15. Красная Шапочка
Сегодня мне предстоит, наверное, самое тяжкое испытание с тех пор, как я вообще взялся за эпопею "сказок". Потому что в этот раз речь пойдёт о Красной Шапочке.
"Шапочку" кто только и как только не препарировал. И всё-таки ни одна из версий не была сколь-нибудь удовлетворительной.
Что я помню про "шапочку" с тех пор, когда мне её читали в соответствующем возрасте? Только одно: ощущение какого-то глобального вранья в самом финале. Когда приходят некие "охотники", убивают Волка, и из его брюха вылезают бабушка и Шапочка, живые и невредимые. Совершенно очевидно, что так не бывает: хотя бы следы зубов и плещущейся в желудке соляной кислоты на них должны были остаться. Но нет: "целые и невредимые".
Отсюда следуют два варианта. Либо хэппи-энд искусственно прикручен, чтобы слушающий сказку ребёнок не плакал в конце (и тогда сказка становится грустной историей про то, как съели маленькую глупую девочку), либо… либо было как-то не так. А как?
Сказка вообще-то, наверное, потому и вызывает к себе столько внимания до сего дня (вот даже и Пелевин отметился), что в одном своём, самом главном аспекте она удивительно современная. Я говорю о самоидентификации и выражения своей индивидуальности через вещи – в данном случае, через головной убор и его цвет. Это есть тот паттерн поведения, который сегодня в нас всаживает рекламная индустрия: отвечать на вопрос "кто ты" посредством конструкции "я – тот, кто (ездит на машине марки Х // носит одежду марки Y // пьёт напиток марки Z) и т.д. Иначе говоря, речь идёт о делегировании своей личной уникальности потребляемым вещам (а через них – соответствующим брендам). Именно такова Красная Шапочка: девочка, которая сама о себе знает только то, что она носит эту самую шапочку с изящным вырезом.
Волк же, напротив – это Волк: цельная, неотчуждаемая идентичность с ярко выраженными смысловыми коннотациями – главный антигерой "животного" фольклора. У него нет "вещей", которые определяют его уникальность: его уникальность – это те самые неотъемлемые от него "большие" глаза, уши, зубы и хвост. Иначе говоря, Личность, как её понимали ренессансные бунтари и французские просветители, и вообще все до конца модерна – подлинная и целостная.
Это, собственно говоря, и определяет основной конфликт между двумя главными персонажами сказки. Волк существует в логике агона – т.е. борьбы, столкновения сил и войны нервов, реальных страстей прошлого. "Шапочка" же существует в логике игры, придурковатого шутовства и нарочитой детскости, фрагментарного сознания. Для Волка мір является подлинной, объективной, витальной реальностью – для Шапочки же он представляет из себя забавное приключение, игру, непонятно кем и зачем придуманную. Иначе говоря, это конфликт постренессансного и постмодернистского сознаний.
Сама сцена, на которой происходит драма, беспредельно проста, до математического схематизма. Есть две точки: точка А (дом Шапочки) и точка Б (дом Бабушки). Туда ведут только два пути: короткий (АБ1) и длинный (АБ2). Оба пути до половины (т.е. до полянки, где произошла встреча с Волком) совпадают – а вот дальше расходятся – и эта полянка является местом некоторого абсолютного выбора.
Выбор этот устроен как-то очень странно: с каждой стороны он видится по-своему. Казалось бы, что мешало Волку съесть Шапочку вместе с пирожками прямо в лесу? Или прибежать вслед за Шапочкой к бабушке и съесть обоих? Но нет: сказочник даёт нам понять, что девочка в разговоре с волком допустила какую-то ошибку, в результате которой он смог прибежать раньше к дому бабушки и съесть сначала бабушку, а потом и внучку. Иначе говоря, сказочный ландшафт устроен так, что Волк действует в рамках "правил игры", и возможность кого-либо съесть у него появляется только тогда, когда девочка делает тот или иной неверный ход.
А она как будто бы только их и делает. Сначала выбирает себе более длинный путь АБ2, оставляя Волку АБ1 (хотя мы понимаем, что дорогу до бабушки она знает как свои пять пальцев). Затем сообщает Волку, как проникнуть в дом Бабушки. И потом, наконец, не узнаёт Волка, легшего на бабушкину кровать и обрядившегося в её чепец. С чего бы это вдруг? Ладно Бабушка – она слепая и глухая; но юная и бойкая (судя по спокойному разговору с незнакомым Волком в лесу) остроглазая девчонка?!
На рациональном уровне – так. А вот на сценарном, экзистенциальном уровне – ошибки делает Волк и только Волк.
Первая ошибка Волка: встретив Шапочку в лесу, он расспрашивает её о том, куда и зачем она идёт. И она рассказывает: так и так, иду из точки А в точку Б с корзинкой пирожков. Он говорит: и я тоже иду! Иначе говоря, он сам, по доброй воле, принимает систему координат, навязанную ему собеседницей. А равно и её же правила игры: соревнование в вопросе о том, кто именно раньше добежит до домика Бабушки. Ещё раз: кто больше всех выигрывает от футбольного поединка – победившая команда или организаторы матча? И даже если организатор становится одновременно и участником, то его проигрыш в самом матче никого не волнует: главное, что матч прошёл на его площадке и по его правилам, взаимно признанным и не оспариваемым сторонами. Как участник соревнования Шапочка – проиграла. А вот как их организатор – безусловно выиграла, ибо Волк оказался помещённым в созданный ею ландшафт (а не наоборот).
Второй акт драмы: Волк, опередивший Шапочку, приходит к дому Бабушки и выдаёт себя за её внучку. Бабушка покупается на обман и впускает Волка к себе – он её съедает. И это – его вторая ошибка: тем самым он загнал себя в модельную ситуацию: теперь каждый следующий, приходящий к домику, будет "дёргать за верёвочку" и говорить голосом Шапочки: "это я, пирожки несу" – и так до тех пор, пока не придёт кто-нибудь с ружьём. Это как в золотой пещере дракона: любой рыцарь, убивший дракона, сам становится драконом: так и Волк, съев Бабушку, сам стал Бабушкой – и теперь ему ничего не оставалось, кроме как обряжаться в чепец, ложиться на бабушкину кровать и ждать внучку с пирожками.
Третья, финальная часть – захватывающий, на высшей точке нервного напряжения, неимоверной внутренней силы диалог между двумя главными героями – Волком в чепце и Шапочкой, открывшей дверь бабушкиного дома. Напомню его:
"Бабушка! А почему у тебя такие большие глаза?"
"А это – чтобы лучше тебя видеть, моя внученька…"
"Бабушка! А почему у тебя такие большие уши?"
"А это – чтобы лучше тебя слышать, моя внученька…"
"Бабушка! А почему у тебя такие большие зубы?"
"А это – чтобы тебя СЪЕСТЬ!!!"
Только не надо говорить, что это наивная девочка обозналась и ничего не поняла. Всё было ей понятно с самого начала: на бабушкиной постели, в бабушкином чепце лежит Волк – тот самый Волк, с которым она говорила в лесу. Но – вспомните особенность её сознания: определяя себя через вещи (шапочку), она точно так же определяет и других: раз на постели и в чепце – значит, Бабушка! И она жизнерадостно играет с Волком, ей по-детски смешно: как это так – Волк оказался её бабушкой?! И она говорит Волку всё время: "Бабушка! Ты же моя бабушка! Ты можешь клацать зубами, зыркать глазами и махать хвостом, ты можешь даже меня съесть – но не перестанешь от этого быть моей бабушкой!" А Волк – материалист и позитивист, для которого сама такая постановка вопроса является невозможной (в его-то логике он ловко обманул Шапочку, выдав себя за бабушку, и теперь ждёт, когда она поймёт это и побелеет от ужаса), сам приходит ужас от этой реакции, попросту ломается психически – и, не выдерживая, срывается и набрасывается на Шапочку, захватывая своими "большими" зубами её маленькое тельце, и сходит с ума при виде того, как девочка веселится от возможности поиграть с бабушкой в такую интересную игру.
…никаких "охотников", конечно же, не было. Девочка спокойно вернулась домой к маме, и рассказала ей про то, как она принесла своей бабушке пирожки, а потом они немного поиграли с ней в волка и маленькую девочку. А в конце игры они решили, как будто бы пришли охотники, распороли волку брюхо, и он умер.