, как и против одной. Его руки мелькали, нанося и отражая удары. Он только иногда отступал на шаг или припадал на колено, а ведьмы то и дело падали наземь. Какая-то бросилась на него сзади, но Буян мгновенно упал на спину, подминая ее, ногами отбросил двух других, что поспешили ей на помощь, и вскочил, отбросив ведьму, напавшую со спины, как тряпку.

В это время чья-то огромная лохматая лапа вынырнула из-за ствола, около которого стоял Властимир, наблюдая за сражением. Она зажала рот князя, чтобы тот не смог вскрикнуть. Властимир почувствовал противный вкус шерсти во рту и как кто-то шарит у него на груди, где он прятал цветок, сжимая стебель в кулаке. Цветок все еще жег ладонь, но уже не так сильно. Властимир рванулся, спасая жар-цвет, и нечаянно ладонь его раскрылась. Князь в ярости рванул державшую его лапу, и чудовище заревело от боли.

Буян обернулся на рев. Глаза его испуганно расширились, он на миг замер, и ведьмы тут же налетели на него. Обвешанный ими, как медведь собаками, Буян резко стряхнул их, и ведьмы посыпались в стороны, как спелые желуди. Одна из них сразу вскочила и устремилась на князя. Пальцы ее засветились, но гусляр встал у нее на пути. Лучи, яркие, как солнце, ударили из пальцев ведьмы в его раскрытую ладонь — рука Буяна вспыхнула. И он взмахнул руками, как колдун.

Увидев это, ведьмы бросились врассыпную, но одна вдруг вернулась и бросилась на Властимира. Тот видел ее краем глаза, но не мог даже сделать шага в сторону — чудовище из-за дерева вцепилось второй лапой в князя и тянуло его к себе. Вдруг Буян поймал эту самую резвую лиходейку. Одним рывком он поднял ведьму над головой и, размахнувшись, бросил прямо на чудовище, которое держало Властимира.

Послышался звук удара и вой. Лапы чудовища разжались, и оно неожиданно быстро убежало, ломая деревья.

Тяжело дыша, Властимир шагнул к Буяну, который стоял посреди поляны. Волосы гусляра мокрыми прядями прилипли ко лбу. На его груди, плечах и руках остались красные следы, словно от ожогов, — отпечатки когтистых лап ведьм.

Властимир подошел, взглянул в глаза побратиму, но не смог ничего сказать — горло перехватило, и он упал в траву, теряя сознание.