— Там все в порядке? — спросила Фанни, разваливаясь в кресле и забрасывая ногу на ногу.

— Бенинтецо! — последовал ответ начальницы «черного квартета». — Эсса мэндаре ин лабораторио е гиа дормирэ.

Гречанка сложила руки на груди и потерла пальцами подбородок. Ясна сразу отметила, что прежде этот жест подруге свойственен не был.

— Хм… Фаволосаменте. Я не сомневалась, Джо… Все сработало замечательно, грациа…

Джоконда вытащила из кармана изящную коробочку с тоненькими сигаретками и предложила гречанке. Та кивнула. Дядюшка Сяо, по-стариковски поворчав себе под нос, активировал вытяжку и в очередной раз принялся убирать скорлупки, набросанные Витторио.

— Как дела, Яся? — Фанни наконец-то переключилась на молчаливо наблюдавшего за нею сержанта. — Вы переехали в новый дом?

Ясна вздохнула. Это была больная тема, о которой она предпочитала говорить только в форме шутки.

— Если этот дом можно назвать новым…

— Он пережил Завершающую, — вмешалась Буш-Яновская. — А значит, переживет еще и всех нас. Добротный дом.

— О, да! — подхватила Энгельгардт. — Когда мы вошли туда впервые, там не было ничего, кроме обломков и тараканов. А стены были расписаны каким-то белым составом. Ну, мою матушку вы знаете: она сочла эти надписи шедевром древних граффити и бросилась за специалистами…

Уже знакомая с этой историей, Полина рассмеялась, а остальные обратились во внимание, будто им и впрямь была интересна какая-то история ветхого дома. Ясна продолжала:

— Я потом поинтересовалась, что там было написано… У дешифровщика…

— И?.. — Фанни выдохнула дым.

— Это были какие-то загадочные послания на славянском. «Кириллица» — так, по-моему, это называется. Ну, вот такое, например: «Буш требует выдачи главного таракана!» Встречались письмена и на основе латыни, типа «Тараканы, гоу хоум!» Понятия не имею, что это могло означать для древних…

Но «квартет» и гречанка, по-видимому, поняли, потому что переглянулись и захохотали.

Ясна заговорила бойчее:

— Ученые подошли к вопросу принципиально…

— Еще бы они не подошли к нему принципиально, когда над ними с мухобойкой стояла твоя мамуля! — вытирая слезы, откликнулась Фанни.

— Вот-вот! Состав соскобленной краски оказался веществом-инсектицидом… То-то я заметила, что тараканы его не доели… Ну, давайте не будем об этом. Я приехала пригласить вас на крестины моей Полинки. Мать хочет обставить это событие с помпой…

— Если она снизошла даже до меня, то верю. Насчет помпы… — Фанни подмигнула Ясне с Полиной и окликнула добермана. — Дядюшка Сяо, не сообразите ли вы нам чего-нибудь выпить? До сих пор не отдышусь после аварии… Кстати, Джо, еще до того, как мое такси вляпалось в переделку, я успела посмотреть одну забавную передачку. Угадай, кого я там увидела?

Американка с невозмутимым видом пожала плечами.

Тем временем робот ловко и быстро сервировал столик. Лапы его постоянно трансформировались, да еще и с такой быстротой, что глаз едва улавливал смену приспособлений: только что были ножницы, теперь уже щипцы, затем нож, зажим, снова нож. Столовые приборы, казалось, сами разлетались по местам, напитки — выливались в посуду, угощения — с ресторанным шиком укладывались на тарелки. А с виду ведь доберман и доберман…

Гречанка сделала глоток из своего бокала и продолжила:

— Нашего с тобой общего знакомого, археолога Эдуарда Ковиньона… И вот на самом интересном месте — трах-бабах! — мы теряем управление и сталкиваемся со встречным авто! Чтобы я еще хоть раз в жизни села в «гробомобиль», тем более — фирмы «Пегас»!..

— О! О! — вмешался Чезаре, услыхавший знакомое имя. — Кто бы мог подумать! Ковиньон! Белиссимо! Ах! Ах!

— Чезаре, ту алла луи иннаморато![10] — Марчелло и Витторио, хлопая себя по ляжкам, загоготали, отчего с последнего еще сильнее посыпались выплюнутые скорлупки. — Сигнорси![11]

Кудрявый с деланным возмущением прикрикнул на них:

— Чиуди иль беццо! Гуэлло мия аморэ![12]

— Гы! Аморэ а прима виста![13]

Они попрепирались между собою, покуда начальница-американка не остановила их красноречивым взглядом.

— Мы с Фанни покинем вас, — произнесла Джоконда, адресуя эти слова не своим спутникам, а хозяйке дома и Ясне. — С вашего позволения.

Гречанка поднялась, небрежно ткнула окурком в пепельницу, и они с американкой ушли в Полинин кабинет.

— Боюсь, Ясна, что на крещение к твоей дочери мы не успеем, — наконец-то у Полины появилась возможность поговорить о деле, которое привело сержанта в ее дом. — Мы, знаешь ли, с Палладой отправляемся в служебную командировку. Буквально завтра… Потому приношу извинения.

— С Фанни?! Она восстановлена в спецотделе?

Сплошные сюрпризы! Вот этого Ясна никак не ожидала. В свое время она тяжело пережила утрату своей любимой подруги: с Фанни они были дружны гораздо больше, чем с быстро продвигавшейся по карьерной лестнице Полиной или с писательницей Сэндэл Мерле, Хвастушкой Сиди, ныне супругой посла Максимилиана Антареса.

— Считай, что восстановлена, — отозвалась Буш-Яновская.

— Но крестины будут не завтра. У нас еще не закончился этот треклятый ремонт, к тому же, масса организационных вопросов… Так что, думаю, не раньше первых чисел августа…

Полина ответила, что будет иметь в виду, извинилась за отсутствие Валентина и пригласила гостей ужинать.

4. Гость с Фауста

Если не считать некоторых видов фауны, Эсеф был райской планетой.

— Вам куда? — уточнил таксист.

— Северное взморье.

Священник Агриппа не привык к пейзажной роскоши и яркому солнцу. Магистр редко вылетал во «Внешний Круг» обжитой и протуннелированной части Галактики. На его родном Фаусте небо скрывали свинцовые тучи, а дождь был настолько привычным явлением, что монахи попросту не обращали внимания на это неприятное атмосферное явление. Если священникам и приходилось покидать суровую планету монастырей, то это было вызвано лишь неотложными делами Епархии.

Но сейчас, как это ни странно, Агриппу двигал порыв личного свойства. И магистр был взволнован. Причем взволнован настолько, что даже не обращал внимания на растущие у обочины хищные «цветы» — на самом деле вовсе не цветы, а животных, которые, благодарение Всевышнему, не могли передвигаться.

Их было много. Самые мелкие — величиной с кулак. Средние — с человеческую голову. Ну а долгожители могли бы сожрать и овцу. Неприятного вида — в форме пятиконечной звезды, лучи которой у взрослых особей обманчиво загибались наружу, к «стеблю», чтобы при первом же удобном случае сжаться в «бутон», поглощая неосторожную жертву — они постоянно шевелились. «Цветы» все время меняли запах.

Людей они пытались приманить чарующим ароматом всевозможных блюд. Гастрономическая озабоченность проецировалась хищниками на все окружающее. Молодняк тренировал навыки на мухах, и потому пройти мимо «питомника» с юной порослью, не зажав носа, было невозможно.

Поначалу, как знал Агриппа, колонисты пытались избавиться от омерзительного соседства. Они выжигали целые луга этих «цветочков», но галактическое общество охраны природы осудило вандализм. И в самом деле: с гибелью волосатых темно-бордовых живых «пентаграмм» стала нарушаться экология Эсефа. Под нажимом Общества в правительстве Содружества приняли поправку к статье, где наложили строжайшее вето на уничтожение «пэсартов». Именно так называлось это животное-растение в перечне «Представители фауны планет Галактики». На латыни — базовом языке кванторлингвы — название звучало как «pesartus vulgaris», то есть, «пэсарт обыкновенный».