Изменить стиль страницы

— Простите, вы не могли бы присмотреть немного за моим товаром? — обратилась я к своему соседу — мужчине, торговавшему эротическими гравюрами девятнадцатого века. Он с самого утра поглядывал на меня, пристроившись за своим стендом с шедеврами, и появление Дэвида его явно разочаровало.

— Боюсь, что нет, — торопливо ответил он. — Дети должны оставаться дома, им нечего делать на блошином рынке.

— Это не мой ребенок! — Неужели рыдающий белокурый Дэвид смахивал на моего сына?

— Если не ваш, то отведите его в полицию. — Мой сосед нахмурился и демонстративно отвернулся, уткнувшись в свои веселые картинки.

— Придется нам работать вместе, — сказала я Дэвиду. — Ты любишь плетеные корзинки?

О да, он любил корзинки. По крайней мере, он перещупал их все, а в тех, что покрупнее, даже посидел.

Люди обращали внимание на светленького гайдзинского ребенка, копошащегося в старинном барахле, и, как ни смешно, моя торговля заметно оживилась. Одна облизанная и обсосанная корзина даже ушла за хорошие деньги, хотя Дэвид поднял ужасный крик, когда его из нее вынимали. Прошел еще час, досада моя испарилась, но я все же поглядывала в толпу, пытаясь высмотреть Лилю или Ричарда, спохватившихся наконец... Но нет, напрасный труд.

После полудня рынок начал пустеть, покупатели схлынули, торговцы исчезали один за другим, и я принялась паковать оставшиеся предметы старины. Так или иначе, присутствие Дэвида мне не слишком помешало, пару тысяч иен можно было смело записать на его счет. Привязав мальчика к себе шелковым цветастым поясом от кимоно, чтобы он не потерялся еще раз, я быстро совершала переходы от расстеленного брезента к фургону, стоявшему на паркинге. Кое-кому такой способ показался бы не слишком гуманным, но Дэвид был в восторге. Я сказала ему, что мы играем в маленькую куклу и ее шустрого кукловода.

После этого мы обошли рынок два раза в поисках отчаянно ищущих Дэвида родственников.

Я старательно опрашивала торговцев: не попадался ли им на глаза невысокий светловолосый мужчина с двумя детьми?

— Попадался, — ответила женщина, стоявшая у самого входа. — Хорошенький блондинчик в черной кожаной одежде? Он толкал впереди себя коляску с девочкой, а за собой тащил мальчика. Он нервно расспрашивал всех и каждого о ребенке, похожем на вашего. — Она кивнула на Дэвида.

— И куда они пошли?

— Обошли рынок, а потом вышли за ворота. Кажется, я видела их после. Они направлялись в полицейский участок.

— Прекрасно. — Поблагодарив ее, мы отправились туда же. Ричард Рэндалл побывал здесь недавно и оставил заявление о пропаже ребенка. Полицейский оглядывал Дэвида с ног до головы, пока я сбивчиво рассказывала, что знаю мальчика, то есть его маму, то есть дядю... В конце концов он вздохнул с облегчением и посоветовал мне отвести ребенка туда, где тот живет. Полагаю, что этот доверчивый жест был в немалой степени спровоцирован жалобными воплями юного Брэйтуэйта — инспектор с трудом представлял себе, чем его можно утихомирить. Я, между прочим, тоже. Когда Дэвид был наконец препровожден к машине и усажен на заднее сиденье, он продолжал в том же духе, только теперь он скулил и завывал, ни дать ни взять — голодный пес.

— Подозреваю, что ты будешь первой собакой, которой разрешат проживать в Роппонги-Хиллс, — заметила я, не особенно раздражаясь. «Еще немного потерпеть — и ужасный ребенок будет сдан с рук на руки, а если его мать еще не вернулась, то господин Ои всегда на рабочем месте», — думала я, пробиваясь в гуще машин.

— Собакой? Мама говорит, собаки грязные!

— Ну... Такой чудесный мальчик, как ты, непременно был бы чистеньким хорошеньким коккер-спаниелем.

— Нет! Доберманом! Дэвид хочет доберманом! — Слезы брызнули во все стороны.

Добравшись до забитого автомобилями паркинга Роппонги-Хиллс, я припарковала фургончик сикось-накось и, крепко взяв мальчика за руку, повела его домой.

— Миссис Брэйтуэйт дома, — запричитал консьерж, увидев нас с Дэвидом в вестибюле. — Ей, наверное, и в голову не приходит, что с детьми что-то не так. Мистер Брэйтуэйт в отъезде, а с малышами столько хлопот!

— Не сомневаюсь, — проворчала я. — Я видела всех троих в сборе.

— О да, она, вероятно, наслаждается свободной минуткой, — продолжал господин Ои. — Мы позвоним ей прямо сейчас и сообщим радостную новость. Дэвид-сан приехал домой!

Он нажал нужные кнопки на панели интеркома. «Радостная новость Дэвид» получил огромный леденец в форме вишневого бутона и покорно им захрустел.

— Никто не отвечает. — Консьерж взглянул на меня озадаченно. — Вероятно, мадам разговаривает по другому телефону. У нее две линии! Но она дома, без сомнения, я недавно пропустил к ней посетителя.

— Может, нам подняться и постучать? — спросила я, помня, как сама порой не подхожу к телефону, будучи занята чем-нибудь интересным.

— Да, пожалуйста. Если она вдруг не откроет, спускайтесь вниз. Я найду, чем развлечь малыша. У меня тут есть маленький телевизор.

— Дэвид хочет «Дораэмона»! — напомнил нам малыш, хлюпая недоеденным леденцом.

Поднимаясь наверх, я взглянула в зеркало на стене кабины, выпрямилась и поправила Дэвиду волосы. В прошлый раз, глядя в это самое зеркало, я предавалась воспоминаниям о Хью. Сегодня они меня не потревожили. То ли чувства к господину Глендиннингу окончательно сгинули, то ли зеркало было недостаточно чистым. А если верно первое, то когда это случилось?

В тот вечер, когда Такео вышел вслед за мной из бразильского клуба? Или когда мы стояли с ним у окна в офисе Каяма? Как бы то ни было, я влипла — сомнений никаких. Меня угораздило влюбиться в парня, на которого я нагоняю тоску. В парня, тайную мечту которого я почти загубила, предположив, что посуду со школьного склада унесла Сакура, а не Рейко Каяма, а ему так хотелось в это верить.

Седьмой этаж. Двери лифта открылись, и Дэвид со всех ног помчался к своей квартире. Догнав его у дверей, я нажала кнопку звонка. Нет ответа. Я попробовала еще раз. Тихо.

Тревожное предчувствие заскреблось у меня под ложечкой. Консьерж утверждал, что пропустил к Лиле гостя. Он был уверен, что она не выходила. Может быть, ей плохо? Или?.. «Или она убита», — подумала я. Жертва номер два, леди и джентльмены.

— Дэвид хочет пи-пи! — заверещал мальчик, выразительно прижимая руку к молнии на штанишках.

— Погоди. — Мысли мои пугались. Лиля, вероятно, мертва, а Дэвид вот-вот напрудит на роскошный кремовый ковер. За сегодняшний день мы успели так близко познакомиться, что отсутствие на нем памперсов уже не было для меня секретом.

Я настойчиво постучала и громко произнесла Лилино имя. Дэвид обиженно всхлипывал и приплясывал на месте. В этот момент я вспомнила о ключе. На брелоке у меня до сих пор болтался ключ от квартиры Хью, который меня любезно не попросили вернуть. Шанс, что он подойдет к этой двери, был невелик, но попробовать стоило. Я вынула связку из рюкзака и ткнула ключом в замок. Он легко вошел в скважину, но не повернулся. Зато, повинуясь мягкому нажатию, повернулась дверная ручка, и дверь распахнулась. Не заперто.

Дэвид вихрем ворвался в квартиру и исчез в ванной комнате. Я прошла в гостиную, где царил такой же узнаваемый детский беспорядок, что и в прошлый раз. Разбросанные игрушки, посуда... А это что-то новенькое: на кофейном столике появился элегантный букет из длинных вишневых веток, искусно задрапированных дымчатым газом. «Сделано в Каяма». И клейма искать не надо. Я прошла на кухню, надеясь обнаружить там Лилю или то, что от нее осталось. На кухонном столе стояли бутылка шампанского и два бокала. Лиля готовится к приезду мужа, как это мило. Я заглянула в детские спальни, затем в хозяйскую, где постель была не застелена, — никого.

Дэвид вышел из ванной и довольно огляделся.

— Ты и я можем играть целый день!

— Нет, сначала мы должны найти твою мамочку. И убедиться, что с ней все в порядке. А пока мне придется отвести тебя к господину Ои. Он ведь тебе нравится?