Сашка выпил и достал сигареты.

— “Элита”? — удивился Пит,— как тогда?

— Он же всегда её курит,— рассмеялась Лена,— или “Ахтамар”, когда достать удаётся. Это единственное, что в нём постоянно —— не считая включённого круглые сутки компьютера... В последнее время.

«А ведь не так,— подумал Сашка,— тогда были “Элита” и “Рига”. Пищер как раз перед своей ‘посадкой’ в Ригу мотался по тем делам — привёз пару блоков...»

— Да,— согласился Сталкер,— это — да... Я тогда стрелял у него. Меня ещё поразило — щели, шкурники лютые, даже у Коровина не “прима”, а труха — а у этого бойкого чайника такая роскошь... И все сухие, целые...

— У меня портсигар был из военной аптечки,— сказал Сашка.

— Да-а,— протянул Сталкер,— кто бы мог подумать, что та история нас так сложит... надолго. Даже Коровин до сих пор где-то рядом шхерится. Никогда не забыть мне, как он появлялся обычно — входит/вкатывается этаким скромненьким колобком в грот и тихонечко-вежливо спрашивает: ребята, у вас случайно не найдётся какой-нибудь гитары? А то поиграть охота... А когда ему протягивают — тихо так отвечает: да нет, я имел в виду “музиму” или “крэзонату”, на худой конец... Это в Ильях-то, представляете???

— И всё ты перепутал, Сталкер,— Сашка рассмеялся,— про гитару у него не первый, а обычно второй вопрос был. Потому что перед тем он спрашивал: ребята, у вас случайно какой-нибудь еды не найдётся? А то очень кушать хочется...

— И что, когда ему протягивали еду, также отказывался? — спросила Люба.

— Боже упаси! — воскликнули одновременно Сашка со Сталкером,— чтоб Коровин отказался поесть?.. У нас случай был — Ленка перепутала толчёный сухой спирт с сахаром, и манку ‘подсластила’... Так никто есть не смог — хотя я каждому в комплекте с ложкой и ‘алло, холл’, и но-шпу, и баралгин предлагал — а Коровин...

— Неужели съел? — ужаснулась Люба.

— Нет,— развеял её опасения Сашка,— но попробовал порядочно... На две ложки против каждого — если учесть, что никто и ложки не смог...

— Потому все на его фокус с гитарой и попадались: знали, что он не только пожрать — но и побренчать любит...

— Вам бы так бренчать — обоим,— вступилась за Коровина Лена. — К тому же он перед тем, как в грот войти, за поворотом всегда свою подземную “кремону” прятал. А потом говорил: ну, раз у вас нет — пойду, поищу... И тут же возвращался со своей, к всеобщей радости. Благодарил за еду — и уж как благо дарил... А потом шёл в другой грот и там повторялось тоже самое. Иные по гротам шлялись на халяву водкой накачиваться, да байки сомнительные травить,— она в упор посмотрела на Сталкера,— забывая, что их где-то ждут...

— Это она сестру свою в виду имеет,— пояснил для Любы Сталкер,— но что я, виноват? Я ж ей предлагал со мной ходить — и ждать напрасно не надо было бы... да. И я бы с утра не мучился — где спал, с кем,— и с чего, главное...

— Да,— сказала за него Лена,— а Коровин по еде ходил.

— Как это — “по еде”? — хмыкнул Сашка,— по еду...

— По воду.

— Пое... — начал Сталкер, но осёкся, глянув на Любу. — Ты лучше скажи,— он повернулся к Сашке, Питу,— как вы их нашли. Коль пошёл мемуарный вечор... А то я до сих пор — представляешь? — десять лет уже, как не в курсе, да. Там не до расспросов было, а потом меня из “родного-и-самого-любимого” зачёткой под зад вышибли — откосить не успел, как в ‘зольдатен’, то есть в ‘субмаринеры’ забрили — на самые, между прочим, плодотворные и кайфные годы жизни, теоретически,— гады. Так и жил в полной и счастливой ‘умеренности’, что всё знаю и помню: сами знаете, с какими комплексами из советской армии возвращаются... А из ‘дальневодосточного флэта’ — и подавно, да. Для меня ведь как было — мы вернулись в Кафе к семи, почти ‘вплитык’... Устали страшно...

— Рассказывай — но не мне. Полночи в Подарке лясы точили, Пищеру и прочим магистрам кости мыли — мне ведь Пиф пожаловался...

— Ну так уж и полночи... Это у него на нервной почве часы растянулись. А шарили мы вполне добросовестно — да что толку было? Вернулись, поставили чай — тут и Ященко со своими подошли... Магистрат наш, да. Злые, как черти: всю Правую, говорят, обшарили — хорошо ещё, что в НКЗ лезть не пришлось — бог их каким-то чудом надоумил...

— Не чудом, а Мраком... Лапоть. У него ж там по всем проходам секретные сторожки расставлены были.

— Надо же,— удивился Сталкер,— а я и не знал... Ну да ладно. Только приготовили жрач — прилетает Коровин: «дайте срочно что-нибудь поесть, и побольше — а то мы их нашли!» — кричит, аж уши закладывает... Ну, мы с перепугу ему полный кан и даём — как сейчас помню, ещё горячий — картошка с тушёнкой, и тушёнки, между прочим, порядочно — не как сегодня, да,— он в упор посмотрел на Лену.

— Больше зарабатывать будешь — больше тушёнки получишь,— спокойно ответила она. — И так весь выезд на одной сашкиной ‘зряплате’ держится...

— Я свою долю алкоголем вношу,— парировал Сталкер,— а знаешь, сколько он теперь стоит? И откуда берётся? Я, например, не знаю. Да. В общем, подумали мы, что они там все голодные и их кормить надо — и сунули Генке кан. Полный. Ну, он и срубал его на наших прямо глазах... И пока не дошкрябал ложкой до самого дна — и изнутри и снаружи не вылизал — ни слова мы от него не услышали. Так стояли вокруг, и бессмысленно ждали... Бесценной от вас информации. А там, конечно, рванули — побежали, впряглись... Да вы уж геройски...

— Сашка прикурил от ветки, вытащенной из костра, глянул в свою кружку, посмотрел на Лену.

— Кому это сейчас интересно?

Лена фыркнула, взяла гитару.

— Давай-давай, похвастайся... Народ, видишь, жаждет.

: Она не любила этой истории — неприятно и больно было вспоминать её,— и Сашка теперь смотрел на многое по-другому...

— Собственно, чего рассказывать? Я след нашёл в том ходе, что прежде к Липоте вёл. Отпечаток вибрама и над ним плита — сантиметрах в восьми. След под плиту. Плюс шкурники вместо штрека. В общем, всё было ясно. Коровин, воя от голода, за вами побежал, а мы с Питом распаковали транс со снарягой и начали копать — то, что можно было копать...

* * *

– из Гены Коровина:

: Тому, кто бродит без света

По дальней системе жуткой –

Выхода не найти…

По штрекам, по гротам

проходят чичаки,

Пять чайников крепями

рвут анораки,

Им кажется, что недалёко до входа –

Но тянется время, как долгие годы;

И нету ни света, ни сил, ни дыханья –

А только одни лишь камней изваянья,

И выхода нету,

и входа не видно –

И это обидно,

чертовски обидно...

: Ай, вечная полночь,

: Ай, слёзное море –

Горькое Горе,

Горькое Горе...

Давно потеряли

того, кто завёл их

В объятия штреков –

холодных и тёмных:

Вода то и дело стучится им в темя,

И села система, и села Система –

И нет никакого в мыслях пониманья,

А только одно лишь в грязи кувырканье –

Так как же им быть,

беспросветно блудящим,

О жизни скорбящим,

навеки пропащим?..

( Ай, вечная полночь,

Ай, слёзное море –

Горькая доля,

Жестокая доля... )

— Так бей же по камню, кидайся во тьму,

Долби головою об эту плиту:

Тебя всё равно никогда не услышат,

Лишь может быть кто-то об этом напишет –

Когда ваши крики, пройдя сквозь века,

Случайно затронут того чудака,

Который когда-то завёл вас в пещеру,

Но принял не в меру,

Но принял не в меру...

— Ай, Вечная Память,