Митци вздохнула, вспоминая, как прекрасно это было.

Наконец-то они проведут ночь вместе. Будут заниматься любовью. Джоэл будет рядом с ней, пока она спит и когда она проснется. Абрикосово-золотая спальня перестанет быть храмом одиночества.

Но спальня может подождать. Пока что им хватает этого коврика, отсветов камина и того, что они наедине друг с другом.

Во всем этом был только один неприятный момент, пусть и незначительный, но постоянно всплывающий где-то в глубине ее сознания: Лу и Шей. Вполне вероятно, что они вернутся домой только через несколько часов, но все равно ей казалось, что как-то неловко будет провести свою первую ночь в постели с Джоэлом, когда в соседней комнате будут находиться дочь и ее молодой человек. Ведь получится чуть ли не оргия. Что останется от романтической идиллии, которую она себе представляла, если придется опасаться, что их услышат, и закрывать двери. О раскованной непосредственности можно будет и не мечтать.

Джоэл поцеловал ее обнаженное плечо.

– Ты такая красивая. Ты изумительная женщина. Я никогда не встречал таких, как ты. Ты же знаешь, как я тебя хочу, правда?

Митци кивнула. Она не могла говорить. Не важно. В тот момент ничто не имело значения. Ни разница в возрасте, ни ее морщинки, ни многие годы воздержания, за которые она чуть не забыла, как это делается. Не важно даже, что придут Лу и Шей. Какое это имеет значение, на самом деле.

Мик и его ребята, будто точно рассчитав время, именно в этот момент запели «Давай проведем ночь вместе». Они с Джоэлом обменялись быстрыми взглядами и засмеялись.

Он снова поцеловал ее, а потом приподнялся, сел и взял свой бокал вина.

– Выпьем за тебя. За нас. Ты просто чудесная. Они чокнулись бокалами, и она засмеялась.

– Ты тоже.

И это, конечно, было правдой. Красивый, веселый, добрый и щедрый. Как пишут во всех журналах, «такой мужчина попадается один на миллион».

Потом события стали развиваться очень быстро, и Митци, пусть ее охватили сумбурные эмоции и увлек за собой стремительный поток вожделения, понимала, что все происходит не так, как ей бы хотелось. Она не хотела, чтобы все произошло на коврике перед камином, и не хотела, чтобы их в любой момент могли застать врасплох Лулу и Шей. Она не хотела посвящать никого в то, что сейчас произойдет.

Пусть это и глупо, но она всегда представляла, что, если ей когда-либо и случится переспать с Джоэлом, все произойдет так, как будто она снова стала такой, как когда-то, юной и невинной. Ей хотелось перенестись в прошлое, в те времена, когда спать с тем, с кем тебя не связывают узы брака, считалось недопустимым, и завести любовника было поступком отчаянным и волнующим, и о тайной любовной связи не принято было непринужденно болтать в компании, обсуждая это тем же тоном, что новые прически и модные туфельки.

Она хотела, чтобы их близость стала ее тайной, чем-то волнующим, смелым, запоминающимся. Она хотела снова дрожать, как много лет назад, от сознания собственной греховности, от того, что совершает такие романтические безумства.

Конечно, имели свои преимущества и нынешняя прямота, и отказ от всяких запретов, но все же, как волшебна непередаваемая сладость греха.

Она хотела, чтобы Джоэл соблазнил ее в ее спальне, переливающейся оттенками абрикосового, и чтобы все случилось как в песне о любви, которую поет Кики Ди, – «Amoureuse»[61]; она хотела пережить все то, о чем говорится в волнующих строках песни, и чтобы все было, как в первый раз. В первый раз с этим необыкновенным человеком.

Он почувствовал, что ее настроение переменилось.

– Что случилось?

– Ничего... Просто... Нет, правда, ничего...

Джоэл нежно поцеловал ее.

– Я люблю тебя, Митци. Я не догадывался, что так получится. Не рассчитывал на это. Вот почему все так замечательно. Никогда не думал, что испытаю такое чувство.

И она не думала. Вот еще одна проблема. Она любила его. Она не хотела, чтобы все ограничилось только этой ночью. Она любила его и хотела чего-то вечного. Она не хотела мимолетных забав с Джоэлом. Она понимала, что не сможет переспать с ним, отдать ему все свое существо, если потом он оставит ее.

Когда она потеряла Ланса, сердце ее было разбито. Если она потеряет Джоэла, она не сможет жить дальше.

Она отодвинулась от него.

– По-моему, это не совсем удачная мысль...

Произнеся эту фразу, она тут же поняла, что сказать надо было совсем не эти слова. Окати она его ведром воды, и то не смогла бы настолько нарушить его настроение.

Он посмотрел на нее, и в его глазах была обида.

– Что? Я хотел сказать... Извини... Я думал, ты хотела... хотела, чтобы я... Господи...

– Я и хотела. И сейчас хочу... – пробормотала Митци. – Просто, ну, не вот так...

– Я тоже не думал, что мы собираемся провести ночь на полу. Хотя наверняка ты не это имела в виду?

Митци с тоской наблюдала, как он сердито берег свою рубашку.

– Нет, правда. Послушай, Джоэл...

– Нет, – голос его был холоден. – Не надо мне ничего объяснять. Извини. Я думал, ты чувствуешь то же, что и я. Никоим образом не хочу тебе навязываться.

– Ты не навязываешься. Ни в коем случае. О господи. Дай мне объяснить. Позволь хотя бы попытаться... – Она натянула фиолетовый топик. Пуговицы зацепились за волосы, и по щекам потекли слезы, которые она так долго сдерживала. – Пожалуйста, Джоэл...

– Не плачь. – Он встал на ноги и надел ботинки. – Пожалуйста, не плачь. Мы замечательно провели время, мы так порадовали друг друга. Жалко будет, если все закончится слезами. Извини, если я что-то неправильно понял. Я заблуждался, неверно истолковал сигналы.

– Ты не виноват. Это все я. Я все испортила. Пожалуйста, дай мне объяснить...

Он схватил со спинки стула свой пиджак, отчего рождественская елка сильно задрожала, и на пол со свистом полетел целый водопад иголок.

– Не уходи. Тебе нельзя ехать. Ты же знаешь – пьяный за рулем...

– Со мной все будет в порядке. – Его сверкающие глаза казались такими же холодными, как камушек в его серьге. – Теперь мы, по крайней мере, все точно узнали. Я рад, что не выставил себя еще большим идиотом. Нет, я сам разберусь, как отсюда выйти.

А Митци смотрела ему вслед, и горло ей сдавливала грусть. Не успел Джоэл захлопнуть за собой дверь, выходя на улицу, как ее поглотило одиночество.

И теперь, когда с того момента прошло уже больше двенадцати часов, она чувствовала все то же самое.

Это она во всем виновата. Она позабыла правила любовных игр. Почему, почему она не могла честно сказать ему, чего она хочет? О чем она мечтает? Он не стал бы над ней смеяться. Джоэл не стал бы так зло поступать. Он бы понял, может быть, даже присоединился к ее романтическим мечтаниям или, по крайней мере, притворился бы, что разделяет их. Но теперь все кончено. Поздно, слишком поздно. Из-за своей глупой мечты, из-за нелепой неопытности она совершила то, чего мужчины никогда не прощают, – передумала, охладела в самый жаркий и страстный момент. Она обидела, оскорбила его. Другого шанса у нее уже не будет.

Митци смотрела на свое отражение в оконном стекле на кухне. Выглядела она на все свои пятьдесят пять и примерно еще на сто кем-то другим прожитых лет. Вчерашняя косметика размазалась и осталась в морщинах, под глазами были мешки и темные круги, на ресницах – засохшая комочками тушь, делавшая ее похожей на немолодую актрису из детского спектакля; волосы спутались и торчали клоками. Кожа висела чуть ли не складками, почти касаясь воротника ее не особенно чистого старого махрового халата – того, в котором она обычно ходила, когда было лень сразу одеться, а не того элегантного, из кремового шелка, который она собиралась непринужденно надеть на голое тело, чтобы Джоэлу было приятно на нее посмотреть.

– Господи Иисусе...

Ричард и Джуди потягивались, выбравшись из корзины для белья в надежде на второй завтрак, и с безусловным обожанием посмотрели на нее. Она погладила обоих, утешаясь их мурлыкающим вибрато.