Чем дальше продвигался караван, тем неприветливее становилась местность. Справа протянула к путникам свои огромные серые лапы великая Иранская пустыня. Припав жадной, ненасытной пастью к возделанным областям, она неустанно вгрызалась в них, обгладывая их и пожирая Временами взвивался и кружился в бешеной пляске песчаный смерч, дыша, палящим зноем.

Тоска давила Вардана. Сколько раз проходил он по этой дороге в Апар, спеша на войну с кушанами за Азкерта или его предшественника.. Но тогда была у него какая-то цель: служа персам, он, по крайней мере, чувствовал, что защищает государство, и платой за его службу бы па предоставленная его родине относительная независимость… Что же дала ему добросовестная служба по охране Персии от ее врагов?.. Вот она, награда – утомительная, дальняя и унизительная поездка на суд. За что? За то, что он защищает свою родину, ее свободу?

Вот там, впереди всех, едет он – марзпан страны Армянской, ревностный слуга Азкерта; тот, который не захочет поступиться ни одним из своих золотых украшений ради освобождения отчизны… О чем он думает, что предпримет при дворе? Неужто ради блага отчизны не должен он пожертвовать званием марзпана? Но кто знает?..

Весеннее солнце жгло. Зной вызывал жажду, нагонял сонливость. Гадишо, проехав вперед, беседовал с Васаком, остальные нахарары дремали в седлах. Вардан, устремив взор в безотрадную пустыню, думал о прсдсюящих испытаниях. Иногда взгляд его падал на Бабика и Нерсика. Не спрашивая никого, он все же догадывался, что Васак везет сыновей либо на службу при персидском дворе, либо для того, чтоб дать им воспитание в Персии.

– Если б Спарапет заговорил с тобой, что бы ты ему сказал? – спросил Нерсик своего брата.

– Я бы спросил: откуда у него шрам на лице? В каком сражении получил он эту рану?

– И какой большой шрам, ты только взгляни!

Бабик обернулся и глазами встретился с Варданом. Юноша сурово и пристально глядел на Спарапета, как бы желая заверить его. Не думай, что я не смогу сражаться! Я не уступлю твоим всадникам, если дело дойдет до боя, так и знай!..»

Вардан давно заметил, что братья так внимательно разглядывали его. Ничьего о них не зная, он превратно понял взгляд Бабика и, с неудовольствием отвернувшись, перевел взор на Нерсика, который со смущенной улыбкой опустил глаза.

«Младший более привлекателен, чем старший», – подумал Вардан и вспомнил о своем сыне.

С течением времени Вардан привык к мальчикам и к их пристальным взглядам. Узнав, что их везут в Персию на службу, он Чувствовал к ним жалость.

Васак и Гадишо, всесторонне обсудив положение и учтя возможности, какие могли ожидать их при персидском дворе, изыскивали способы выйти сухими из воды.

– Может ли царь предписать силой провести отречение от веры? -задал как-то вопрос Васак.

– Так он и поступит! – усмехнувшись, подтвердил Гадишо с полной и твердой уверенностью.

Васак оглянулся. Вардан беседовал с нахарарами, и как будто тревожно: не был ли он также озабочен грядущим л не изыскивал ли он пути к спасению?

– Отречение от веры произойдет непременно! – сказал Васак и испытующе взглянул на Гадишо. – Ты на это согласился. Согласится и Гют и, возможно, еще двое-трое из князей в армянской коннице… Найдутся согласные и у нас в стране. Но эти, эти!.. Этот таронец! Этот упрямый старый черт!

Васак подразумевал Ваана Аматуни. Гадишо улыбнулся.

– Теперь уж не имеет значения, кто будет противиться отречению. Отныне мы уже не кахарары страны Армянской, поскольку у нас нет ни отчизны, ни народа… Мы вернем их себе лишь ценой нашего отречения…

– Нет, мы еще представляем собой известную цельность! – возразил Васак. – Мы должны послужить примером для народа, так как что нашему слову армяне скорей пойдут на отречение, чем по принуждению персов. И значение свое мы можем еще более поднять, если будем разумны. Все этому благоприятствует…

– Я ожидаю раскола, – заявил Гадишо.

– И я также… И это еще более возвысит наших сторонников! – сказал Васак, злобно сверкнув глазами.

Гадишо неприятно поразил этот блеск в глазах Васака: ему почудилось коварство, безудержное стремление к власти и готовность ради этого предать всех – в том числе и его самого, Гадишо Васак очень скоро укрепил в нем это подозрение – Наш вес подымется еще более по сравнению с Деншапухом и прочей-мелочью, поднимется также и от сопоставления с этими «подвижниками»! Азкерт предоставит нам еще большие полномочия, еще большую власть. Ты полагаешь, что этот низов ухудшает наше положение? Нет! Сейчас мы можем предпринимать самые смелые шаги, стремиться к самым дерзновенным целям Час настал… Верен ли ты слову своему?

– Верен! – ответил Гадишо, угадавший по торжественному тону Васака, что тот хочет приоткрыть ему дверь в свой душевный мир. – Говори…

– Слушай же: высшая власть, о которой мы однажды говорили на Айраратской равнине, ныне сама дается нам в руки! Если есть у нас разум, если мы созрели, если в груди у нас бестрепетное сердце государственных мужей – то вот он, день наш! Итак, за дело – Как же следует нам поступить?

– Дадим согласие на отречение – и я и ты. И еще до того, как Азкерт прикажет!

– Но что скажут нахарары?

– Мы тайно это сделаем, через Михрнерсэ… Гадишо усмехнулся:

– Какую же цену будет иметь такое отречение? Не понимаю…

– Большую цену! – отозвался Васак. – Спарапет будет сопротивляться Азкерту. Жаль, что он не успел еще распорядиться о слиянии полков в государственное войско! Понимаешь, князь, кто подготовлял мятеж в стране? А Михрнерсэ войны не хочет. Ему куда выгоднее мирное отречение армян, проведенное нашими же руками… Да, мы еще представляем большую ценность, не сомневайся в этом!..

– Ну что ж, поживем – увидим…

Бабик сделал знак брату прислушаться: говорил Спарапст, он, видимо, доканчивал какую-то фразу… Нерсик услышал:

– Не сделаем этого мы – так сделает народ! Это дело народа, не властелинов… Его совершат общегосударственное войско и народное ополчение…

– Но без нас народу не справиться! – возразил Ваан Аматуни.

– Эх, азарапет! – рассмеялся Вардан. – Когда человек готов идти на смерть, ему все будет удаваться! Самая большая помеха – это страх смерти. Не отчаивайся! Атом Гнуни к остальные – способные полководцы.

– Дай бог! Дай бог! – проговорил старик азарапет, качая головой. Взгляд его случайно пал на мальчиков.

– Куда это везет он детей?

Вардан с улыбкой взглянул на азарапста. Бабик ждал, что он скажет хотя бы слово о них, но Вардан промолчал.

– Очень уж он озабочен!… – проговорил азарапет, намекая на Васака. – Боится за свое звание, иначе так не волновался бы. А жизнь он всегда сумеет как-нибудь спасти.

– Жажда власти и приведет его к гибели!.. – заметил Вардан.

Когда караван приблизился к Нершапуху, Васак выслал вперед гонца известить Михрнерсэ о прибытии марзпана и армянских нахараров. Он готовился обставить свой въезд в Нюшапух, ко дворцу Азкерта, большой пышностью. Издавна узаконено было обычаем, что по прибытии армянской конницы во главе с нахарарами в столицу персов или в какую-либо иную царскую резиденцию царь высылал им навстречу именитого военачальника и справлялся о благоденствии и благополучии страны Армянской. Приветствие приносилось от имени страны Персидской и самого даря, и повелитель лично присутствовал при торжественном прохождении армянской конницы.

А перед каждой войной персидский царь всегда объявлял благодарность армянской коннице за прибытие в Персию и прославлял ее перед придворными сановниками и вельможами, припоминая деяния предков прибывших армянских воинов и поименно называя отличившихся храбрецов.

Васак ждал без малейшей тени сомнения, что такой же прием ожидает их и на сей раз. Он был уверен, что Гют и Кодак уже подготовили почву и что, хотя бы из внимания лично к нему, Михрнерсэ не откажет в достойном и приличествующем приеме, если даже и не пожелает выказать приветливости в отношении остальных нахараров.