Все остальные кинулись за ним в страхе разделить участь многоликого чудовища.

В тот же миг, стоило им достичь места первой встречи с химерой, окружающий мир снова стал другим.

«Ты сетуешь на быстротечность жизни и все еще считаешь, будто годы убегают, словно вода сквозь пальцы? От этого есть панацея, смертный, и сейчас ты ее получишь!»

— Все на пол, йопть! Сорок отжиманий! И — р-р-раз! И — два!

По плацу, в который превратился коридор второго этажа Обелиска, неспешно прогуливалось большое огородное пугало, набитое соломой. Его голову-тыкву, подсвеченную изнутри, венчала шляпа. Пугало исторгало пронзительные звуки. Команды вылетали из его глотки так, словно оно ни мгновения не утруждало себя подумать о том, что произносит. Впрочем, это было бы и вовсе странно, если бы утруждало: потому как — чем думать?

— На пол! Жив-ва! Тебе особенное приглашение, салага? Усек? И — р-р-раз! — пугало запрыгнуло на плечи новобранца — такого же пугала, ростом пониже — и стало давить на него сверху, чтобы усложнить тому задачу; но тут его взгляд упал на Айнора. — А-а-а-а! — оно браво спрыгнуло с несчастного служаки и с молодецкой выправкой, рисуясь, подошло к путникам. — Еще новобранцев прислали, йопть! Что надо отвечать?

Отжимающиеся пугала тут же вскочили по стойке «смирно» и в один голос рявкнули:

— Так! Точна! Товарищ! Прапорщик!

— О! Ну и чего стоим? — прапорщик развел палками, которые заменяли ему руки. — Что, йопть, на курорт приехали? Сорок отжиманий, пошли!

А затем он совершил ошибку, попытавшись свалить с ног Айнора…

…Конвой из пяти пугал при полном снаряжении и с боевыми кабанами на поводке уводил путешественников с плаца. На одной из актерских повозок лежало то, что осталось от прапорщика: пучки сгнившей соломы, разодранный мундир, переломанные палки и шляпа. Зелида задумчиво разглядывала глазные прорези в треснувшей тыкве, держа ее перед собой и тихонько приговаривала:

— Бедный Йоптик… А ведь все так хорошо начиналось… У нас даже был шанс пройти все испытания Обелиска… Ну зачем, зачем ты полез к Айнору? Неужели тебе было мало Митсара?

Айнор виновато пожал плечами и опустил голову.

— Нарушители устава! — заводя всех, вместе с лошадьми, в гигантскую казарму, сообщил один из конвоиров. — Велено их под трибунал.

Во главе стола восседал великан. На нем тоже был мундир, а вместо маски, которая закрыла бы ему все лицо, он носил повязку на глазах. «Слепой, наверное!» — пробубнил доктор Лорс на ухо Ольсару, за что был одернут одним из пугал и даже покусан злым кабанчиком.

— Ыр-р-р? — утробно, с вопросительной интонацией прорычал гигант, раскрывая толстую папку и делая вид, будто что-то читает.

К столу протиснулось пугало во всем сером, бесцветное и старающееся быть еще более бесцветным.

— Есть подозрения, ваша честь… — загундосило оно вполголоса, в потом и вовсе перешло на шепот, из которого различались отдельные слова: «шпионаж», «враги государства», «передать в органы госбезопасности».

Путники переглянулись, и тут же их развели в большие клети-стойла, в каждом из которых лежала небольшая копна сена. Лошади обрадовано кинулись к еде, а Вальбрас всплеснул руками:

— Ну вот… снова заточили… — и разочарованно надел маску.

— Вы лучше расскажите, откуда узнали о Междумирье, Дуэ и Рэе, и что это вы проделывали с ключом? — спросил любознательный сыскарь, пересаживаясь поближе к клети расхитителя гробниц.

— Откуда-откуда… — проворчал тот. — О Междумирье я прочитал в гробнице месинар Целении… Так и было сказано, де, все относительно, и для находящихся в Кирраноте Дуэ — совсем не то, чем для тех, кто живет в Рэе; для рэян Междумирье — это наш Кирранот, а Дуэ — самое лучшее место во вселенной. Соответственно, такие же непонятности происходит и с теми, кто живет в Дуэ: они считают Междумирьем Рэю, а райскими кущами — наш с вами мир. Вот так… И нигде нет настоящей, такой, как мы себе представляем, Рэи, и нигде нет настоящего Дуэ. Все оглядываются друг на друга и думают, что иной мир уж наверняка лучше, а для равновесия придумывают еще одну землю, где, наоборот, совсем все плохо, хуже, чем в привычной им реальности. Ну а с ключом я ничего особенного не проделывал. Бывают, знаете, труднодоступные гробницы. Чтобы не разрушать их — они ведь древние! — мы пользуемся разными устройствами и добываем сокровища даже там, куда добраться невозможно.

— Больше я в Обелиск — ни ногой! — поудобнее усаживаясь на копне, зарекся доктор Лорс. — Если вспомнить о здешних привычках подстраивать законы под нужное наказание, то как бы нас сейчас не четвертовали! Приспичило же вам, Айнор, показывать молодецкую удаль! Ну поотжимались бы, что — убыло бы от вас?

— А что я? — телохранитель был подавлен. — Зачем оно меня своими палками тыкало? Я ему что, тюфяк? Бросилось, я и сообразить не успел, как-то все само получилось…

— Не спорьте вы! — Ольсар озирался в надежде обнаружить лазейку для побега. — Вон тот, серый, вообще пытается обвинить нас в государственной измене!

— Думаете, его тоже стукнуть стоит? — осторожно уточнил Айнор.

— Да упаси вас Ам-Маа! — доктору едва не сделалось дурно. — Оставьте вы эти замашки! Тут вам не Кирранот!

Вокруг них, чередуясь с клетями, стояли громоздкие двухъярусные кровати, и в них навытяжку спали пугала-новобранцы.

Митсар от досады подвернул маску до носа и с остервенением принялся жевать соломинку. Другие актеры тянули длинную меланхолическую песню, а Зелида, просунув руки между прутьями решетки, умудрилась схватить край плаща-палатки своего конвоира и подать его жующему Эфэ. Того просить дважды было не надо. Он мигом добрался до соломы, из которого было сделано пугало, и распотрошил его. То не успело даже завопить, как рассыпалось на клочки, а конь, фыркнув с чувством, разметал их по полу казармы.

— Ну вот, — простонал доктор, — теперь под трибунал хозяин пойдет вместе со злокозненным конем… двойное убийство! Зелида, что вы делаете?

— Я? — звонко рассмеялась актерка. — Нас выручаю! Доктор, а вот между прочим, рядом с вами в клетке пасется конь Вальбраса. Вам разве ваш конвоир не надоел?

— Не надоел! Я законопослушный гражданин!

— А-а-а! Так вы по доброй воле в тюрьму попали? Прошу прощения и отстаю от вас со своими глупостями!

Айнор начал раздвигать решетку, но его охранник оказался бдительнее. Он сразу же бросился к телохранителю и стал угрожать ему оружием. Увидев это, Эфэ рассерженно топнул копытом.

Великан и серый повернули головы в их сторону. Серый что-то сказал, судья поднял со стола вещественное доказательство вины — меч Айнора, который в его руке походил на перочинный ножичек — и начал разглядывать завязанными глазами, сопровождая осмотр невнятным урчанием.

— Ну вас всех к богам Дуэ! — проворчал Вальбрас и чиркнул огнивом. — Не буду я в ваших тюрьмах рассиживаться!

Копна занялась огнем. Кони встревожено заржали и начали бросаться на решетку.

— Горим! — завопил расхититель гробниц.

Все пугала, даже те, которые спали, подскочили и затопали к судейскому столу.

Великан забулькал и медленно отвалился на спинку стула. Стул упал вместе с ним. Пугала подхватили своего главного — серого — и стали сигать в окна.

Вальбрас быстро скинул плащ на горящее сено и прыгнул сверху. Пламя, которое было хоть и ярким, но еще не слишком горячим, затухло, оставив на его плаще несколько мелких дырочек и копоть.

— Айнор!

Но телохранитель уже давно орудовал мечом, сшибая замки с клеток и выпуская попутчиков на волю.

— Ах, красивый господин! — Зелида радостно прищелкнула пальцами и прижалась к Айнору. — Покоритель моего сердца, большой и сильный!

Айнор посторонился. Все уже собрались было покинуть казарму, как вдруг из-под стола донесся жалобный стон судьи-великана.

— Айнор, потормошите-ка его! — попросил доктор Лорс. — Что там с ним?

— А нам-то что? — возмутился Вальбрас, вставая в стремя и забираясь на своего коня.