Изменить стиль страницы

— Быть слишком догадливой опасно, — ядовито сказала Ёрико за моей спиной.

А со дес ка? Да неужели? — спросила я, внезапно перепрыгнув через две ступеньки. Я все-таки успела почувствовать холодное прикосновение меча, скользнувшего по моей спине, а потом стремительно обернулась и наставила камеру в лицо Ёрико, будто пистолет. Нажав на кнопку, я послала вспышку ослепительного света прямо ей в глаза.

В белом мерцающем свете я на долю секунды увидела ее лицо — сначала удивленное, потом испуганное, потому что, невольно попятившись и потеряв равновесие, она не удержалась на узких ступеньках и стала падать. Еще через секунду я услышала тошнотворный звук ее падения — мягкий хруст ломающихся костей. Рядом звякнул о цементный пол выпавший из ее рук самурайский меч.

Ёрико всхлипнула, как будто в недоумении, потом громко запричитала. Она умоляла меня о помощи на японском и на английском — она и правда знала английский! — но у меня были дела поважнее. Мне нужно было погасить огонь, остановить кровь, льющуюся из горла тети Норие, и развязать Такео. На Ёрико у меня не было времени. Перекинув руки через низкие перила галереи, я подтянулась и оказалась наверху.

30 

Спина у меня жутко болела. Я с трудом разогнулась и воткнула лопату в землю, озирая предстоящую работу: еще один квадрат бесконечной лужайки тети Норие.

Понятия не имела, как горек хлеб садовника.

— Не забывай, что копать нужно достаточно глубоко, Рей. Погляди, как дивно справляется Такео-сан, и бери с него пример! — Тетины команды доносились из патио, где она восседала в шезлонге, наблюдая за нами.

Мы вскапывали эту лужайку уже несколько часов под палящим майским солнцем. Тетя Норие решила, что шторм, обрушившийся на Идзу в тот злосчастный день, был предвестником сезона дождей, и первое, о чем она попросила, придя в сознание в больнице, было:

— Рей, детка, обещай, что мой сад будет посажен вовремя, чтобы дожди поливали его, а не просто землю на лужайке.

Я была в эйфории оттого, что все так хорошо закончилось и тетя жива. Я могла пообещать все что угодно, и она в этом не сомневалась.

Триста швов понадобилось наложить, чтобы зашить тетины раны — порезы от острых садовых ножниц, которыми Ёрико пыталась проткнуть ей горло.

Тетя заслонялась руками, и теперь эти руки были забинтованы до самых запястий, что лишило ее возможности хлопотать по дому и работать в саду.

Особенно ее огорчало то, что она не может посадить дикие растения, которые ей подарил Такео.

Я поправила съехавшую на лоб соломенную шляпу, в которой смахивала на классическую батрачку в рисовых полях. Такео в своей шляпе выглядел великолепно, впрочем, как и во всем остальном. Правда, он лишился своей любимой гринписовской майки. Полиция забрала ее, залитую кровью Норие, как улику. Туда же отправилось и мое изрезанное мечом кимоно. И тетина камера, разумеется. Особенно полицию обрадовала фотография, на которой Ёрико с разинутым от удивления ртом держит перед собой меч, за секунду до того, как, потеряв равновесие, обрушится вниз.

Горстка сгоревшего плюща, найденная в кура, недвусмысленно указывала на поджигательницу, руки которой покрылись обличающей красной сыпью. Столько улик, а Ёрико, по слухам, продолжала упираться и ни в чем не признавалась.

Глядя на кусты паслена, посаженные вдоль каменной стены, я подумала, как это все же грустно, что Такео потерял последнюю надежду на то, что его мать жива.

Тетя Норие потеряла близкую подругу, это тоже не шуточки. Мы с Томом утешали ее, как могли, чего нельзя сказать о дяде Хироси, который с головой ушел в свою новую работу в компании «Сёндаи лимитед». По крайней мере, теперь он ночевал дома, а не в Осаке, что было, на мой взгляд, предпочтительнее для них с Норие.

— Здорово все-таки, что ты можешь жить, как тебе нравится, — проворчала я, втыкая лопату в землю и разгибаясь, чтобы перевести дыхание. — Можно копаться в земле и любоваться сорняками, а служба тем временем идет. Когда ты станешь иемото, сюда будут приезжать люди, чтобы поглядеть на сад, который хозяин Каяма Каикан разбил однажды своими руками.

— Ну, это вряд ли. — Он даже не взглянул на меня, продолжая ожесточенно копать. — Я еще не говорил тебе, что мой отец решил передать школу Нацуми. Так будет лучше для всех.

— Но это несправедливо! — воскликнула я. Хотя мне всегда казалось, что в школах икебаны не хватает женщин-руководителей, сейчас я была в недоумении.

Такео был прирожденным иемото. Его отец скомпрометировал себя злополучной историей с Лилей Брэйтуэйт, и, хотя между ними все было кончено, многие ученицы были разочарованы столь банальным поведением мастера. Школе нужен был новый лидер. Но не Нацуми же!

— Нацуми не навлекла на себя неприятностей на приеме, — ответил на мой немой вопрос Такео. — Она спала у себя в комнате, как хорошая девочка, пока я валялся в кура по уши в крови. Но не тревожься так, Рей. Я никогда не был уверен в своем будущем, я имею в виду роль иемото. После того что с нами случилось, я решил, что жизнь слишком драгоценна, чтобы проматывать ее впустую. Я поговорил с отцом откровенно, в том числе и о своей приверженности зеленому движению. Он, а за ним и совет директоров решили, что в руководители школы я не гожусь, дескать, не сумею сохранить деловые связи с мировой цветочной индустрией. Так что меня вышибли.

— Вышибли из Каяма Каикан?

— Именно. Теперь ты не сможешь дразнить меня мальчиком-миллиончиком! Сейчас я просто безработный садовник.

— Зато теперь ты можешь задать им жару, присоединившись к «Народу против цветов-убийц», — сказала я, пытаясь скрыть свою растерянность. — Ты знаешь, госпожа Кода так и сделала.

Чем изрядно меня удивила, надо заметить. После той безобразной вечеринки в доме Масанобу, госпожа Кода церемонно поблагодарила меня за спасение ценностей и репутации Каяма. Она тоже намерена кое-что сделать, заявила госпожа Кода, а именно — организовать кампанию, собрать средства и заняться изучением влияния цветочных пестицидов на человеческое здоровье.

Когда Ричард и Энрике — которых я лукаво свела однажды в «Сальса-сальса», где они снова влюбились друг в друга — узнали об этом, они сообщили Че Фуджисаве, и тот попросил разрешения участвовать в первой пресс-конференции, которую устроила госпожа Кода.

Мэри Кумамори заявила, что сделает фарфоровый сюибан для того, кто пожертвует серьезные средства. После того как фотография первого чудесного сюибана появилась на страницах «Асахи синбун» в рубрике «Стиль жизни», заказы на изделия Мэри посыпались со всех концов страны. Почта для нее завалила полированную стойку розового дерева в холле школы Каяма.

Единственным, кто остался без работы в этой истории, был Такео, но он вовсе не выглядел огорченным.

— Я хочу быть простым садовником. Разве этого недостаточно для достойной и счастливой жизни? — спросил он меня, втыкая лопату в землю и пристально глядя мне в лицо. Как будто хотел, чтобы я его убедила. Или отговорила.

— Моя тетя даст тебе хорошие рекомендации, — начала я, запинаясь. — У тебя будет множество заказов в пригородной зоне Йокохамы.

Я обернулась на патио и увидела, что тетя Норие скрылась в доме, видимо пресытившись однообразным зрелищем рабского труда.

— Это меня меньше всего заботит. Рей. — Такео подошел ко мне совсем близко и заглянул в глаза. — Закончив этот сад, я хотел бы заняться другим. В старом районе Токио. Мне придется пробиваться через цемент, чтобы посадить там крошечные семена камелии, но дело того стоит. Я уверен, что правление общины Янаки меня одобрит, осталось получить согласие хозяйки дома.

— Этого придется ждать долгие годы! — ляпнула я, не зная, куда деваться от смущения. Но Такео было не до смеха. Его лицо обиженно вытянулось, и я поняла, что если немедленно не скажу ему все, то минута будет упущена.

Сказать? Легко сказать. Слова куда-то пропали. Я молча обняла его, не обращая внимания на перемазанные землей руки и одежду.