Почему они запаздывают? Может быть, еще раздумывают, идти им или нет? Может быть, еще не решили, желают они видеть отца или не желают?!.

Мальчики вошли. Они холодно приветствовали отца и молча стали у дверей. Васак с горечью и гневом молча смотрел на них, с трудом переводя дыхание, не зная, что им сказать.

– Ну, а дальше? – наконец, смог он выговорить. Сыновья молчали.

– Вам больше нечего сказать мне? Так и будете стоять в дверях, как слуги?..

– Что же нам делать? – испуганно спросил Персик.

– Вы даже не знаете, что вам нужно делать? – с еще большей горечью промолвил Васак.

– Мы боимся, что ты опять будешь нас бить! – сказал Нерсик. Глаза его наполнились слезами.

– Бить? А за что я бью?..

– Откуда я знаю? – наивно глядя в глаза отцу, ответил Нерсик.

Это обезоружило Васака. Он с любовью посмотрел на Нерсика и сказал:

– Подойди ко мне…

Нерсик подошел и прижался к отцу. Васак обнял его и поцеловал. Потом он взглянул на Бабика.

– Л ты чего надулся? Все еще не забыл?

– Нет – отрезал Бабик с нескрываемой ненавистью и злобой.

– До сих пор не забыл?

– Не забуду никогда, что ты бил нас, да еще в угоду этому презренному отщепенцу!

– Кто этот отщепенец?

– Кто? А этот ублюдок Парнаваз!

Васак сдержал свой гнев, и сам этому удивился. Душевная усталость сковала его в такую минуту, когда он и сам думал, что уничтожит дерзкого юношу на месте.

Тоном спокойного упрека он сказал:

– Отчего ты всегда так груб и непримирим? Когда же ты станешь более воспитанным? Ведь ты сын князя, марзпана, а не какого-нибудь простолюдина!

– Я, конечно, не простолюдин, но прежде всего – я армянин! А этот презренный Парнаваз задевает мою честь… Он более усердно старается совратить меня, чем это сделал бы любой перс! Он пресмыкается перед персами, лижет им ноги сам и хочет, чтоб это делал к я…

Понуро слушал Васак своего сына, не зная, как быть. Сын проявлял больше воли и сознательности, чем он ожидал… От кого же у мальчика эти черты, если не от той, которая сейчас упрямо остается в своих покоях, не желая показываться?

– А как же ты думаешь жит в мире с персами? – сурово спросил он – Еще посмотрим, что раньше придется делать, -жить с ними в мире или воевать? -усмехнулся Бабик.

Васак насторожился:

– Как это – воевать?

– Ну да – воевать за родину!

– Кто тебе сказал, что может быть война с ними?

– Весь Сюник об этом говорит. Ты же сам вместе со Спарапетом поднялся против Азкерта, а меня думаешь удержать?!

– А ты при чем? Какое тебе дело до того, что решили нахарары?

– Эх, отец, уж если Спарапет призовет к восстанию и весь народ подымется, неужели мне оставаться в стороне? Ты-то сам остался бы?

Васаку показалось, что пощечина обожгла ему лицо.

– Убью тебя на месте, щенок! – вскричал он. – Кто распоряжается в стране – марзпан или Спарапет? Ты смеешь в моем присутствии произносить имя Спарапета?! Убирайся отсюда сейчас же и скажи, чтоб приготовили все: завтра мы выезжаем в Персию. Ты также! – обратился он к Нерсику.

Нерсик схватил руку отца:

– Нет, нет, отец!.. Азкерт будет притеснять и мучить армян, будет война, а нас ты хочешь отвезти в страну врагов!

– Говорю тебе, иди приготовься! Нерсик заплакал.

– Счастлив сын Спарапета, он будет сражаться с персами! – выговорил он сквозь слезы.

Васак с силой оттолкнул его от себя. Нерсик ударился головой о стену и упал. Изо рта у него хлынула кровь, он стал захлебываться. Васак бросился к нему, взял его на руки и перенес в к село. Не выпуская из объятий, он поцеловал его.

– Хорошо, успокойся!.. – произнес он глухо. С молчаливым и суровым осуждением глядел на отца Бабик. «Весь в мать!» – с горечью и гневом подумал Васак. Он кликнул дворецкого:

– Вели готовить коней и запасы на дорогу. Скажи Враму, чтоб одел телохранителей: завтра выезжаем в Персию через Арташат.

Бабик бросился к двери. Казалось, он собирается бежать.

– Куда? Вернись! – крикнул вслед ему Васак. – Верни мальчишку!.. – приказал он дворецкому. – Врам!.. В дверях появился сотник.

– Приведи Бабика!

Плачущий Нерсик, заметив искаженнее злобой лицо отца, перестал плакать и обнял Васака.

– Не надо, отец! Пощади, отец!..

Врам привел Бабика.

Васак шагнул к нему и с угрозой спросил:

– Ты что, не понял, что мы едем в Персию?

– Понял… – ответил Бабик сурово и спокойно.

– Куда же ты бежал?

– Никуда. Куда мог я бежать от матери? – Бабик взглянул отцу прямо в глаза.

– От матери?.. Ты в Персию едешь! При чем тут мать?

– Как же я ее одну здесь оставлю?

– Почему одну?

– Неужели я один поеду в Персию?

– Если я с тобой, это значит, что ты один? Бабик тяжело вздохнул и покачал головой:

– Не понимаю, отец, чего ты хочешь от нас?

– Я хочу, чтобы вы получили военное образование и заняли подобающее вам высокое положение. А вы упорствуете! Одичали здесь… Я не потерплю этого! Приготовьтесь: завтра рано утром выезжаем в Арташат. А теперь идите!

Бабик и Нерсик, удрученные, побежали к матери. Узнав об их предстоящем отъезде, Парандзем побледнела и схватилась за сердце. Страшная весть сразила ее. До сих пор она лишь глухо сопротивлялась Васаку, находя утешение и опору в любви детей. Теперь, когда у нее отнимали и это, когда ей предстояло остаться одной, хватит ли у нее сил бороться открыто?..

Тревога охватила ее. Удар грозил давно, она его всегда ждала, но лишь теперь, когда он был нанесен, она почувствовала всю его силу. Парандзем сделала движение, чтоб встать, пойти к Васаку…

– Что мне делать?.. Как упросить его? – в смятении обратилась она к Дзвик.

Нерсик приник к матери.

– Иди, мать, попроси его, чтоб он не брал нас с собой. Я не могу ехать!

– Ах, бедные мои дети!.. – простонала Парандзем, поднимаясь.

– Не стоит его просить! – сумрачно промолвил Бабик. – Все равно он на своем настоит и возьмет нас. Напрасно только мать будет унижаться перед ним.

– Значит, ты едешь? – испуганно спросил Нерсик.

– Нет! – решительно ответил его брат.

– Как? Ты хочешь сопротивляться?! – ужаснулась Парандзем – Бога ради, не делай этого! Ты накличешь беду на свою голову!

– Пусть делает со мной, что захочет, – я не еду!

Парандзек в отчаянии всплеснула руками:

– Что мне делать, господи?! Что делать?..

Она не знала, на что решиться. Допустить, чтоб детей увезли? Но для нее это было равносильно смерти… С другой стороны, она трепетала при мысли, что если Бабик откажется ехать – Васак в ярости может его изувечить…

Всю ночь она провела, то сидя у окна, то шагая взад и вперед по опочивальне. Сыновья не находили для нее слов утешения; они сами нуждались в утешении.

Месяц выплыл из глубины гор. Его сияние печально лилось во мглу громадного ущелья, на дне которого сонно бормотала река. Тоскливо кричала какая-то ночная птица. Сердце у Парандзем разрывалось. Ей хотелось плакать, плакать навзрыд и долго. Но она была лишена и этой безрадостной возможности облегчить сердце. Малейшее проявление отчаяния с ее стороны заставило бы еще более страдать разлучаемых с нею детей, а она не хотела быть причиной их огорчений… Она овладела собой и села.

– Идите ко мне! – обратилась ока к детям, придвигая аналой, на котором разложена была их любимая рукопись- творение Мовсеса Хоренаци. – Сядьте около меня, родные мои…

Бабик и Нерсик сели рядом с ней. Парандзем начала им читать. Почему она читала и почему выбрала именно этот час и эту рукопись – осталось непонятным для мальчиков. Но на них подействовала торжественность матери, и они молча подчинились ее желанию.

Парандзем читала громко, с воодушевлением. Проникнутое патриотическим чувством творение «отца истории» зажигало ее. Оно говорило о том, что народ армянский мал численностью, но велик своими деяниями, достойными увековечения… Летописей повествовал об армянских царях, которые не знали, что такое рабство, рассказывал о Тигране Втором, который вел победоносные войны с грозным Римом.