— Как ты это хакнул? — он уже не смотрел на Ириску, и девочку это обрадовало.

— Если что-то по-настоящему хочешь, главное знать: ты можешь всё! Не бойся использовать свою силу.

Вирус счастливо повернулся к экрану. Он не получил ответа, зато на экране плясали поля желанной базы. Скоро, очень скоро запишется ещё одна матрица и займёт своё место на верхних стеллажах. Там, где стоят особо ценные диски.

Экран погас. Отсветы люстры высветили на матовой поверхности две фигуры, чуть искажённые выпуклостью стекла. Высокую и стройную. А рядом низенькую, толстую и порядком смущённую.

— Ты можешь всё, — повторил Рауль. — И это тоже.

— Как? — тихо спросил Вирус, не отрываясь от экрана.

— Просто иди с нами, — бесстрастно сказал Рауль.

— Когда?

— Да прямо сейчас.

Глава 41. Третий сон Чёрной Розы

Они вечеряли на крыше. Рауль чуть нагнулся над ограждением у самого края. Крушило потерялся за углом. А Вирус сидел рядом с Ириской. Осторожно. Чтобы невзначай не коснуться. На его лице играла улыбка счастья. Улыбающийся Вирус. Удивлённая Ириска.

— Что он тебе сказал? — не удержалась девочка от вопроса, кивнув в сторону фигуры, склонившейся над пропастью.

— Он поменял мне песню, — нехотя признался Вирус. — Прогнал ту, что жила во мне, и впустил другую. После того, как всё закончится…

Больше Вирус ничего не сказал, только заложил пухлые ручонки за голову и задрал лицо к начинавшему темнеть небу.

— А что была за песня, — спросила Ириска и на всякий случай добавила. — Если не секрет.

Вирус нахмурился, вздохнул, протёр глаза, почесал нос, а потом шею, взлохматил волосы и попытался их пригладить.

— Нет, — качнула головой Ириска. — Если не хочешь, не говори.

Вирус встряхнулся и, наконец, решил заговорить.

— Девчонки полюбили не меня, — буркнул он…

— …Какие ты песни слышишь? — раздался вопрос.

Это спрашивал Зинга. Тот Зинга, который ещё не погиб в Переулках. Ту Ириску, которая ещё ничегошеньки не знала.

— Да их тысячи по радио каждый день! — ответила тогда Ириска.

— Песен тысячи, но слышишь ты сотню из них, а помнишь пару десятков. И эти — самые важные. Правило такое: в песнях, которые СЛЫШИШЬ, отражается твоя жизнь. Песни, которые ПОМНИШЬ, могут эту жизнь изменить. Песни, которые в тебе ЗВУЧАТ на постоянку, и есть вся твоя жизнь…

— …И сколько она в тебе звучала? — спросила Ириска.

Не Зингу спросила. Зинга бы уже не ответил…

— Долго, — хмуро ответил Вирус. — Но я не замечал её, пока умные люди не объяснили. Ничего не понимал.

— И как оно работало, это правило?

— Да так, — скривился Вирус. — Работало. Думаешь, у меня не было девушки? Была! Да ещё какая. Куколка просто. Но дёрнул меня чёрт Бодрова при ней выругать, а он, оказывается, её любимым артистом был.

— Ну и?

— Ну вот. Не замочил я "Брата-2". Он замочил. Не меня полюбили девчонки. А я всё пел и пел. И песня становилась моей жизнью. Понимаешь, она превратилась в желание, которое я твердил постоянно. Вот оно и сбывалось на постоянку.

— А сейчас какая звучит песня?

— Не скажу, — Вирус резко отодвинулся от Ириски. — Тебе не скажу. Ты — девушка Рауля. Я скажу, — на его лице снова заиграла мечтательная улыбка, — только своей девушке… Когда она у меня будет.

А Рауль всё стоял и смотрел вдаль, словно с крыши можно заглянуть за горизонт.

Именно это вспоминала Ириска прежде, чем провалиться в глухой сон.

Глухой, потому что без единого звука. И в почти полной тьме…

…Ириска стояла в подъезде. Смутно знакомом. Или так только казалось? Так часто бывает во сне. Вернее, не стояла, а поднималась. Беззвучно ступала по лестнице. Пока не увидела знакомую дверь.

Квартира Рауля. Место, которого она до ужаса страшилась. Сейчас казалось, что Панцирная Кошка уже вышла из тени. И даже больше. Будто она со стены перепрыгнула в окно Рауля и сейчас поджидает девочку в стерильно чистой квартире. Вот только квартирка не будет такой чистой, после того, как в неё зайдёт Ириска. Зайдёт и не выйдет.

А она зашла. Или не зашла. Помнила, что рукой потянулась к звонку, но кнопку нажать не успела. Сразу оказалась в коридоре. И даже не в коридоре, а на пороге гостиной.

Рауль сидел за столом, устало согнувшись над листом бумаги. Подкравшись к нему на цыпочках, Ириска удивлённо обнаружила, что тот пристально рассматривает Крушилин рисунок. Злобно скалившееся ушастое Солнце. И двух дохлых крыс, вытянувших к бледному небу скрюченные лапы. Над левой крысой красивым почерком Рауля значилось: "Зинга". Над правой скособочился знак вопроса.

Рауль резко полуобернулся, одновременно прикрывая листок.

— Не смотри, — жёстко приказал он.

— Больно надо, — презрительно скривилась Ириска.

— БОЛЬНО надо? — глаза Рауля округлились, на губах заиграла привычная усмешка. — Будет тебе БОЛЬНО.

Ириска сделала вид, что ничего не заметила.

— Секретничаем? — Ирискины губы сложились злым треугольником.

— Опасаемся, — широко улыбнулся Рауль.

Но улыбка была ледяной, а глаза злыми. Секунда за секундой странная изморось испарялась. Ириска терпеливо подождала, пока в чёрных глазах появится сносный уровень теплоты, и спросила:

— Чего ж ТЕБЕ ещё от МЕНЯ опасаться?

— Ненужных вопросов, — Рауль хотел улыбнуться, но не получилось.

— Мне уйти? — Ириска упёрла руки в бока и чуть покачала бёдрами.

Рауль ничего не ответил. Глаза стали отстранёнными, а потом он повернулся и вперился взглядом в столешницу. Ничего там не наблюдалось, кроме извилистых, порой весьма глубоких царапин. А он смотрел и смотрел, словно показывал, что Ириска здесь лишняя.

Ириска вздохнула. И осталась.

— На вопросы мы всегда найдём ответы, — пропела она себе под нос.

Рауль заинтересовано повернулся.

— А надо ли? — улыбнулся он.

— А почему нет?

— Смотри, — рука сползла, освободив часть рисунка. Ту, где Солнце вылупило злющий глаз, да красовался вопрос над правой крысой, скрытой плотно сжатыми пальцами.

— Ну, — пожала плечами Ириска.

— Как бы мне ни хотелось знать на него ответ, — кончик большого пальца свободной руки полоснул по вопросительному знаку, — я бы предпочёл, чтобы он так и остался вопросом.

— Ты играешь со мной, как кошка с мышкой, — нахмурилась Ириска.

— Наоборот, — мягко отказался Рауль. — Скорее, как мышка с кошкой.

— Что за разница? — протянула раздосадованная Ириска.

— Мышка всегда знает, что сделает с ней кошка. Здесь всё просто и понятно. Кошка же и предположить не может, что выдумает мышь. Но знает, что мышь может… Может что?.. И неизвестность грызёт кошку не хуже клыков и когтей.

Издалека раздались шаги. Из-за грани. Из-за неизвестности. Откуда-то шла мама, чтобы разбудить Ириску, чтобы вытащить её из непоняток. Мама не знала, что в реальном мире её дочь караулят непонятки более высокого порядка. Мама хотела просто вернуть Ириску в обычное утро перед школой.

Ириска застыла на зыбкой грани между сном и реальностью.

— Во сне я всегда встречала Ванабаса. А сейчас нет. И даже подумать о нём не успела.

— Здесь правило простое, — насмешливо улыбнулся Рауль на прощание. — Когда ты думаешь о Ванабасе, Ванабас думает о тебе.

— Это уже третий странный сон.

— Вот и остановись. На третьем сне заканчивается Ириска. На четвёртом начинается Вера Павловна.

Ничего больше Ириска спросить не успела.